Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Передавая послание Чемберлена, Гендерсон обратил внимание на решительный, хотя и несколько театральный настрой фюрера. Послу даже показалось, что «ефрейтор предыдущей войны мечтает предстать победоносным генералиссимусом следующей» 12. Гитлеру действительно никогда не был чужд театральный пафос. Но в конце августа 1939 года он не блефовал. Дата вторжения в Польшу была определена, и после нейтрализации Советского Союза, казалось, ничто не могло поколебать его решимости. «На этот раз мы не обойдемся без насилия», — заметил Гитлер своему адъютанту 23 августа 13. Гендерсону фюрер сообщил о преследованиях немцев в Польше, о 100 тысячах немецких беженцев, покинувших Польшу в последние недели, о том, что вина за это ложилась и на Англию, которая поощряла поляков. В общем, привел традиционный для себя набор «аргументов». Все напоминало его прошлогодние нападки на чехов, когда надо было оправдать жесткую позицию по Судетам. На этот раз Гитлер добавил, что намерен воевать в любом случае, потому что войны не избежать, и он предпочитает начать ее сейчас, когда ему пятьдесят лет, а не позже, когда ему исполнится пятьдесят пять или шестьдесят 14. В тот момент Гитлера больше заботило оправдание для истории, чем поиски мирного решения.
24 августа Чемберлен выступил перед палатой общин. Он никогда не был выдающимся оратором и произносил свои речи ровным, бесцветным голосом. «Премьер-министр держался спокойно и с достоинством, — записал в дневнике Гарольд Николсон, — но не сказал не единого слова, способного кого-нибудь воодушевить. Он выглядел как патологоанатом, дающий заключение по делу об убийстве» 15. В тот день, однако, Чемберлен, пусть и без эмоций, произнес именно те слова, которые были необходимы и которых ждали от него члены парламента. Британский премьер признал, что советско-германский пакт стал для него «очень неприятной неожиданностью», но Британия будет сражаться ради защиты Польши. Если все усилия Британии сохранить мир не увенчаются успехом, объявил Чемберлен, «мы будем сражаться, но не за политическое будущее далекого зарубежного города, мы будем сражаться за сохранение тех принципов... разрушение которых повлечет за собой крах любых возможностей сохранить мир и безопасность для всех народов мира» 16. Страх перед войной, который испытывали парламентарии еще год назад, исчез, и его место заняло стремление «не допустить слабины» в британском ответе, — написал член палаты общин, отставной генерал Эдвард Спирс в своих воспоминаниях 17. Выступление премьера вполне соответствовало этим ожиданиям. Аналогичное заявление Галифакс сделал в палате лордов 18.
Жесткая позиция англичан вынудила Гитлера изменить свои первоначальные планы. Строго говоря, в последнюю неделю августа фюрер корректировал свою позицию дважды. Первый раз — 25 августа. Еще двумя днями ранее, когда ему только стало известно об успехе, достигнутом Риббентропом в Москве, Гитлер был уверен, что на следующий день правительства Чемберлена и Даладье падут. Именно поэтому он говорил 23 августа с Гендерсоном нарочито грубо. Когда посол стал объяснять, что у Англии есть обязательства перед Польшей, Гитлер прервал его: «Ну так и выполняйте их. Если выдали карт-бланш, то должны нести по нему ответственность» 19. Через два месяца с Польшей будет покончено, сообщил фюрер послу. И тогда, «если Англия будет настолько глупа, что попытается воспрепятствовать его планам», 160 дивизий будут брошены на Западный фронт 20. Прощаясь и уже стоя в дверях, посол, озадаченный столь холодным приемом, вынужден был признать, что его «миссия в Германию провалилась, и он горько сожалеет об этом» 21. Как только за послом закрылась дверь, фюрер радостно рассмеялся и бросил присутствовавшему на встрече статс-секретарю Вайцзеккеру: «Чемберлен не переживет этой беседы: его кабинет падет в тот же вечер» 22. Утром 25 августа Гитлер первым делом поинтересовался у своего пресс-секретаря Отто Дитриха, который мониторил для фюрера сообщения зарубежной прессы: «Какие там новости о правительственных кризисах (в Англии и Франции. — И. Т.)?»23 Оказалось, что ожидавшихся фюрером новостей нет.
Вероятно, Гитлер рассчитывал, что известие о германо-советском пакте вкупе с угрозами и грубым приемом, оказанном английскому послу, вызовут скандал в британском обществе, на волне которого правительство Чемберлена уйдет в отставку. На настроение Гитлера сильное влияние оказал рассказ Геббельса о пресс-конференции, устроенной им днем для иностранных журналистов. «Сенсация была фантастической, — докладывал министр пропаганды. — А когда за окнами одновременно раздался звон многих колоколов, британский корреспондент обреченно заметил: “Это похоронный звон по Британской империи”» 24. Отставка Чемберлена в такой обстановке казалась Гитлеру неизбежной. Потребуется какое-то время, чтобы в Англии появилось новое правительство. Тем временем Германия начнет военные действия против Польши, быстро вмешаться в которые из-за отсутствия правительства Англия просто не сможет. В этом Гитлер явно просчитался. Вопрос об отставке британского премьера даже не поднимался. Гитлер понял, что ему и дальше придется иметь дело с тем же британским правительством.
Когда фюрер понял, что ошибся в первоначальных расчетах, он изменил тактику. Его основная цель осталась прежней — локализовать войну с Польшей, не дать перерасти столкновению с ней в европейскую войну с участием Англии и Франции. Но 25 августа Гитлер решил вместе с кнутом использовать и пряник. Он задумался над тем, как предоставить Англии благовидный предлог, чтобы та сама отказалась от данных ранее гарантий и оставила Польшу один на один с Германией. В этот день Гендерсон, несмотря на то что накануне дважды встречался с Гитлером в Берхтесгадене, был неожиданно вызван в рейхсканцелярию на еще одну встречу с фюрером. В Лондоне Чемберлен и Галифакс провели несколько часов в тревожном ожидании. Они не знали, зачем был вызван британский посол, и не смогли дать ему никаких инструкций. Чемберлен ожидал худшего. Он опасался, что Гендерсону будет вручен ультиматум с предписанием покинуть Германию. Как признавался сам премьер, все время ожидания известий от посла он молча просидел в кабинете, будучи не в состоянии ни читать, ни говорить и чувствуя острую боль в желудке 25. (У Чемберлена был рак желудка, который свел его в могилу в ноябре следующего года.) Худшие опасения Чемберлена, однако, не подтвердились.
Накануне, после беседы на повышенных тонах в альпийской резиденции Гитлер передал послу довольно жесткий письменный ответ на послание Чемберлена. В Берлине фюрер попытался сгладить неприятный осадок от прошлой беседы и дал понять английскому послу, что согласие между Англией и Германией все еще возможно. Гитлер выглядел гораздо более спокойным и дружелюбным, чем накануне. Он сказал, что много думал о словах Гендерсона, оброненных при прощании, и решил сделать свое «последнее предложение, касающееся англо-германского урегулирования» 26. На руках посла оказались, таким образом, сразу два документа, которые он должен был передать своему правительству, — письменный ответ Гитлера на обращение Чемберлена и запись сказанного фюрером в ходе последней беседы, перевод которой Пауль Шмидт привез в английское посольство спустя час после встречи. Чтобы Гендерсон как можно быстрее доставил документы лично в Лондон и сам принял участие в их обсуждении, Гитлер даже предоставил английскому послу персональный транспортный самолет. Это, кстати, тоже интересный вопрос. Существовали и другие способы быстрой передачи информации, а посол никогда не выполнял функции дипкурьера. Собственно говоря, получив послания Гитлера, британский посол тотчас передал их по телеграфу в Лондон. Гендерсон и сам был несколько озадачен подобным предложением фюрера и специально позвонил в Форин Офис, чтобы получить инструкции. Кадоган сказал — лети 27. Возможно, фюрер хотел спланировать все так, чтобы английского посла не оказалось в Берлине в тот момент, когда Германия начнет военные действия против Польши. А их начало намечалось по-прежнему на 26 августа.
