Самые жестокие преступники. Психологические профили нацистов, диктаторов, сектантов и серийных убийц - Гарридо Висенте
Конечно, нельзя забывать о месте и времени, в которых жил Саддам. Ирак – это страна, искусственно собранная в результате колониальных интересов великих держав, с этническими меньшинствами, между которыми трудно было найти согласие, окруженная нациями с противоречивыми и зачастую враждебными интересами. Человек, который с помпой назвал Первую войну в Персидском заливе «матерью всех битв» (как будто он мог победить грозную коалицию, восставшую против его агрессии в Кувейте), не смог бы достичь вершины власти, если бы не столкнулся с хаосом, который десятилетиями подтачивал социальную ткань Ирака, оставив ее почти разрушенной. Если тиран не наследует власть от предыдущего, его появление всегда требует глубокой нестабильности, чтобы простые люди жаждали быстрого решения через сильного и харизматичного лидера. Саддам идеально подошел для этой роли: после первых лет процветания, когда он утвердился как могущественный лидер, уважаемый многими, наступили годы войны и разрушений, в которых миру было показано его истинное лицо.
После подавления любого сопротивления и критики Саддам совершил роковую ошибку, не осознав, насколько ограничены его возможности в управлении страной, стоящей на минном поле. Ключ к этому – вера в свое превосходство и попытка подогнать реальность под собственные желания. Тиран отождествлял себя с Навуходоносором, царем Вавилона, который завоевал Иерусалим в 586 году до н. э., и с Саладином, султаном Египта и Сирии, уроженцем Тикрита, как и сам Саддам, который вернул Иерусалим в 1187 году, победив крестоносцев. Только ум, искаженный крайним нарциссизмом, мог так плохо предугадать последствия войн с Ираном и Кувейтом, а также действий, предшествовавших Второй войне в Персидском заливе. Тем не менее, как и в других случаях, я не вижу у Саддама психического расстройства: психопат трактует реальность в свою пользу, но не страдает от галлюцинаций или бредовых фантазий, не живет в альтернативной реальности, как это бывает с психотиком. Его просто не интересует ничего, кроме собственной грандиозности, которую он измеряет своей способностью удерживать власть через террор. Однако читая его биографию, нельзя не задаться вопросом: не произошло ли в те тяжелые годы что-то, что сломало его дух? (И то, что его старший сын оказался психопатом худшего рода, оставляет вопрос о его генетическом наследии открытым.)
Тот факт, что его сыновья были застрелены американскими солдатами незадолго до его собственной казни, вынесенной судом, ставшим возможным благодаря победе армии, которой он осмелился бросить вызов дважды, символизирует жизнь и правление Багдадского мясника: превратив свою страну в тюрьму с помощью постоянного террора, Саддам, скрывающийся и трясущийся от страха, бедный как нищий, метафорически вернулся к началу своей жизни – в убогое детство, в котором не знал ни утешения, ни любви, и встретил свою кончину от рук тех, кто обладал неукротимой огневой мощью. Его гордость уже ничего не стоила, однако, по крайней мере, он умер, не показав трусости.
Радован Караджич
Радован Караджич любил две вещи больше всего на свете: поэзию и свою родину, частью которой он считал себя, – Сербию. Первая принесла ему известность, вторая сделала одним из Балканских мясников, одним из величайших убийц, которые появились на свет после Второй мировой войны.
Родившийся 19 июня 1945 года в югославском городе Петница (на территории современной Черногории), Караджич с детства впитал в себя националистические идеи. Хотя его отец Вуко в тот момент отбывал тюремное наказание, именно он стал для Караджича примером для подражания. Вуко входил в ряды четников – сербских ультранационалистов-монархистов, воевавших против хорватских усташей, союзников нацистов и социалистических партизан. Когда последние пришли к власти и провозгласили Республику Югославия, Вуко был арестован и приговорен к нескольким годам тюрьмы.
В 1960 году Караджич переехал в Сараево – столицу Боснии и Герцеговины, одной из республик Югославской Федерации. Там он изучал психиатрию и начал свою политическую и литературную карьеру. В 1968 году на философском факультете он стал известен своими выступлениями, в которых обязательные социалистические лозунги перемешивались с яростным сербским национализмом. В том же году Караджич опубликовал свой первый сборник стихов «Безумное копье».
В 1971 году он получил диплом и югославские власти разрешили ему продолжить литературные исследования в Колумбийском университете в Нью-Йорке, где он проживал с 1974 по 1975 годы. Вернувшись в Югославию, Караджич работал в психиатрической службе Сараевской больницы, а в 1983 году стал психологом в одном из крупнейших футбольных клубов страны – белградской «Црвене Звезде».
В 1990 году он стал одним из основателей Сербской демократической партии Боснии и Герцеговины, главной целью которой было воплощение мечты о Великой Сербии – объединение всех югославских территорий, где проживали сербы, или исторически связанных с ними, включая Косово, на тот момент населенное в основном албанцами. В 1991 году эта партия вступила в союз с другими националистическими силами Боснии – мусульманской и хорватской, чтобы сместить с власти правящую социал-демократическую партию. Этот альянс оказался недолговечным, поскольку в условиях распада Югославии мусульмане и хорваты проголосовали за независимость Боснии и Герцеговины по примеру Хорватии, Македонии и Словении. Караджич, напротив, стремился сохранить ее в составе федерации, сократившейся до Сербии и Черногории. Он даже заявил, что превратит Боснию и Герцеговину в настоящий ад и уничтожит мусульманское меньшинство, если его оппоненты продолжат настаивать на своей цели. Угрозы не возымели действия, и в начале 1992 года хорваты и мусульмане проголосовали за создание Республики Босния и Герцеговина. В ответ сербы объявили о создании Республики Сербской в составе Боснии и Герцеговины. К концу того же года Караджич был избран ее президентом.
К тому времени война уже началась. Это была война между тремя этническими и религиозными меньшинствами: православными сербами, католиками-хорватами и боснийскими мусульманами. Сербы первыми предприняли действия, создав армию под командованием генерала Ратко Младича, к которой присоединились ультранационалистические парамилитарные формирования. Первым шагом стало окружение Сараево. В течение 44 месяцев столица Боснии жила в условиях террора. Целью Караджича и Младича было причинить населению максимальные страдания, чтобы власти сдались на сербских условиях. Однако, несмотря на огромные человеческие потери, этого не произошло: по оценкам, более 12 000 человек были убиты и 50 000 ранены, 85 % из них – гражданские лица.
Сараево было не единственной целью сербов. В каждом населенном пункте, куда они входили, проводились массовые казни, а оставшееся хорватское и боснийское население подвергалось депортации. Но для Караджича этого было недостаточно. Одной из мер стала систематическая массовая эксплуатация женщин: по разным данным, от 10 000 до 50 000 женщин в возрасте от 12 до 60 лет подверглись насилию со стороны сербских военнослужащих и парамилитарных формирований. Были созданы лагеря для изнасилований, где женщин пытали и насиловали годами. Единственными способами покинуть их были смерть или беременность.
Караджич не принимал непосредственного участия в этих операциях, но вдохновлял и координировал их из тыла как президент Республики Сербской. Более того, он любил посещать позиции своих войск, где произносил речи о величии Сербии и декламировал героические песни под аккомпанемент традиционного однострунного инструмента – гуслей, как это делали древние рапсоды.
Самое страшное преступление сербы совершили в июле 1995 года в Сребренице и Зепе. В директиве, подписанной Караджичем и адресованной армии, говорилось: «Необходимо создать невыносимую ситуацию полной небезопасности, без надежды на выживание или жизнь для местных жителей». Директива была выполнена: несмотря на присутствие 400 голландских миротворцев ООН, Младич распорядился убить более 8000 человек – это крупнейшая гражданская резня в Европе со времен Второй мировой войны.
