Виктор Криворотов - Русский путь
Деспотическое государство, основанное на власти служивой дворянской знати, было ответом России на исторический вызов Востока после Батыева погрома, Полутатарское, полувосточное дворянство эпохи Грозного; сформировавшееся в эпоху противостояния–сотрудничества с монголами, отвечая уже на ввозов Запада, в кратчайшие сроки после Петра освоило рафинированную форму европейского благородного сословия.
Этот путь развития или особый путь Россий «в состоянии ответа на Исторический вызов», сначала с Востока, а затем с Запада, реализуется и по сей день. Во–первых, это процесс периодических реформ, начиная с Грозного, которые связаны с перенесением на нашу русскую почву западных форм организации и технологии, и прежде всего в военной сфере. Но одновременно это сопровождалось социальными сдвигами разной степени интенсивности, ибо, отвечая на исторический вызов, Россия формировала творческое меньшинство, контрэлиту, способствовало выходу ее на поверхность общественной жизни. —…. —
Реформы Грозного и реформы Петра, связанные со становлением русского дворянства, были консервативными революциями, поскольку происходил*, внутри элиты, не нарушая преемственности культуры.
В этом смысле интересно исследовать третью па счету реформу в России — реформу Сталина. Поскольку но времени Октября творческий потенциал старой элиты, ставщей господствующим меньшинством, был исчерпан» из гущи народа должна, была, возникнуть контрэлита. Придя к власти в результате «восстания масс», новая элита — теперь уже партийно–аппаратная «- закрепила свою господствующую роль 6‑й статьей Конституции СССР.
Что касается сталинизма, то здесь чисто русская линия развития (самодержавие) потребовала на современном этапе соединения со специфической технологией власти, идентичной понятию «тоталитаризм». Тоталитаризм, взяв на- вооружение помимо идеологии такую тенденцию развития товарного хозяйства, как производство ради производства, породил гибрид из восточной деспотии и позднего капитализма государственно–монополистического образца! Произошло то, о чем, следом за Шпенглером, говорил Н. Бердяев и о чем мы уже упоминали выше — новое проникло- в старую структуру. Все оказалось в сохранности и «помазанничество», и русское мессианство. Сталинизм, таким образом, обрел вид тех: деспотий, которые базируются на современном развитии «технологии власти», технологии тоталитаризма, подчиняя–себе и лишая свободы все общественные структуры.
Это была тупиковая линия развития, попытка достичь современного уровня хозяйства и высокой степени интеграции общества за счет несвободы.
Командно–административная система разрушается не потому, что ее не принял' народ — народу было все равно, он был подавлен. Не потому, что экономическая система не способна к функционированию — в рамках нищенских потребностей и низкого жизненного уровня она к этому способна. И уж, разумеется, не по причине отсутствия демократии (протесты против нехватки, а то и отсутствия колбасы в магазинах, разумеется, не, в счет…).
Причина разрушения режима административно–законодательного насилия и тотального контроля только в одном — ему не угнаться за мировым. развитием, он не в состоянии это сделать. Ввязавшись в соревнование с Западом, где наивысшая эффективность экономики и непрерывное развитие общества как бы спаяны, — 1 поскольку это единственная форма существования товарного хозяйства, режим просто проиграл, и он вынужден проводить реформы, чтобы не потерять былого влияния в мире. Не ввязаться же в это соревнование он не мог, ибо тогда не гарантировалась безопасность страны. Впрочем, не мог он не ввязаться и в соревнование уровней жизни, поскольку разрушался сталинский режим непрерывного террора, который оправдывал нужду и лишения.
Отход от сталинщины был неизбежным и обусловливался интересами самой бюрократии, уставшей от репрессий и стремившейся к стабилизации ради получения всей полноты власти. В результате этого после смерти Сталина возникло соперничество удельных царьков в аппарате и на местах. Для поддержания стабильности режима им приходилось учитывать интересы народа и, поднимая жизненный уровень, гнаться за передовыми странами. А это уже было началом конца, «Серая» аппаратная масса, выросшая в условиях стабильности, становилась все менее восприимчивой к новому, она теряла способность использовать интеллектуальный потенциал страны и, в конечном итоге одурманенная собственной пропагандой, вообще перестала принимать разумные решения.
Исчислено, взвешено, предрешено… Режим был обречен.
Скажем, к слову, что, например, а тысячелетнем Киеве подобный кризис был бы лишь рябью на поверхности неспешно текущего времени. Простым концом династического цикла. Последний император династии, впав в пороки, утрачивал мандат неба, а в силу этого закономерно утрачивал и власть. На смену ему непременно приходил достойный, получая Мандат даже в том случае, если смена власти была результатом больших беспорядков в Поднебесной. Другими словами, в результате радикальной революции происходила смена элиты, которая приходила к власти порой просто из среды народа. Если смена династии происходила в результате крестьянского восстания, Новый император–крестьянин успешно восстанавливал линию непрерывности развития империй.
Возможно ли восстановление тоталитарного режима в нашей стране после «больших беспорядков в Поднебесной»? Такая возможность всегда присутствует, поскольку существуют и широкие слои маргинализующегося населения, основное требование которых — распределительная, уравнительная справедливость (негативней' эгалитаризм). Не стоит питать иллюзий — появление тоталитарного общества Хаксли — Оруэлла сегодня реальнее, чем вчера, поскольку обеспечивается технологическим развитием (генная инженерия, компьютерная информационная техника). Шанс для сторонников тоталитаризма как раз предоставляет межимперский период, когда начнет осуществляться очередное «культурное подтягивание» к Западу.
Подобное может быть следствием логики автаркического развития изоляционизма, попытки совершить технологический прыжок, не меняя существующей в нашем обществе системы отношений. Опасность состоит в том, что подобный прыжок лет через Десять может и совершиться — если за это время мы накопим «жирок» в результате полурыночного или даже рыночного развития. И снова, как во времена нэпа, презрев экономические рамки первоначального накопления, мы бросимся в технологическую авантюру, разорив общество ради попытки принести новый свет с Востока. Все это имеет шанс стать реальностью, если дальнейшее развитие нашего общества опять будет воплощением в жизнь ценностей, идеологических установок, а н е экономическим соревнованием, не попыткой) д 6 стич& максимальной производительности труда.
Пора наконец понять: то, что мы делали 70 лет, имеет отношение, не к марксизму, а к идеализму. Основа любой цивилизованной идеологии (не только марксистской) — непрерывное и органическое развитие человека и общества, но никак не навязывание ценностей. Дай нам, Боже, удержаться не только от абсолютно антимарксистского, но и антиразумного в наши дни представления о том, что идеология и политика должны доминировать над экономикой. Идеология сегодня должна ориентироваться на ценности жизни, а не на диктатуру абстракций, на.' максимальный экономический рост, повышение экономической эффективности. Конечный итог — рост доходов, постоянное улучшение общественных отношений.
Искушение тоталитаризма опасно притягательно в периоды общественных кризисов. Формируются новые общественные отношения, новый общественный порядок и все это ставит под вопрос существование огромных людских масс, которые или не способны, или не желают к этим изменениям приспособиться. Но и из этой ситуации есть, выход — надо включать, на полную мощность механизмы социальной справедливости, не допуская массовой маргинализации людей, которые, в противном случае будут стремиться отстоять, силой и свой статус, и свое материальное положение.
В такие моменты тоталитаризм выступает желанной остановкой — движения для той части общества, которая ратует за распределительную справедливость.
Феномен тоталитаризма сродни происходящему в животном мире, когда на вилке развития тенденциям перехода на следующий эволюционный уровень Противостоит тупиковая его ветвь — сверхприспособление к среде посредством специализации. Сверхспециализированные же виды теряют способность к развитию- В условиях изменения среды этот организм просто погибает.
Тень тоталитаризма постоянно напоминает о том проклятии, которое ложится на общество, если развитие сопровождается разрушением ткани его органической справедливости. И тогда общество тормозит движение, обращаясь лицом к своему прошлому, своей нечеловеческой звериной природе… И застывает так. Арнольд Тойнби называл такие общества «застрявшими», ибо совершили они, обернувшись назад, «непростительный грех жены Лота».
