Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич

Американцы прибыли в Париж не в лучшем настроении. Накануне подписания перемирия, 5 октября, в США прошли выборы в Конгресс и Сенат, которые демократы, вопреки всем прогнозам, проиграли. Вильсон к тому же перед выборами умудрился всерьез разругаться с победившими республиканцами, многие из которых искренне поддерживали его политику в годы войны. Теперь у партии Вильсона было меньшинство в обеих палатах на Капитолийском холме. По американским законам новые сенаторы и конгрессмены должны были занять свои места в марте следующего года, и команде Вильсона желательно было решить свои задачи в Париже до того, как большинство на Капитолии перейдет к республиканцам. Впрочем, был и другой вариант, который подсказывали президенту многие помощники, — включить в состав американской делегации своих политических оппонентов. Хауз, например, советовал Вильсону включить в группу официальных представителей США на конференции бывшего президента У. Тафта, республиканского политика Э. Рута, а также министра финансов и по совместительству зятя хозяина Белого дома У. Мак-Аду. «Тогда, — считал Хауз, — получился бы работоспособный состав, политически неуязвимый» ⁶. Такой шаг действительно мог избавить Вильсона от многих последующих проблем, но количество официальных членов не должно было превышать пяти человек, и Вильсон остановился на Хаузе, госсекретаре Лансинге, американском после в Париже Генри Уайте и генерале Таскере Блиссе. Во главе этой команды Вудро Вильсон собирался документально засвидетельствовать в Париже торжество Соединенных Штатов, которое из-за расхождений с домашними оппонентами он все больше рассматривал как свое личное. Вильсону не нужны были в Париже лица, которые могли бы разделить с ним славу триумфатора.

Был еще вариант пригласить отдельную сенатскую делегацию прибыть в Париж для того, чтобы на месте следить за работой конференции, принимать участие в различных неформальных обсуждениях, давать советы и стать, таким образом, сопричастной к принятым в столице Франции решениям. Для этого Вильсону надо было перешагнуть через партийные пристрастия и стать, хотя бы на время мирных переговоров, общенациональным лидером. Черчилль совершенно не понимал, почему Вильсон «не попытался привлечь весь Сенат в целом к переговорам о заключении мирного договора. Если бы президент настаивал на этом, — считал Черчилль, — то республиканские сенаторы не могли бы отказаться войти в состав сенатской делегации на мирной конференции; напротив того, по всей вероятности, они отправились бы туда с большим удовольствием... Но под влиянием своих партийных симпатий и уверенности в личном превосходстве он пренебрег этой необходимой предосторожностью» ⁷. При этом Вильсон был почему-то уверен в том, что на мирной конференции американцы будут «единственными незаинтересованными людьми и что люди, с которыми нам придется иметь дело (Союзниками. — И. Т), не представляют своих собственных народов» ⁸. Европейцы были противоположного мнения. «Вильсон прибыл в Европу, — вспоминал позже Ллойд Джордж, — в качестве представителя величайшей демократической страны мира, дискредитированный тем общеизвестным фактом, что он уже не является подлинным выразителем ее мнения или действительно полномочным истолкователем ее политики» ⁹. Все эти ошибки и предубеждения американского президента в конечном итоге дорого обошлись, причем не столько Соединенным Штатам, сколько самому Вильсону и миру в целом.

Во Франции для подготовки мирного договора были созданы две комиссии. Первая, под председательством известного историка Эрнеста Лависса, исследовала исторические, этнографические, географические и политические аспекты готовившихся территориальных изменений в Европе и на Ближнем Востоке. Вторая, во главе с сенатором Жаном Морелем, занималась экономическими вопросами мирного урегулирования, то есть, называя вещи своими именами, — репарациями. Обе комиссии были подотчетны Андре Тардье, помощнику Клемансо, а в дальнейшем — трехкратному премьер-министру Франции ¹⁰. Противники французского премьера уже тогда поговаривали, что Клемансо и шага не сделает без совета Тардье. «Клемансо озвучивает то, — утверждал президент Пуанкаре, — что нашептывает ему Тардье» ¹¹. Вряд ли дело обстояло таким образом. Клемансо всегда был не просто самостоятельной, но скорее даже самодостаточной фигурой. Не случайно на многие заседания и встречи во время конференции Клемансо любил приходить один. Ему не нужны были ни Пишон, ни Тардье, ни другие члены и эксперты французской делегации. Французский посол в Лондоне Поль Камбон, посмотрев на стиль работы Клемансо, с горечью отмечал, что в нем отсутствует какая-либо организованность. Он «берет на себя все обязанности и всю ответственность, — записал Камбон, — и в результате ничего не работает. И этот семидесятивосьмилетний человек, больной диабетом. принимает по пятьдесят человек в день, загружает себя тысячью деталями, которые он должен был бы оставить своим министрам... Никогда во время войны я не был так обеспокоен, как теперь за мир» ¹².

Так или иначе, структура французских подготовительных комиссий ясно давала понять, что вопросы Лиги Наций занимают подчиненное место в планах французов на конференции. В своих воспоминаниях о тех днях Жорж Клемансо и вовсе называл разговоры о Лиге Наций «болтовней и суперболтовней», которой «слишком доверял» президент Вильсон ¹³. Хотя, надо сказать, что накануне конференции Клемансо, чувствуя скрытое противодействие Англии, стремился заранее заручиться американской поддержкой. Ему удалось даже убедить полковника Хауза в том, что «он никогда не вынесет на рассмотрение мирной конференции ни одного вопроса, предварительно не согласовав его с нами. Из этого ясно следует, — оптимистично сообщил Хауз президенту, — что при нашем несогласии он уступит нашим пожеланиям и суждениям» ¹⁴. Иногда Хауз был поразительно наивен! На конференции Вильсон сделался постоянным объектом шуток Клемансо, который всегда отличался обидным для своих оппонентов острословием. Он вполне мог при обсуждении вопроса о будущем острова Гельголанд, где во время войны размещалась база германских подлодок, кивнуть на Вильсона и съязвить, что тот передаст остров Лиге Наций. Или пообещать президенту, что по окончании полномочий он будет сделан «Великим Турком» ¹⁵. Когда идеалиста Вильсона заносило слишком далеко, Клемансо хватался за голову и всем своим видом показывал, что президент «хороший человек, но у него не все дома» ¹⁶.

В любом случае у Франции были иные виды на мирную конференцию. Их главная цель в войне — возвращение Эльзаса и Лотарингии — считалась фактически достигнутой соглашением о перемирии. На передний план поэтому выходили другие задачи. После развала российской армии и поражения германской французская армия становилась самой большой в мире. Клемансо, конечно же, приятно было иметь за спиной такую силу (почти 2,5 миллиона человек весной 1919 года). Но чувство законной гордости и ощущение национального величия изрядно подмачивались осознанием того, что у Франции, привыкшей к роли мирового кредитора, накопилось огромное количество долгов, главным образом перед Соединенными Штатами. Собственные деньги съела война. Возврат российских кредитов был под большим вопросом. Надо было содержать огромную армию, которую Франция не распускала, по-прежнему испытывая страх перед Германией, восстанавливать разрушенные войной и разграбленные провинции, запускать новую экономику и платить по собственным долгам. Естественным источником денежных поступлений для решения всех своих проблем французам виделась Германия. «Пусть Германия сначала заплатит» (Que I’Allemagne paye d’abord) — такой плакат, расклеенный по всему Парижу, встречал прибывавших в столицу Франции иностранных дипломатов ¹⁷. Французы вспоминали наложенную на них почти полвека назад Бисмарком гигантскую контрибуцию и собирались потребовать с немцев ту же монету. Репарации и превращение Германии в державу, никогда более не способную угрожать Франции, — такими были главные задачи, которые ставил перед собой Клемансо.