Гарри Картрайт - Грязные деньги
Джо: Послушай, что я тебе скажу. Им все известно. Хуже всего сейчас знаешь что?
Джимми: Что?
Джо: Что бы ни случилось, сейчас им уже все известно. Черт, не знаю, как ото произошло, как они все разнюхали, но им теперь все известно.
Джимми: Что именно?
Джо: Что ты [неразборчиво] и он убили Вуда. Это все потому, что эта сволочь Таррант [Боб Таррант, хьюстонский адвокат Харрелсона] все им рассказал. Они все знают, старина.
Джимми: Конечно, знают. Теперь я отсюда никогда не выйду.
Через три дня Джимми позвонил Лиз. Та так нервничала, что почти лишилась дара речи. Джимми попробовал ее как-то успокоить, сказав, что именно этого и добиваются власти. Он уже предупреждал ее об этом и теперь снова предупреждает. "Они хотят, чтобы мы перегрызлись и начали топить друг друга, — сказал он. — А ты все время переживаешь и нервничаешь. Ну и что, что они тебя преследуют? К черту все их преследования! Забудь о них, дорогая. Мы ничего дурного не сделали…"
Закончив разговор с Лиз, Джимми тут же позвонил в контору Джо. Тот сказал, что шумиха поднимается теперь и вокруг Лиз. Полиция и ей теперь не дает покоя. Отец Лиз Лион Николс так обеспокоен душевным состоянием дочери, что не рискнул рассказать ей о визите агентов ФБР. Но Лиз об этом узнала и теперь думает, что и отец от нее отвернулся. "Послушай, Лиз принимает какие-то таблетки или что?" — спросил Джимми. Джо сказал, что не знает. Ему известно лишь, что Лиз ужасно переживает. Джо посоветовал ей еще раз поехать в Ливенуорт: может, Джимми ее успокоит.
26 января 1981 года, за день до предполагавшегося приезда Лиз, тюремный капеллан сказал Джимми, что по тюрьме ходят слухи, будто в зале для свиданий установлены подслушивающие устройства. Джимми тут же позвонил Джо и сказал, чтобы тот предупредил Лиз. Теперь им придется передавать друг другу записки, а потом уничтожать. "Будь осторожен, — предупредил Джо брата. — Помни, что теперь все, что ты говоришь, прослушивается".
На свое последнее (как потом выяснилось) свидание с Джимми в Ливенуорте Лиз приехала с младшей дочерью, которой не было и трех лет. Она захватила с собой небольшой блокнот, который спрятала в детской сумочке. Хотя теперь у Джимми и Лиз были все основания полагать, что их беседа записывается на магнитофон, они все равно не всегда могли себя сдержать.
Джимми: Что-то не вижу, чтобы ты чувствовала себя хорошо.
Лиз: Нет-нет, я чувствую себя прекрасно. Просто очень расстроена. Очень. Я ужасно зла на тебя. Просто ужасно… Ты догадываешься почему?
Джимми: Почему?
Лиз: Потому что в то утро… в то утро, когда нужно было платить деньги [неразборчиво)… я была в доме. На улице было сорок три градуса жары. И я уже носила Синди. А ты играл в гольф во дворе, а потом вошел в дом и сказал: "Лиз, я хочу, чтобы ты съездила [неразборчиво]"… сказала: "Я не хочу! Джимми. Не хочу". Ты помнишь?
Джимми: Погоди.
Лиз: Нет, ты помнишь?
Джимми: Ну постой, успокойся.
Лиз: Нет. Что еще?
Джимми: [Шепот.] Мы пошли в гостиную… прошли в спальню. И там я спросила у тебя: "Кто мог бы отвезти эти деньги [неразборчиво]?" И ты сама вызвалась [неразборчиво].
Лиз: Нет. Я не хотела.
Джимми: Не хотела?
Лиз: Нет, Джимми. И ты это хорошо знаешь. Ты сказал тогда: "Лиз, я могу доверять только тебе". Я не хотела [неразборчиво]. Но меня сейчас волнует не это. Меня волнует то, что ФБР… кто-то из них уже побывал у моего…
Джеки Чагра: Ма!
Лиз: Что, маленькая? Кто-то из ФБР уже побывал у моего… моего [неразборчиво] в Оклахоме. Кто-то уже заговорил, да? Кто-то заговорил. И то, что ты…
Джеки Чагра: Па! Ма!
Джимми: Послушай, ты можешь меня выслушать? Кто-то говорит…
Джеки Чагра: Мама! Мама! Мама!
Лиз: Что именно, голубчик? Я знаю лишь одно… Я все время твержу тебе: я не хотела. Я не хотела [неразборчиво]…
Джимми: Ну хорошо-хорошо, моя радость. Не буду больше спорить. Все, конечно, было не так, но я спорить не буду. Может быть, так оно и было. Хорошо.
Лиз: Я помню, что именно это я и сказала. Я была… Потому что я испугалась до смерти.
Джимми: Нет-нет. Ты сказала мне… ты…
Лиз. Когда я это сделала, Джимми, мне было страшно.
Джимми: Ты знаешь, что нас здесь подслушивают. Вчера я узнал, что здесь спрятаны микрофоны. Давай лучше писать. Для этого я принес вот что… Ну хорошо, послушай…
Лиз: И в это положение я попала из-за человека, которого так сильно люблю. Все из-за тебя…
Джимми: Ну не надо так, радость моя. Не надо, черт возьми, все переворачивать и так со мной разговаривать.
Джеки Чагра: Ма!
Джимми: Ну в какое такое положение я поставил тебя? Дорогая, здесь нас подслушивают. Ты что, этого не понимаешь?
Лиз: Ага, ты хочешь, чтобы я тебе написала [неразборчиво]. Ну говори, что тебе написать?
Джимми: Не хочешь — можешь встать и говорить стоя. Не драться же со мной ты сюда приехала?
Лиз: Нет, я приехала сюда не драться.
Джимми: Ну а зачем тогда? Мне сдается, ты приехала сюда именно для этого. Чтобы драться со мной. Упрекать меня в том, что я впутал тебя во всю эту историю.
Лиз: Да, ты.
Джимми: Я же тебе скапал… С самого начала я не хотел ничего говорить тебе, но ты настаивала и хотела знать все. Правильно я говорю или нет?
Лиз: Да. Да.
Джимми: Так чего же ты теперь злишься?
Лиз: Я злюсь не на тебя. Я злюсь на себя. Злюсь, что была такой дурой. Вот и все.
Джимми: Я знаю, но послушай, голубушка [неразборчиво]. Ты такая красивая.
Джеки Чагра: Я люблю тебя.
Джимми: Я тоже тебя люблю.
Джеки Чагра: Телефон. [Пауза.] Мам, телефон!
Лиз: Да, я слышу. К нему подойдет вон тот дяденька. Возьми, Джеки. Ты же хотела рисовать…
Джеки Чагра: Па, я хочу рисовать…
Джимми: Да-да. Ты хочешь рисовать? Этот блокнот слишком маленький. Возьми вот этот большой лист бумаги. Хорошо? Ну, не плачь.
Джеки Чагра: Да. Па, возьми… Возьми… Па, возьми…
Джимми: [Неразборчиво.] Черт [неразборчиво].
Лиз: Ну что, малышка? Ух ты, как красиво у тебя получается!
Джимми: Так в чем же нас, черт возьми, обвиняют?
Лиз: Не знаю.
Джимми: Джо [шепчет] как пособник и подстрекатель.
Джеки Чагра: Мам, нарисуй мне домик!
Лиз: Послушай, Джимми. Они, черт возьми, очень близки к истине. Неужели тебе это не ясно?
В этом месте Джимми предложил немножко пройтись. Большую часть дальнейшего разговора разобрать не удалось, поскольку они все время разговаривали шепотом или передавали друг другу записки. Но спор, по-видимому, все еще продолжался. Несколько раз Лиз порывалась выбежать из зала для свиданий, но Джимми удерживал ее. Он пытался успокоить ее и говорил, что ФБР не может забрать у нее детей, а та все время твердила, что может и так и сделает. Время от времени сидевшие за мониторами агенты записывали обрывки фраз или детский лепет Джеки, которая, например, несколько раз повторила: "Я люблю вас, ребята". В какой-то момент Лиз сказала, что ее больше всего пугает то, что, когда ее действительно арестуют и сфотографируют, ее волосы "будут как паклят и она не сможет "помыться и накраситься".
— Тебя это волнует?
— Да. Что будет с моим маникюром?
— Неужели это тебя так волнует?
Лиз сказала, что ее уже тошнит от всей этой мерзости, на что Джимми ответил, что сейчас ей лучше всего отдохнуть в тюрьме. "В тюрьме можно отлично отдохнуть, — сказал он. — Здесь тебе ни о чем думать не надо. Здесь тебе говорят, когда есть, когда спать. Будешь работать и отдыхать. Дети больше не будут плакать и приставать с просьбами. Здесь ты сможешь прекрасно отдохнуть от всего".
Приглушив запись дальнейшей беседы, агенты включили магнитофоны, когда речь вновь зашла об убийстве Вуда.
Лиз:…Мы лежали в постели, и ты велел мне [неразборчиво]…встретиться с кем-то. Он мог это сделать, и ты обдумал все детали…
Джимми: [Неразборчиво] мы обсуждали [неразборчиво].
Лиз: А ты сказал: "Тебе решать".
Джимми: И что ты на это ответила?
Лиз: Я сказала: "Хорошо, действуй".
Джимми: [Смеется.] Эй, послушай. Получается, ты убила Вуда.
Когда Лиз собралась уезжать, Джимми напомнил, чтобы она уничтожила все записки, которые они передавали друг другу. Лиз сказала, что бросит их в унитаз и смоет водой или сожжет по дороге домой. После некоторой паузы она посмотрела на Джимми и сказала, что все равно не доверяет его дружку Джерри Рею Джеймсу.
