Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич
Так получилось, что Англия была больше заинтересована в умиротворении Германии, а Франция — Италии. Англичане считали, что уступки Гитлеру позволят не только сохранять мир в Европе, но и поддержат европейский баланс сил. Французы, естественно, не соглашались с этим, поскольку усиление Германии прямо угрожало их безопасности. Но противостоять Гитлеру в одиночку, без активной поддержки Англии, французы опасались. С Италией наблюдалась совсем иная картина. Действия Муссолини были прямым вызовом системе коллективной безопасности, и Англия готова была прибегнуть, по крайней мере, к демонстрации силы. Однако Франция не поддерживала подобную решимость англичан. Французам совсем не хотелось получить на своих границах еще одного первоклассного противника. Им, конечно, не нравилось то, что делал Муссолини, но они не хотели оттолкнуть его настолько, чтобы он задумался о сближении с Германией. Именно здесь, в различиях подходов Англии и Франции к Германии и Италии, скрывались корни англо-французских противоречий, их провальной политики накануне Второй мировой войны. Агрессия Италии в Эфиопии, сама по себе не способная нарушить европейский баланс сил, до предела обнажила эти противоречия, маскировать которые дальше становилось невозможно. Но Англия и Франция прекрасно понимали, что они не могут обойтись друг без друга. К тому же обе державы были привержены системе коллективной безопасности, которая после выхода Германии из Лиги Наций и так дала глубокую трещину. Чтобы предотвратить полный развал этой системы, англичанам и французам надо было находить какой-то компромисс по отношению к Италии. «Французское правительство не пойдет так далеко, как поддержка реальных военных санкций или блокады (Италии), — сообщил 8 октября Хор американскому послу в Лондоне Роберту Бингхэму, — но французы поддержат Британию до определенной черты»110. Оставалось установить, где именно проходит эта черта. Англо-французские переговоры, начавшиеся в сентябре в Париже, должны были дать ответ на этот вопрос.
Англия и Франция, конечно, осуждали агрессию Муссолини и выступали за санкции против Италии. Но санкции, которые они с самого начала поддержали в Женеве, не являлись такими, что могли поставить Муссолини в безвыходное положение. Предполагалось, например, ввести запрет на поставки в Италию алюминия и черных металлов, но у Италии не было проблем с этими товарами. Предлагалось отрезать Италию от иностранных кредитов, но она могла получать их через страны, не являвшиеся членами Лиги (США, Германия, Япония). Большие проблемы возникли бы у итальянцев в одном случае — при введении эмбарго на поставки нефти, и вокруг этого шла основная борьба. В 1935 году основными поставщиками сырой нефти в Италию были США, Румыния и Советский Союз. Два последних государства согласны были ввести эмбарго по решению Лиги Наций 111. Такой шаг самым серьезным образом сказался бы на возможности Италии воевать. Муссолини пришлось блефовать, чтобы не допустить прекращения поставок нефти. Лаваля он пугал тем, что выйдет из Лиги Наций, сосредоточит войска на границе с Францией и подвергнет Ривьеру бомбардировке 112. В конце ноября английский посол в Париже Джордж Клерк постоянно сообщал в Лондон об опасениях Лаваля, что дуче ответит на санкции войной 113. Правда, Драммонд, ставший к тому времени лордом Пертом, телеграфировал из Рима, что Муссолини вряд ли решится развязать европейскую войну114, но англичане на всякий случай готовились к действиям итальянцев против их флота. С конца августа Средиземноморский флот Великобритании, частично перебазированный с уязвимой к воздушным атакам Мальты в египетскую Александрию, находился в боевой готовности, а на его нужды правительство выделило до конца года дополнительно 10 миллионов фунтов115. Конечно, Муссолини блефовал. Он и сам не скрывал это впоследствии116. Черчилль был прав, когда писал, что «Муссолини никогда не посмел бы схватиться с решительно действующим английским правительством»117. Но англичане и французы не хотели развала Лиги Наций и войны с Италией. Как грустно заметил Ванситарт, «всегда можно найти убедительные причины, чтобы ничего не предпринимать»118. Однако англичане пока не собирались сдаваться.
При определенных раскладах поддержать нефтяные санкции могли и Соединенные Штаты. Здесь, правда, были свои нюансы. Еще до открытой стадии итало-абиссинского конфликта Конгресс принял так называемый Акт о нейтралитете, по которому США не могли поставлять оружие в воюющие страны в тех случаях, когда сами американцы оставались нейтральными. Нефть не вошла в перечень запрещенных решением Конгресса поставок. Ограничить или вовсе запретить поставки нефти мог бы президент, но он подписал акт, который связал ему руки. Бывший госсекретарь Стимсон назвал решение Конгресса «неуклюжим провалом», лишавшим главу исполнительной власти возможности воздействовать на ситуацию119. Иден, правда, посчитал, что Рузвельт пытался все-таки оказывать давление на американские нефтяные компании 120, но на деле его вмешательство ограничилось заявлением о начале войны между Италией и Эфиопией (Муссолини открыл военные действия без объявления войны, и американцы несколько дней не могли понять, идет война или нет), что вводило запрет на поставки вооружений. По настоянию Рузвельта Госдеп объявил также, что американцы, которые «добровольно вступают в какие-либо коммерческие отношения с одной из воюющих сторон, делают это на свой риск» 121. Такое мягкое предупреждение, конечно же, не возымело должного эффекта. После этого англичане поняли, что рассчитывать на поддержку американцев не стоит, а Муссолини и французы могли окончательно успокоиться. Посол Лонг имел веские основания уже 5 октября сообщить из Рима в Вашингтон: «Военные санкции точно не последуют, а те экономические санкции, которые могут быть приняты, будут, предположительно, ограничены настолько, что окажутся неэффективными» 122.
Драматическая развязка острого дипломатического сюжета наступила в декабре. Сэмюэл Хор оказался в ней не только жертвой политических интриг Лаваля, но и заложником предвыборной риторики консерваторов. Или, как пишут современные западные авторы, — банальным «козлом отпущения» 123. 7 декабря, когда Хор отправился в короткий отпуск, который собирался провести в швейцарских Альпах, Лаваль убедил его задержаться
на два дня в Париже, чтобы перед заседанием комитета Лиги по санкциям еще раз обсудить общий подход к конфликту на востоке Африки. Никаких инструкций от правительства на подписание каких-либо документов с Лавалем у Хора не было 124. Вместе со своим начальником в столицу Франции, где без особых успехов уже два месяца работала англо-французская комиссия по Эфиопии, отправился Ванситарт. Накануне поездки Иден специально напомнил Хору о том, как хорошо умеет убеждать своих собеседников Лаваль, и предупредил: «Не забывайте, — Ван в Париже может быть французом даже больше, чем сами французы». На что Хор будто бы ответил: «Не волнуйтесь, я не свяжу вас никакими обязательствами» 125. Однако с какими реальными мыслями, кроме как о предстоявшем отдыхе, усталый и измученный (это отмечали все, кто видел его накануне поездки) Хор покидал Лондон, совершенно неясно. Перед самым отъездом Ванситарт поинтересовался у своего начальника, собирается ли правительство сражаться? Хор ответил, что такого намерения ни у кого нет. «Тогда придется идти на компромисс, — заключил Ван. — Это будет не популярно, но третьего пути не существует» 126.
7-8 декабря в Париже случилось именно то, чего опасался Иден. В течение двух дней Хор и Лаваль договорились о территориальных уступках, которые Эфиопия должна будет сделать, чтобы удовлетворить Муссолини, и об отказе от нефтяного эмбарго. Это были общие условия французов и итальянцев, с которыми Лаваль постоянно созванивался во время переговоров 127. Хор согласился с ними, посчитав, что завершить конфликт миром и сохранить единство Лиги иначе будет невозможно. «План был реалистичен, — написал позднее Джон Саймон, — но его трудно было совместить с прежними заявлениями (Хора) в Женеве о безоговорочной поддержке Устава при любых актах агрессии» 128. Хуже всего было то, что Хор и Лаваль подписали итоговое соглашение на четырех страницах, поставив под текстом свои инициалы. Это означало, что дезавуировать документ будет трудно. После этого Хор тут же отправился дальше, в Швейцарию, а текст завизированного соглашения передал Идену в Лондон с начальником недавно созданного в Форин Офис эфиопского отдела Морисом Петерсоном, который участвовал в работе парижской согласительной комиссии в качестве английского представителя с сентября. Петерсон привез и короткое сопроводительное письмо Хора, где содержалась просьба как можно скорее рассмотреть подписанный в Париже документ на заседании кабинета. Не было никакой записи состоявшихся бесед, что является необходимым элементом дипломатической работы, ни даже краткого отчета. Далее началось самое интересное. Идена сразу удивило то обстоятельство, что текст был составлен только на французском языке, который Хор, конечно же, знал, но не настолько, чтобы обойтись без аутентичного перевода. Впрочем, это были мелочи. Когда Иден прочитал текст, он был просто шокирован. Его первой мыслью было самому подать в отставку. Негус терял почти половину своей территории, а дуче непостижимым образом избегал нефтяного эмбарго. Правда, для этого необходимо было получить согласие негуса на предлагаемый план, и было сразу понятно, что по доброй воле эфиопский император его не даст.
