Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
28 сентября, буквально на флажке, Галифакс согласился с идеей Перта переговорить с дуче 428. Муссолини, которому англичане польстили, что он единственный человек, способный повлиять на Гитлера 429, тут же связался с Аттолико и поручил ему срочно передать фюреру свою просьбу отложить мобилизацию и вторжение на 24 часа 430, чтобы попробовать совместно найти мирное решение. Аттолико появился в рейхсканцелярии всего несколькими минутами позже Франсуа-Понсе. Естественно, итальянский посол понимал, о чем его французский коллега разговаривает с Гитлером, и опасался, что категоричное «нет» фюрера уже не позволит последнему изменить свое решение. Поэтому он пошел на необычный для дипломата шаг — попросил через адъютанта Гитлера прервать беседу с Франсуа-Понсе, чтобы выслушать срочное послание Муссолини. Аттолико рассчитал все верно. Он дал возможность Гитлеру одновременно не отказать французскому послу и не проявить в его глазах слабость. Франсуа-Понсе должен был понять, что фюрер «уступает» исключительно просьбе дуче. «Это был Муссолини, — объявил Гитлер, вернувшись в зал, где его ожидал французский посол. — Он тоже просит меня не торопиться». Еще какое-то время Гитлер делал вид, что слушает французского посла, хотя мыслями он был далеко. Затем аудиенция закончилась, и Гитлер обещал Франсуа-Понсе сообщить о принятом решении позже. На самом деле фюрер уже принял его и успел сказать об этом Аттолико. Решение фюрера слышали Геринг и Нейрат, которые встретили покидавшего зал аудиенции Франсуа-Понсе обнадеживающими улыбками 431. Риббентроп, судя по всему, узнал обо всем несколько позже. Аттолико еще трижды встречался в этот день с Гитлером, согласовывая между ним и дуче план мирной конференции. Фюрер, как хороший режиссер, держал всех в напряжении до самого последнего момента. Лишь около трех часов дня Франсуа-Понсе и Гендерсон получили для своих премьер-министров приглашения прибыть на следующий день в Мюнхен на четырехстороннюю встречу по Судетам. Разумеется, Чемберлен и Даладье моментально ухватились за это предложение.
Все время, пока в Берлине шли скрытые от посторонних глаз переговоры, европейские столицы пребывали в смятении. Люди не знали, начнется ли война, но все ощущали ее приближение. В лондонских парках рабочие зачем-то рыли окопы, а на стенах зданий появились первые военные плакаты, возвещавшие о возможных бомбардировках, и инструкции, где можно получить противогазы и как ими пользоваться 432. Из крупных индустриальных центров началась эвакуация школ и больниц. Многие британцы искренне не понимали, ради чего им предстоит понести огромные жертвы? 27 сентября Чемберлен, получавший тысячи писем изо всех уголков страны, обратился к нации по радио. «Если и раньше я чувствовал свою большую ответственность, то чтение таких писем переполнило меня, — сказал он соотечественникам. — Как ужасно, нереально и непостижимо то, что мы должны рыть здесь окопы и примерять противогазы из-за конфликта в далекой стране между народами, о которых мы ничего не знаем. Еще невыносимее, что причиной войны должен стать спор, который уже решен в принципе...» 433 Его слова точно отражали настроения большинства англичан. Не удивительно, что известие о согласии Гитлера на мирную конференцию, которое Чемберлен получил 28 сентября во время своего выступления на вечернем заседании палаты общин, вызвало взрыв одобрения парламентариев. «Казалось, что выражение его (Чемберлена. — И. Т.) лица, его осанка изменились, — записал в дневнике Гарольд Николсон, находившийся в зале заседаний среди членов палаты. — Он поднял голову так, что свет с потолка упал на его лицо. Казалось, что все признаки волнения и озабоченности вдруг испарились, и он стал на десять лет моложе. Это был его триумф» 434. Чувство облегчения от этого известия испытали и французы, которые в эти дни штурмовали поезда, уходившие из Парижа на юг. Лишь всеми покинутая Прага по-прежнему готовилась сражаться.
В Германии тоже испытывали чувства неуверенности и озабоченности. Среди руководителей Третьего рейха один Риббентроп был безоговорочным сторонником войны. Геринг, Кейтель, Редер, Нейрат и многие другие пытались отговорить Гитлера от рокового шага. В то время в ходу был даже такой рассказ, будто Геринг назвал Риббентропа «криминальным идиотом». «Я знаю, что такое война, — якобы шумел рейхсмаршал, — и если фюрер отдаст приказ наступать, я сам сяду за штурвал головного самолета. Но Риббентроп полетит вместе со мной» 435. У рядовых немцев преобладали мрачные настроения. Для поднятия патриотического духа населения фюрер организовал в конце рабочего дня 27 сентября проход через центр Берлина механизированного корпуса, отправлявшегося на войну с Чехословакией. «Я вышел на угол Унтер-ден-Линден, когда колонна войск поворачивала на Вильгельмштрассе», — вспоминал находившийся в Берлине американский журналист Уильям Ширер. Мысленно он уже представлял себе картину 1914 года, «когда ликующие толпы на этой же улице осыпали марширующих солдат цветами, а девушки — поцелуями... Но сегодня люди ныряли в подземку — они не желали смотреть на все это. На обочине стояла молчаливая кучка людей. Это была самая поразительная антивоенная демонстрация, какую мне когда-либо приходилось видеть» 436. Сам Гитлер вместе с помощниками мрачно наблюдал за «парадом» и реакцией на него берлинцев с балкона рейхсканцелярии. «Все это походит на похоронную процессию, — пожаловался он адъютантам. — С такими людьми нельзя вести войну». Чуть позже Геринг сказал Вайцзеккеру, что, соглашаясь на мирную конференцию, Гитлер будто бы руководствовался двумя соображениями: сомнениями относительно боевого настроя немцев и опасениями, что Муссолини покинет его в случае неудачи 437.
Мюнхенская конференция, завершившая Судетский кризис, состоялась 29 сентября и прошла без неожиданностей. Гитлер отправился встречать Муссолини и Чиано на Бреннерский перевал, и в Мюнхен два диктатора прибыли вместе. По пути они обсудили совместную линию поведения. Чемберлен предлагал провести конференцию пяти государств, включая Чехословакию, но Гитлер был категорически против ее участия. Чтобы не создавать на конференции лишних проблем, фюрер и дуче договорились, что это прозвучит как требование Муссолини. В 11:15 в мюнхенском аэропорту приземлился самолет с Даладье. Чуть позже, около 12:00, прилетел Чемберлен. В 12:30 все участники собрались в так называемом Доме фюрера (Fuhrerbau), мюнхенской резиденции нацистов, где состоялось два раунда переговоров — в узком и расширенном кругу (с участием дипломатов). Чехословакия, представленная послом в Германии Войцехом Мастны, ждала своей участи в мюнхенской гостинице.
«Героем дня» чувствовал себя Муссолини. Ему удалось совместить в итальянских предложениях основные идеи, содержавшиеся в письмах Чемберлена, с теми, что он узнал от Гитлера. В результате получился текст, который с рядом поправок устроил всех. Дуче весь день был в центре внимания. Этому способствовало то обстоятельство, что Муссолини, единственный из участников конференции, мог общаться на немецком, английском и французском языках. Не в совершенстве, конечно, но для простого общения его знаний хватало. Остальные лидеры не знали никакого языка, кроме собственного. Это затрудняло переговоры, потому что иногда требовался двойной перевод. Гитлер весь день чувствовал себя не в своей тарелке. Многостороннее общение на конференции сильно отличалось от того, к которому он привык. Со стороны это выглядело комично. Во время перерывов фюрер, как привязанный, ходил за Муссолини, смотрел ему в рот и начинал смеяться сразу вслед за дуче. Даладье весь день был подавлен. Он понимал, что не только предал союзную Чехословакию, но и сильно ослабил безопасность собственной страны. Чемберлен держался с истинно английской невозмутимостью. Британский премьер считал, что достиг главного — уберег Европу от войны.
Итоговое соглашение конференции было подписано в два часа утра 30 сентября. Оно предусматривало поэтапный вывод чешских войск с передаваемых Германии территорий. Вывод должен был начаться уже 1 октября и завершиться к 10 октября. Спор возник вокруг того, как передавать немцам федеральную собственность, находившуюся на отчуждаемых землях, и что делать с фортификационными сооружениями. В конечном итоге Гитлер настоял, чтобы вся собственность передавалась в полной сохранности. Для решения о том, что делать со спорными территориями, создавалась международная наблюдательная комиссия, состоявшая из представителей пяти государств (включая Чехословакию), под наблюдением которых должны были состояться местные плебисциты. Окончательная граница между Германией и Чехословакией должна была быть установлена по окончании всех плебисцитов. В течение месяца Чехословакии предлагалось решить вопросы с польским и венгерским национальными меньшинствами, передав территории их компактного проживания Польше и Венгрии 438.
