Алексей Павлов - Поминальная свеча

Когда‑то был матриархат
У многих предков человека.
Ему отдали дань Евфрат,
И Нил, и Тигр, седая Мекка.
На лигурийских берегах,
В горах испанских Пиринеев —
По всей Европе при кострах
Явил свои он перигеи.
Не исключен тот родовой
У древних русичей обычай,
Поскольку мир такой канвой
Едва ль кого‑то обезличил.
От женской части тех времен
Остался след велик и звонок
Сияньем свадебных корон
И ратной статью амазонок.
А ко всему — весь трудный быт
Лежал на женщине — вот фокус!
Не зря этап тот не забыт
С названьем кратким «Матер — локус» {Проживание супругов в общине жены.}
У бесконечно давних дней
Первоначального истока
Стояла Мать, как чародей,
Для жизни нашего далека.
Прошли века. Крутой стопой
Шагнула власть мужского рода.
Но женский лик в красе святой
Нам светит будто с небосвода.
Возвысив в славе род людской,
Его прекрасные богини
В цивилизации земной
Остались чтимыми доныне.
Не счесть одних небесных
Дев, Рожденных промыслом народов,
Что от любви к Земле сгорев,
Воскресли в виде генных кодов.
Во всем, чем мир богат сейчас и что бы в нем ни прозвучало,
Ищи божественный их глас,
А проще — женское начало.

Время от Захария Чепеги
Отсчитало свыше двух веков.
Как он расселял без всякой неги
На Кубань пришедших казаков!
Вбитый клином в водные потоки
Карасунский Кут с «киданья ляс»
Стал под царским именем высоким
Непокорный сторожить Кавказ.
Было все: набеги дерзких горцев
С ведома анапского паши,
На кордонах часто меркло солнце,
Смертью угрожали камыши.
Крепостца с гарматами и рвами,
С острым древокольем по их дну
Охранялись храбрыми бойцами
Представлявших общину одну.
Черноморцы сорока куреней
Здесь в казармах жили, как семья.
Несли службу в напряженном бденье
Родины кубанской сыновья.
Край пустынный, оторопь изведав,
Град свой главный холил и растил.
Вопреки невзгодам, бурям, бедам
Набирался богатырских сил.
Миновало более столетья.
Затухал людских страстей пожар.
Горожане на своем совете
Город свой назвали Краснодар!

Христианский двухтысячный год
К нам приходит в суровую пору,
Когда весь человеческий род
Потерял корневую опору.
Что Христос завещал на крови
В своем тяжком безмерном распятье
— Люди мира, живите в любви,
Как святые и честные братья.
Двадцать долгих веков утекло,
Как вода через времени сито.
А к чему оно ныне пришло?
Вы построже народы спросите!
Между словом и делом легла
Марсианская пропасть глухая.
Она жизнь, как кромешная мгла,
Миллионам людей отравляет.
Фараонов и римскую знать,
Инквизиторов, работорговцев
Заменила лощеная рать
Под личиной отцов — миротворцев.
«Золотой миллиард» — их оплот.
И во имя такого вот «братства»
Неугодных ввергают в дефолт,
Выгребая у них все богатства.
Среди этих изгоев и мы,
Чьи верхи раздробили державу,
Воровскому исчадию тьмы
Предоставив ее на расправу.
У него — капитал и комфорт
При чудовищно хитрой поруке,
А российский великий народ
Обречен на страданья и муки.
Встань, Россия, с колен поскорей
И возвысь свое твердое слово,
Призывая крутых богачей
К исполненью заветов Христовых.

В дни торжественных молитв
И в часы людской печали
Твой в мерцанье тихий блик
Боги с небом повенчали.
Оттого святая Русь
С давних пор, от изначала
Свой восторг и свою грусть
Скромной свечкой отмечала.
Об усопших и живых
В поминальном ритуале
Русь слагала вечный стих,
Ставя их на пьедестале.
Открывалась благодать
И вселялось вдохновенье.
Только это могло дать
Честное поминовенье.
И во здравье милых чад,
И в исход заупокойный
Осеняла люд свеча,
Миролюбием наполнив.
По — особому она
Трудный подвиг возносила,
Чтоб ни мор и ни война
Не сломили мощь России.
Воссияй, свеча, сейчас,
Как спасительное чудо,
И зови народ, всех нас
К единенью, от остуды
Той, что к власти привела
Жадный клан продажной своры
И Россию обрекла
На бесчестие позора.

Щедра по — южному природа
В моей кубанской стороне.
А летом в этот праздник года
Она божественна вдвойне.
Уже кривлялась горбостройка,
Но ей с упорством вопреки
Неслись «Ракеты», словно тройки,
По бликам вод Кубань — реки.
К Елизаветинской станице
Я мчался с тощим рюкзаком,
Чтобы на даче потрудиться
И возвратиться вновь в свой дом.
Встречал меня и пассажиров
Речной на выступе причал.
Тот дебаркадер очень живо
Всех садоводов привечал.
Затем в начале девяностых
Исчезла эта благодать.
Еще бы! Хапальщики просто
Хватали все, что можно взять.
Но не сулило много выгод
Владенье данное тогда.
Его прикончили, чтоб быдлу
Не снились блага никогда.
С тех пор лишь изредка в натуге
Песок здесь баржи волокут.
«Комет», «Ракет» давно в округе
Никто не видит зримо тут.
Не рвется песня на прогулках
В простор зеленых берегов
Под музыкальные погудки
С крылатых резвых катеров.
Елизаветину кордону
С причалом ныне — полный швах.
Зато речам нет угомону
В «демократических» властях.
Нет разворота — поворота,
Маршрут лукаво упразднен.
Так обнажился, будто рвота,
Оскальный рыночный закон.
…Я выхожу на берег голый,
Не слышу гомона людей.
Всего штришок. Но бестолково
В нем дышит суть беспутных дней.
Что скорбь о малом том причале
От добрых праведных начал,
Когда Россия потеряла
Державный главный свой причал!

Мне памятны курляндские бои
На линии Тукумса и Либавы,
Где смерть в нас била с неба и земли
У каждой мызы и любой канавы.
Отброшенный от Ленинграда враг
Попал здесь сам в суровую блокаду.
С морскими портами в своих руках
Он отражал советскую осаду.
Полгода, утопая в месиве низин,
Бросались наши воины в атаки.
Но шквалом пуль, снарядов, бомб и мин
Срывали натиск ярые вояки.
Ценой огромных жертв в конце войны
Враг принужден был к полному плененью.
«Котел Курляндский» кончил свои дни
И адское кровавое кипенье.
В Приекуле, Пельчи, в местах иных
В тот майский день вся музыка молчала.
Но мягко трель гармошечек губных
В колоннах пленных немцев прозвучала.
Лишь местный легион СС не так
Воспринял сдачу в плен, а много хуже.
Из глаз его молодчиков сквозняк
Со злобой вырывался к нам наружу.
В порту Либавы я водил свой взвод
По длинным, узким (для знакомства) молам,
Что в позапрошлом веке наш народ
Воздвиг, открыв здесь путь к морским просторам….Устроена Прибалтика теперь
По ложному и гиблому лекалу.
Открыла настежь Рига свою дверь
Всевластью препохабья — капиталу.
А правит кто? Последыши СС,
Чьи деды и отцы в боях когда‑то
Стреляли в нас. Тот их крутой замес
Пришелся в пору для союза с НАТО.

Высокий, сильный и красивый,
Под стать былым богатырям,
Ты был защитником России,
Как пограничник смел и прям.
Служа в батумской зоне риска,
Не раз заставою своей
У нарушителей границы
Срывал ты козни их затей.
Да вот пришли иные годы
Уже при жизни без погон,
Когда ты вроде бы на пробу
Поверил в новый курс времен.
Однако скоро словоблуды
Страну угрохали в распыл,
Что у тебя в душе остуду,
Как тяжкий камень, положил.
Измены, ложь и страсть наживы
Верхи накрыли и низы.
Весь сброд глумливо и паршиво
Подался в знатные тузы.
Почти бесплатная работа
На ловкачей «купи — продай».
Что ни хозяйчик — с хваткой жмота,
А то и просто негодяй.
И не приемля казус быта
Ушел ты думами в себя
В упрек продажным неофитам,
По бедам Родины скорбя.
Охота, дача и рыбалка
Слегка смягчали горечь дней.
Острее становилось жалко
Нести урон среди друзей.
Кому‑то бизнес вышел боком
За летаргические сны,
А кто‑то подло и жестоко
Убит был выстрелом шпаны.
Не поддаваясь разным хворям,
Твой энергетический запас
Вмиг оборвался нам на горе
И ты навек покинул нас.
Нет, не инсульт тому причина:
Куда сложнее твой уход.
В прямом значении кончина —
Ранимый всплеск твоих невзгод.
Я, твой отец, и твоя мама,
Войной крещенные в боях,
Зрим, как тебя сгибал упрямо
Спрут новорусских передряг.
Из тьмы раздрайного потока
К уже усопшим без числа
Еще одна душа до срока
Печаль обманов унесла.