Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
На следующий день к обсуждению присоединился начальник французского Генштаба генерал Гамелен, срочно вызванный в Лондон. У него впервые прошли консультации с английскими военными. То есть Англия и Франция инициировали хотя бы в самых общих чертах обсуждение возможного военного ответа Гитлеру. Но воевать они по-прежнему боялись и не хотели. Поэтому Даладье, решивший, что накануне он, возможно, перегнул палку, одобрил инициативу Чемберлена, который вечером подготовил личное послание Гитлеру и 26 сентября отправил в Берлин своего помощника Гораса Вильсона, чтобы тот постарался вручить письмо фюреру. В письме повторялись доводы чехословацкой стороны, почему «предложения», сделанные Гитлером в Годесберге, не могут быть приняты, и содержался призыв к прямым переговорам между Германией и Чехословакией о процедуре и сроках передачи Судет при возможном участии Великобритании в качестве наблюдателя 412. Дальнейшее развитие главных событий происходило в Берлине.
Гитлер принял Вильсона в тот же день в пять часов вечера. Эта встреча запомнилась всем присутствовавшим, потому что на ней Гитлер впервые сорвался при общении с иностранцем. Игра нервов и напряжение последних дней сказались и на нем. В какой-то момент, не дослушав до конца перевод письма Чемберлена, Гитлер вскочил с кресла и со словами «говорить больше не о чем» направился к двери 413. В первые секунды все растерялись, поскольку ни англичанам, ни немцам видеть такое еще не приходилось. У самой двери Гитлер взял себя в руки и вернулся на место. Вся выходка напоминала истерику избалованного мальчика, не получившего любимую игрушку. Выслушав с перебиваниями и негодующими комментариями перевод, Гитлер дал волю своему гневу, а затем все заговорили одновременно, так что нельзя было понять, кто о чем говорит 414. Гитлер кричал, что «к немцам относятся, как к ниггерам, и даже туркам не понравилось бы такое отношение». До 1 октября, кричал фюрер, он раздавит Чехословакию, и если французы и англичане решатся ударить, его это не пугает 415. Судя по всему, истерика Гитлера была не показной. С ним случился настоящий припадок. В таком состоянии люди часто не отдают себе отчета в том, что они наговорили, и не помнят потом этого. Но Вильсон прекрасно понимал, что Чемберлен ждет от него хоть какой-то зацепки для продолжения «мирных усилий». Поэтому из общего гвалта и выкриков фюрера Вильсон решил сделать вывод, будто Гитлер согласен на германо-чехословацкую встречу, но только после выполнения условий своего меморандума, включая установленный им срок 1 октября 416. Что в любом случае делало ее бессмысленной.
В тот же день вечером Гитлер выступал перед нацистской молодежью в берлинском Дворце спорта. Очень быстро он довел свою аудиторию до полной экзальтации. Основной гнев фюрер обрушил на Бенеша. «Он выдавливает немцев (из Судет), — кричал фюрер. — Но на этом его происки должны закончиться. Сейчас решение за ним. Мир или война! Или он принимает это предложение и предоставляет, наконец, свободу немцам, или мы придем и завоюем эту свободу сами». Крикливая речь содержала один пассаж, обращенный к британскому премьеру: «Я заверил Чемберлена, что как только чехи уладят вопросы со своими меньшинствами, чешское государство перестанет меня интересовать. Я обещаю это. Нам не нужны чехи» 417. Чемберлен тут же ухватился за эту возможность, чтобы отправить Вильсона еще раз в рейхсканцелярию. Никаких новых предложений у Чемберлена не было. Вильсон должен был передать Гитлеру, что Англия по-прежнему готова обсуждать как наилучшим образом осуществить первоначальный англо-французский план по передаче Судет Германии 418. Французы, кстати, в это время были озабочены другими вопросами. Вечером 26 сентября Бонне попросил англичан ответить на следующие вопросы: 1. Готова ли Великобритания немедленно и одновременно с Францией объявить мобилизацию? 2. Готова ли она ввести призыв? 3. Готова ли объединить экономические и финансовые ресурсы двух стран? 419 Это не означало, что Франция кардинально поменяла свой подход. Просто, чувствуя себя загнанной в угол, она готовилась огрызнуться.
Новая встреча Вильсона с Гитлером ничего не дала. Обошлось без скандала, но фюрер по-прежнему повторял, что у чехов есть всего два варианта — принять германский меморандум или отвергнуть его. Во втором случае он обещал «размазать чехов». Вильсону не оставалось ничего другого, как заявить на прощание: «Если, в соответствии со своими договорными обязательствами, Франция начнет вооруженные действия против Германии, Великобритания поддержит Францию». Это заявление снова возбудило Гитлера. «Если Англия и Франция ударят, — нервно возвысил он голос, — пусть ударяют. Меня это совершенно не волнует. Я готов к любому развитию событий. Я могу лишь учесть вашу позицию. Сегодня вторник, и к следующему понедельнику мы все окажемся в состоянии войны» 420. Трудно сказать, насколько Гитлер блефовал в тот момент, но в одном можно не сомневаться — фюрер был уверен, что Англия и Франция не выступят с оружием в руках в защиту Чехословакии. Поэтому он даже не стал скрывать, что германская мобилизация будет объявлена 28 сентября в два часа дня. Следующий день, таким образом, становился решающим. Начнет Гитлер войну или нет? Выступят Франция и Англия в защиту Чехословакии или не выступят? Какую позицию займет СССР? Вот три главных вопроса, которые задавали себе люди во всех странах мира.
28 сентября Франсуа-Понсе был разбужен в четыре часа утра звонком из Парижа. Даладье и Бонне поручали своему послу добиться рано утром аудиенции у Гитлера и в очередной раз попытаться убедить его в необходимости решить вопрос мирным путем. Французы поняли, что у англичан ничего не получается, и решили взять инициативу в свои руки. В семь часов утра Франсуа-Понсе разбудил Гендерсона и узнал, что накануне вечером английский посол также получил инструкции Галифакса еще раз встретиться с Гитлером. Гендерсон успел передать свою просьбу в германский МИД до того, как отправился спать, и теперь собирался ждать ответ Вайцзеккера. Первым послом, которого фюрер принял в этот день, был Франсуа-Понсе. В 11:00 он получил приглашение срочно явиться в рейхсканцелярию, и около полудня был принят фюрером. «Адъютанты Гитлера были в состоянии крайнего возбуждения, — вспоминал француз. — Постоянно входили и выходили взволнованные офицеры СС и вермахта. В комнате, ведущей в большой конференц-зал, где Гитлер принял меня, многие столы были покрыты скатертями с разложенными салфетками, столовыми приборами и посудой. Мне сказали, что на час дня запланирован обед с офицерами, которые будут командовать подразделениями, участвующими во вторжении. Само вторжение предполагалось начать в три часа дня» 421. (Франсуа-Понсе здесь немного путает. На два часа дня 28 сентября было намечено объявление о всеобщей мобилизации, а вторжение должно было начаться на следующий день.) Гитлер ожидал французского дипломата вместе с Риббентропом. Оба были напряжены и нервничали. Франсуа-Понсе разложил подготовленную им карту, где красным цветом были выделены территории Чехословакии, которые должны были отойти Германии. Они составляли около 75 % от того, что хотел получить Гитлер. Готов ли фюрер взять на себя ответственность за неисчислимые жертвы в ситуации, когда почти все его требования уже приняты, поинтересовался посол. Риббентроп попытался возражать, но Франсуа-Понсе повернулся к нему спиной и демонстративно обращался только к Гитлеру. В этот момент адъютант доложил о прибытии итальянского посла Аттолико, который просил принять его немедленно. Гитлер извинился и сказал, что вернется через пятнадцать минут 422.
С появлением итальянца ситуация стала быстро раскручиваться в обратную сторону. Идея подключить Италию к переговорам принадлежала британскому послу в Риме лорду Перту (бывшему Генеральному секретарю Лиги Наций Эрику Драммонду, унаследовавшему титул 7-го графа Перта). 27 сентября он предложил Галифаксу подключить Муссолини к переговорам с Гитлером 423. До этого дуче знал лишь в общих чертах, о чем немцы говорят с англичанами. В течение всего лета ни он, ни Чиано никак не могли добиться от Гитлера точных планов последнего 424, включая время вторжения в Чехословакию. А от него зависело многое. Дуче вынашивал свои, далекоидущие замыслы. По его поручению итальянские военные разрабатывали планы операций против англичан и французов в Средиземном море, которые предусматривали захват Туниса, Египта, контроль над Суэцким каналом 425. Италия тогда становилась бы хозяйкой Средиземноморья. Правда, собственных сил для борьбы с Англией и Францией у Италии не хватало. Расчет поэтому делался на внезапность нападения и занятость англичан и французов в другом конфликте. Однако даже в случае благоприятного для итальянцев стечения обстоятельств у ее генералитета не было уверенности в удачном исходе дела 426. По здравому рассуждению, итальянцы решили выжидать. К этому времени Муссолини уже твердо определился — его место рядом с Гитлером. Только он мог способствовать осуществлению итальянских планов 427. Тогда как поражение Германии ставило на них крест. Поэтому Муссолини готов был поддержать англо-французский план, позволявший Германии без видимого риска усилить свои позиции в Центральной и Юго-Восточной Европе, и давно ожидал приглашения из Лондона подключиться к переговорам.
