Виктор Криворотов - Русский путь
Думается, что уравнительная общность двух таких ипостасей, как великая душа и великая раба, — по крайней мере неполная правда. Потому что не верится, что великая культура России создана народом–рабом под палкой царей.
Не верится, ибо была и другая Россия, которая, покоряя «безмерные пространства», уподобляла русских пионеров американским. И тут ни о каком рабстве нет речи. На восток двигались люди сильные, свободные, зачастую даже, как говаривали, «лихие», да и не все ведь были крепостными — крепостное сословие России никогда не превышало половины населения. Если же разбираться в том, кто реально и строил, и построил империю, то надо констатировать, что прежде всего это были вольные люди — в основном казаки, бежавшие от царского произвола, раскольники, часть которых позже была закрепощена, дворяне и разночинцы.
Другая Россия, Россия вольных людей, обогнувших евразийский материк, дошедших до самой Америки и колонизировавших Аляску, по существу, сотворила страну и империю, но странным образом осталась в нашем сознании как бы на периферии русской культуры. Конечно, за вольными людьми шли администрация, армия, но на новых землях, однако, реальным освоителем и держателем всегда оставался крепкий и вольный казачий народ, да еще вольные крестьяне поселенцы. Другая Россия, даже закованная в цепи рабства, была промышленным мотором петровских реформ, руками раскольников ковала знаменитый булат, а трудолюбие, предприимчивость и сметка уральских и сибирских промышленников больше, чем на век обеспечили промышленное развитие страны.
Не будь великого раскола государства и общества, благодаря которому и образовался мощный костяк вольных строителей империи, не было бы и самой империи. Небольшое Московское царство могло распространить свое влияние на районы этнического проживания русских, но удержать свои национальные окраины (коль скоро они вообще бы были) ему бы не удалось. Консервативное Московское царство фактически воспользовалось плодами деятельности вольных людей, выступив в роли координатора, держателя ресурсов.
Другая Россия родилась в огне раскола, семена которого вызревали в течение полутора веков от нестяжателей и иосифлян начала XVI века до протопопа Аввакума. В этом раннем конфликте зримо проявились две тенденции. Первая — ориентация на человека, на личность, на упорный труд и личный диалог с богом. Вторая — служение государству, «благолепие», крупное церковное землевладение. Семена вызревали, а вызрев, проросли расколом — сперва раскольничьими скитами, затем широкой волной во времена Петра. В раскол, как мы уже писали, уходила другая Россия, Россия старины и свободы, не до конца еще отравленная ядом закрепощения. Так были заложены основы нашей страны–симбиоза, так линии свободы и несвободы переплетались в ее истории. Свобода обеспечила строительство империи, распространившись в «безмерные просторы». Несвобода же, рабство стали средством поддержания существующих порядков.
В рамках управления страной стал доминировать принцип несвободы, воплощенный в тотальном закрепощении всех управляемых, подтверждая, что Россия, таким образом, вступила на восточный путь.
Суть истории России — это непрерывная череда реформ–закрепощений и своего рода размягчений, либерализаций, постоянная борьба линии рабства и линии свободы. Первая усиливалась во времена реформ, вторая — во времена либерализации. Главное же состояло в том, что, хотя инструментом реформ бы- по усиление власти, а значит, и несвободы, конструктивный процесс строительства империи был невозможен, повторимся, 6§ з мощных слоев вольных Людей.
Диалектикой борьбы свободы и рабства в русской истории можно объяснить и самую суть особого пути России: очередная реформа, усиливая власть, уничтожая очаги сопротивления, уничтожала то новое, что могло бы обеспечить внутреннее развитие России. Гнет же сильной власти, осуществлявшей реформы, замедлял развитие русского общества, и потому–то всегда в такие времена в России насаждалось иностранное, современное, более передовое.
Вступление на восточный путь развития, начавшееся после Батыева погрома, завершилось, пожалуй, только во времена Грозного. Фактической силой этого развития стало государство. Отставая от соседей, оно становилось на путь реформ. Свобода и самоуправленческие начала в условиях постоянного властного давления существенно ограничивались, и поэтому никто, кроме государства, не способен был Ответить на исторический вызов соседних стран. Модернизации и перевороты, имевшие место в России, проходили в рамках самодержавия, и лейтмотивом этих трансформаций становится бердяевский псевдоморфоз, то есть, образно говоря, вливание нового вина в старые мехи. По мере же развития производства на Западе осуществление реформ в России шло все с большими трудностями, требуя усиления машины власти. В конечном итоге прогресс производительных, сил, который достигался во времена реформ, осуществлялся за счет все большего регресса общественных отношений. В этом смысле третья по счету российская реформа — реформа Сталина, став вершиной русского самодержавия, превратила общество в плоскую безлесную равнину…
Восточный путь России был и в том, что под тяжестью монопольной власти правящей верхушки невозможно было включить в дело политическую инициативу «низов». Возникал порочный круг: то есть развитие свободы и прав оказалось невозможным потому, что «низы» были лишены этих свобод и прав. Но ведь именно наличие и того, и другого — предпосылка их же развития. И если в Европе был создан механизм саморазвития, в основе которого были противоречия различных социальных слоев, то в России ничего подобного так и не произошло…
Более того, развитие естественных основ народного демократизма оказалось направлено в совершенно иное русло. Экономически и политически активные городские слои Московского государства становились его дойной коровой, объектом безудержной, разорительной эксплуатации, фактического закрепощения. В еще большей степени это касалось сельского населения. Соборным уложение» 1647 года было зафиксировано рождение чиновничьего государства, закрепощение представителей всех прочих сословий.
Боярство и бюрократия, а особенно ее средние и высшие слои («сильные люди») Стали отныне злейшими врагами для постоянно разоряемых, маргинализуемых городских слоев. Перед реформами Петра очаг притеснения («чиновные» и «сильные», то есть воеводы, стрелецкие головы, приказные чины, бояре) был обозначен вне зависимости от того, чинили ли они собственный произвол или исполняли государеву волю.
В преддверии петровских реформ процесс деградации гражданского общества продвинулся достаточно далеко. Посадские люди консолидировались теперь уже не на основе сословных прав, а, скорее, одинакового бесправия перед лицом «сильных». Перерождение правового сословия в сословие «тяглецов» — просителей знаменует не просто усиление гнета. Налицо коренное изменение не только социальной природы городских сословий, но и самого общества.
Подвергаясь непрерывному гнету «верхов», городские слои во все большей степени превращались в своеобразный античный пролетариат, объединенный в собственном бесправии, для которого единственным спасением от власти «сильных» является более «сильный» — царь. (Точно так же в античном полисе лишенные собственности городские пролетарии («чернь») призывали на трон тирана, чтобы он экспроприировал «сильных».)
«Царь был высшим судией не только в представлении «городской черни»
или люмпен–маргиналов, лишенных имущества и прав, но и в значительней степени в представлениях более обеспеченных городских слоев вплоть до, купцов и мелкого дворянства. Царь–судия, являясь источником деспотизма, как бы выводился из–под удара, закрепляя этот образ в общественном сознании и тем самым укрепляя свою деспотическую власть; «Нынеча государь милостив, — сильных из царства выводит, сильных побивают ослопьем да каменьем».
Петровские реформы стали революцией против крупных боярских радов, против «сильных», окопавшихся в администрации, перераспределив власть в пользу мелкого служилого дворянства, преданного царю и от него зависимого. Фактически это было завершение реформ Грозного, своеобразная «вторая опричнина», которая наконец–то вывела служилое дворянство на первые роли в государстве. История самодержавия в собственном смысле слова и началась после того, как произошел отказ от союза с сильным родовитым боярством» первого периода правления Романовых. Правящая элита, начиная & Петра; получив пол 1» ноту прав в начале XVIII века, приобрела окончательный статус замкнутого сословия по отношению к тем, кто этих прав был лишен в той или иной степени, В этом смысле, история самодержавия в России — не что иное, как история русского дворянства, которое вышло на историческую арену. История русского дворянства — это и история превращения творческого меньшинства строителей империи петровского времени в консолидированное господствующее сословие при Екатерине и далее, вплоть до его упадка и развала в конце XIX. века.
