Борис Вахтин - Портрет незнакомца. Сочинения
В чем же он видит изменение мысли?
В том, что люди поняли «необратимую взаимосвязь всего существующего»; в том, что время и пространство органически слились, соединились; в том, что отдельные люди вопреки мнению других постигли идею эволюции — этого света, озаряющего все факты, этой кривой, в которой должны сомкнуться все линии; в том, что люди оказались способными «видеть не только в пространстве, не только во времени, но и в длительности».
О чем же свидетельствует это изменение?
Об очень и очень важном — прежде всего, о том, что человек открыл, что он, человек, есть «не что иное, как эволюция, осознавшая саму себя».
Шарден, наблюдая пристально историю рода человеческого, стремится показать читателю его книги, что люди вовлечены в космический жизненный поток не только материальной стороной их организмов, не только биологически, что человеческое сознание, разум, душа — тоже результат длительного эволюционного процесса всего космоса. «Социальный феномен — кульминация, а не ослабление биологического феномена», — подчеркивает он и пишет: «Мы чувствуем, как через нас проходит волна, которая образовалась не в нас самих. Она пришла к нам издалека, одновременно со светом первых звезд. Она добралась до нас, сотворив все на своем пути. Дух поисков и завоеваний — это постоянная душа эволюции».
Шарден был одним из первых, кто распространил идею эволюции на мир сознания, кто поместил человека в общий ход развития самопознающей природы. Но он невольно поставил «человека сознательного» в центр эволюции, в вершине ее. Именно так и должно казаться каждому, кто осмысляет место человека в мире, будучи не в силах полностью освободиться от самого себя и от восхищения собой и себе подобными. Предпочтение, которое оказывает Шарден роду человеческому, особенно заметно там, где он точнее всего и острее формулирует свою мысль, например, в следующем рассуждении:
«В общем, чем больше живое существо выступает из анонимных масс благодаря собственному сиянию своего сознания, тем больше становится доля его активности, передаваемая и сохраняемая путем воспитания и подражания. С этой точки зрения человек представляет собой лишь крайний случай преобразований. Наследственность, перенесенная человеком в мыслящий слой Земли, оставаясь у индивида зародышевой (или хромосомной), переносит свой жизненный центр в мыслящий, коллективный и постоянный организм, где филогенез смешивается с онтогенезом. От цепи клеток она переходит в опоясывающие Землю пласты ноосферы».
Шарден делает из этого важнейший для меня вывод: эволюция обретает в человеке свое самосознание. И тут же — именно из-за антропоцентризма! — сбивается, утрачивает логику и заявляет, что человечество держит эволюцию в руках и, тем самым, эволюция может либо продолжать себя, либо отвергнуть — это зависит от воли людей. Если бы это было так, то — согласно той же идее постепенного возрастания сознания — эволюция все более овладевала бы этой возможностью управлять сама собой и мы видели бы следы этого процесса в истории; однако ничего такого мы в истории не наблюдаем…
Естественно, что будущее человечества Шарден видит во все большем развитии сознания, в появлении сверхличности, в достижении в конечном счете высшей точки развития — некой точки омеги, последней, где происходит слияние человека с Богом, торжество действенной любви, причем Шарден допускает, что этого может не произойти по вине человека.
Тойнби, Конрад, Шарден. Три наших современника, англичанин, русский и француз, сторонники разных оттенков христианства — протестант, православный и католик… Каждый из них шел своим особым жизненным путем, но все они пришли к очень близким идеям. Не хватает какого-то совсем небольшого усилия, чтобы увидеть сквозь пелену мнимостей действительный ход истории.
3. «Свобода воли»Теоретически предполагается, что человек всегда свободен сделать или не сделать тот или иной поступок, свободен согрешить или отступить от греха, свободен сознательно выбрать между добром и злом. Предполагается также, что человек всегда может обратиться к своей совести и получить от нее ответ, хорошо он поступил или плохо.
Так оно в подавляющем большинстве случаев и есть, хотя чаще люди выбирают зло, забывают о совести или настолько запутываются в жизни и в самих себе, что не в состоянии отличить плохое от хорошего.
Вопрос о свободе воли особенно важен для христианства — ведь если бы человек не был свободен в своем поведении, то ответственность за страдания, кровь и преступления легла бы на плечи Господа Бога и вместо высшего существа, сострадающего нам и исполненного к нам любви, оставалось бы верить в какого-то бессердечного экспериментатора, для которого мучения и горе людей, происходящие по его воле, просто забава, что ли. Но и оставляя в стороне религиозные проблемы, мы знаем из опыта, что каждый человек может выбрать между хорошим и дурным поступком, что человеческая воля безгранична, о чем свидетельствуют пусть не очень частые, зато драгоценные примеры самопожертвования, стойкости и бесстрашия отдельных людей. Восхищаясь, однако, этими примерами, большинство не находит в себе сил твердо выбрать добро, а с легкостью грешит: врет, ворует, нарушает клятвы, убивает, подличает, лицемерит… Создается впечатление, что на свободу воли что-то постоянно и мощно воздействует, что-то облегчает человеку выбор зла и затрудняет выбор добра. И это воздействие приводит к такой деформации, что под сомнением оказывается даже сама эта свобода воли. Да бросьте, хочется сказать порой теоретикам последней, какая тут свобода воли, какой тут выбор, когда человек всего-навсего игрушка в руках неведомых сил, делающих с ним что угодно! Приходится делать странный вывод, что в человеке присутствует одновременно свобода воли и ее несвобода…
Обнаружить эту несвободу очень нетрудно — какую бы силу воли ни прилагал человек, какой бы ясный выбор ни делал, он не может избежать физической смерти, не может личным усилием избрать жизнь и отвергнуть смерть.
Физическая смерть — вот что ставит под сомнение свободу человеческой воли. Человек может творить добро, может делать зло, может выбрать насилие над другими или ненасилие, но рано или поздно без его ведома и без его согласия над ним будет произведено окончательное насилие и он будет убит неизвестно за что и почему — он умрет и превратится в прах. Сам человек такого исхода не выбирал — за редчайшими исключениями. И он вынужден признать, что обреченность его на смерть — результат действия неких неподвластных ему законов бытия…
Вспомним третью антиномию Канта. Тезис: мы должны предположить существование свободы, так как явления мира невозможно объяснить только законами природы… Антитезис: никакой свободы нет, а все происходит в мире только по законам природы. Оба эти положения человеческий разум в состоянии доказать строго последовательно, но разрешить это противоречие разум не в силах. Мы знаем, что Кант вышел из положения, разделив постигаемый мир на «вещи в себе» и «явления» — для первых справедлив тезис о свободной причинности, для вторых — о законной. «Доказательством потребности разума в ряду естественных причин предполагать первое свободное начало, — писал Кант, — может служить и тот факт, что все древние философы (за исключением эпикурейцев) для объяснения движения мира предполагали первого движителя, то есть действующую причину, которая начала ряд состояний. В одной природе, казалось им, нельзя найти достаточного объяснения этого первого начала».
Развивая эту мысль, Кант делает несколько замечаний, очень важных для нашей темы. Свобода, считал он, как независимость от законов природы, это не только освобождение от гнета, но и от всяких общепризнанных правил. Это словечко «гнет», это понимание угнетенности человека законами природы существенно и близко напоминает уже цитированные идеи Федорова. По мнению Канта, в случае, если мы принимаем реальность явлений, мы должны неизбежно отрицать свободу — примирить между собой мир природы и свободу в этом случае решительно невозможно. Под свободой Кант понимал любой независимый акт, не обусловленный никаким законом природы, спонтанный, как бы мы сказали, самопроизвольный.
Выходит, что законы природы убивают не только отдельного человека, они убивают и самую возможность свободы.
Мы не знаем причины смертности человека. Точнее сказать, мы знаем великое множество причин насильственной смерти, но почему человек стареет, изнашивается и в конце концов перестает жить — этого мы не знаем.
Смерть — вот что деформирует свободу воли у живущих на земле, вот что лишает их выбора, вот что вырывает отдельных людей из слоя человеческого вещества, разлитого по планете, и способствует постоянному обновлению состава этого слоя.
