Виктор Криворотов - Русский путь
В былом призраке меж тем все отчетливее проступают черты, близкие к традициям русского самодержавия, но что–то постоянно мешает дать честный и беспощадный ответ на вопросы: кто мы все–таки есть и где мы находимся? Это «что–то» имеет вполне определенные очертания: даже первые робкие попытки анализа послеоктябрьской истории базируются на концепциях доминирующей роли государства, которые принадлежат классической плеяде русских историков (начиная от Соловьева). Однако, с другой стороны, широко известно и то, что подобная концепция, с точки зрения существующего и укоренившегося понимания марксизма насквозь идеалистична, она попросту противоречит материалистическому пониманию истории.
Так возникает отчуждение от собственной истории, истинный смысл и логика которой остаются непознанными, незамеченными. А вместе с этим исчезает и историческая память — способность осознать смысл того, что было, и не повторять одно и то же вновь и вновь. С утратой памяти история превращается в вечное повторение, она как бы движется по замкнутому кругу. Общества, попавшие в него, не способны выйти за его пределы, и в этом случае отчуждение от собственной истории не вина историков, а следствие более глубинных процессов. Призрак догматического коммунизма, терзающий нас сейчас, обретает в этих условиях смысл отчужденных сил истории, господствующих над страной уже столетия, направляя течение исторического времени в уготованное ему русло.
Исходный пункт этого движения спрятан в вековых глубинах. Логика будущего времени тогда еще творилась, формируя ложе той великой реки жизни, на берегах которой мы взросли. Восходит это движение к временам Батыева погрома, конца Руси Киевской, постепенного зарождения Московского царства. Именно тогда в силу сплетения исторических обстоятельств возникла уникальная ситуация — могучий внешний толчок, сдвинув внутренний баланс социальных сил страны, направил историческую работу следующих столетий на подавление неуемной волюшки удельной феодалыцины, утверждение на земле Русской перенесенной из Золотой Орды восточной деспотии Цветущая Русь — Гардарика, страна тысячи городов, оказалась окончательно сломлена. Инструментом и проводником новой политики стала при поддержке монголов княжеская власть, использовавшая свой шанс для того, чтобы предотвратить собственное непрерывное ослабление перед растущей мощью свободных городов, которые во многом играли ту же роль, что и их западные собратья, ставшие впоследствии основой правового общества, рыночной экономики, то есть всего того, что мы теперь связываем с понятие» «Запад».
С этого момента история России обрела новую логику, которая была отлична от того, что зарождалось на Западе и много позже было отражено Тьер- ри, Гизо, а затем и Марксом в представлениях о борьбе классов и сословий. Европа в этом смысле была ярким подтверждением теории Гегеля о развитии свободы в человеческой истории. Волею судеб главным лейтмотивом и доминирующим принципом движения русской истории стало развитие так называемой отчужденной свободы, то есть несвободы, подавления. Конечно же, несвобода в качестве основного принципа развития — это нонсенс. Несвобода, даже выступая в качестве черного рабства, всегда и везде есть не что иное, как взнузданная свобода. Чем обширнее свобода, тем сильнее взнуздывающее ее и повелевающее ею рабство. Соединенные, скованные одной цепью свобода и рабство сформировали, переплетаясь, извилистую линию судьбы России, определили ее особый, не похожий ни на что исторический путь.
История России — это непрерывная борьба линий свободы и подавления. В этом смысле Соловьев был первым, кто понял, что история наша — это как бы непрерывная конкуренция государственного и частного (личного) начал при ведущей роли первого. Государственное начало стремилось подавить, подчинить своей воле. Личное же — выскользнуть из–под этого пресса подавления или по крайней мере ослабить ярмо, чтобы приобрести хотя бы относительную свободу. В этом причина сперва наметившегося в истории России, а затем и образовавшегося раскола между государством и обществом. Мы уже упоминали раскольников, которые вместе с другими вольными людьми ринулись в неизведанные просторы Урала и Сибири, спасаясь от диктата государства. В этих безмерных просторах, а иногда и на опасном порубежье государство было вынуждено давать волю русской свободе на почетных условиях классической феодальной привилегии. Так появились русское казачество, существовавшее одновременно с заскорузлым Московским царством, унылой боярско–царской Московщиной. Просторы Урала и Сибири, покоренные, скорее вопреки государственной природе, русской вольницей, неожиданно обрели размах мировой державы, и с того момента начало мудреть и Московское царство, которое в лучшие времена поощряло своих вольных слуг, призывая их на службу царю и Отечеству. Поощрять — поощряло, но и било оно крепко, награждая крепостью вырвавшуюся вольницу. Так случилось с раскольниками Урала, хотя даже в этой ситуации русская свобода несла свою ношу. Уклад самоуправления, индивидуального владения землей, унаследованный от старины, породил промышленность — первооснову петровских реформ, зародив в дальнейшем начала капиталистического производства.
Восточное общество, сформировавшись в России, имевшей Тесные связи с Западом, сходные с ним, хотя и весьма своеобразные в своей социальной структуре черты, фактически никогда не было для страны органичным. Образовался своего рода симбиоз восточного общества с западным, где роль первого выполняло государство, подминавшее под себя сферу производства, а роль второго приняла социальная сфера, связанная со стихией городской культуры. Мы не упоминаем здесь о казаках, вольных Людях, чью лояльность самодержавие купило, превратив их впоследствии в привилегированное сословие. Глашатаем этой западнической части русского общества была его интеллектуальная верхушка. Выступая от имени всего общества, благо его восточная часть оставалась безгласной, она обретала своего рода помазанничество. Раскол стал внутренним движителем развития русского общества, тая в себе взрывоопасность. Русская же интеллигенция, пребывая в состоянии раскола с государством, видела в борьбе с ним свою миссию.
Симбиоз противостоящих друг другу восточной и западней частей общественной структуры стай той конструктивной и Одновременно конфликтной основой, на которой формировался особый путь России. Первая, доминируя в политической сфере, а также в сфере производства–, определяла восточную форму развития страны, вторая — его западническое Содержание. Это означало, что придавленное несвободой общество, будучи Не в состоянии противостоять политической воле государства как основному субъекту развития страны, могло развиваться лишь в рамках активности элитарной части общества — сперва творческого, затем и господствующего Меньшинства. Такие общества развиваются рывками, их движение предопределяется или Катастрофами, или предупреждающими эти катастрофы грандиозными реформами, порожденными борьбой государства за выживание в условиях угрозы внешних и внутренних сил. Судьбоносные эти подвижки осуществляются в рамках революций — консервативных или радикальных, отвечая на тот или иной исторический вызов и определяя тем самым содержание дальнейшего развития. Вызов этот шел чаще всего со стороны Запада — «внешнего» или «внутреннего». Первый — это конкурирующие на международной арене силы, второй — те внутренние силы, развитие которых угрожало разрушением монополии деспотической власти государства над обществом.
Возрастал уровень свободы личности, необходимой для того, чтобы функционировать в рамках современного производства, и одновременно усиливались и совершенствовались контрольно–административные механизмы подавления, обретая различные формы самовластья — самодержавие с боярской думой, абсолютизм Петра, абсолютный деспотизм Сталина, — то есть все то, что служило уздой нарождающейся свободы. Эта тенденция доминировала в основных реформах — трансформациях Грозного — Петра — Сталина, предопределявших развитие страны. Свобода же возрастала во времена реформ, когда власть пыталась освободиться от нагромождаемых ею же контрольных механизмов. Эти реформы — либерализации «сверху» (например, эпохи Александра II) — производились в переходные времена, расшатывали властную крепь, но уже в самом начале таили их же конец, оказываясь в конечном счете просто очередными «послаблениями».
Следствием усиления контрольно–административных механизмов подавления, необходимых для проведения очередной реформы, явился тоталитаризм, возникший в нашей стране в результате слияния исконно русской линии развития самовластья с техническими средствами и организационными механизмами капитализма империалистической стадии. Тоталитаризм формировался в процессе создания механизма реализации самовластья в условиях современного общества (технология тоталитаризма). Подобные процессы реализации самовластья — в других исторических условиях и с другими результатами — происходили в период петровских реформ, когда соответствующая технология власти была перенята из Европы в виде современной Петру бюрократической и законодательной систем Запада.
