Борис Подопригора - Запомните нас живыми
В тот же вечер Али взял с собой Виктора на встречу со Светланой. Девушка поначалу была раздражена: все-таки да или нет? Достали нарды. Али молча сбрасывал костяшки на доску. Собирал, тряс и сбрасывал, забывая о самой игре. Может, тогда Светлана впервые перевела взгляд с Али на Виктора? Их интерес друг к другу постепенно переходил в роман. Нет-нет, без пошлых суеты и лукавства. Только Виктор за стаканом коньячного спирта уже не доказывал самому себе, что его вот-вот заберут обратно в Москву, где его ждет такая… А Светлана все чаще находила уважительные причины не встречаться с Али. Через месяц Али, как это часто бывает, почувствовал, что теряет Светлану. Была ли за этим боль от потери или боль от потери любви, он ответа не находил. Оценивая свое состояние, он впервые ощутил драматическую раздвоенность своей многонациональной души: как мусульманин он хотел взять и победить, как русский – любить и быть любимым… Изменились роли: у него чувства разгорались. У нее – тоже, но уже не к нему. Еще через месяц Али сделает Светлане предложение. Она, к этому времени 27-летняя женщина, произнесет на выдохе: «Позвони в семь». Он позвонит в восемь. Светланин отец не без издевки ответит: «Светочка только что уехала. С этим, как его? – Виктором Алексеевичем. Будет только в понедельник». Али заплакал. Слабым утешением донеслось из глубин памяти, из того незабываемого тунисского детства: «Не бойся, если вдруг тебя разлюбят. Еще страшней, когда разлюбишь ты». Еще вчера смысла этих строк Али не понимал.
С Виктором Али долго не хотел видеться. Молчание нарушил Виктор. Он пришел в комнату Али с каким-то Валерием Владимировичем, давшим понять, что миссия Виктора на этом исчерпана. Виктор, не глядя в глаза Али, через паузу произнес: «У тебя будет новая жизнь. Это все, что мог сделать я. И мой отец. Он обещал твоему…» Валерий Владимирович положил перед Али анкеты с десятками подробных вопросов. Попросил ответить на некоторые из них по-арабски, на дари и по-французски. Некоторые поясняющие термины он дополнил еще и на пушту. Умение складно писать – отличительная черта образованного мусульманина. Как и способность в один виток – изящной арабеской – начертать имя Пророка. Еще через месяц пришел приказ министра внутренних дел об исключении старшего лейтенанта милиции Алиева Али Абдул-Гафуровича из рядов МВД в связи с назначением в распоряжение командира войсковой части такой-то. Без подробностей. Настроение Али перед отъездом менялось в зависимости от внезапно настигающих эмоций по всей шкале Восток – Запад. От «влюбленный волк – уже не волк» до «чтобы найти свою женщину, нужно сначала ее потерять».
Что это была за новая часть, Али когда-нибудь расскажет сам. Впрочем, как это ни странно, его учили на специалиста по борьбе с наркотрафиком. Уже на первой стажировке 33-летний Али, теперь переводчик службы наркоконтроля России этнический таджик Гафур Назаров, остановится на том самом месте, где два года назад договаривался с контрабандистами-наркокурьерами. Много воды утекло с тех времен в Аму-Дарье. Его родному брату Исмаилу должно исполниться уже тринадцать лет. Душанбинские родственники матери еще два года назад рассказывали, что он очень похож на отца. Шел сентябрь 2001 года. Вернувшись в служебную квартиру на душанбинской улице Техрони (Тегеранской), он решился позвонить двоюродному дяде матери бобо Бахтияру. Бобо тихо произнес: «В Кундузе талибы ведут охоту на хозяев опиекурилен. Так что…» Когда Али включил телевизор, президент Путин выражал соболезнования Джорджу Бушу. На казенном никелированном календаре стояло 11 сентября. Выйдя в тот же вечер на проспект Рудаки, Али обернется на заговорщицкое предложение по виду афганца в камуфляже: «Эй, командон. Руски ханум нада?» Так его в первый раз признали за русского. До сих пор для него «руски ханум» была только Светлана. Отведя альфонса во двор бывшего кафе «Шарк» (Восток), Али также впервые будет бить своего земляка. Бить ногами, брезгуя касаться руками. Бить, сожалея, что под руками нет главного афганского орудия «бесследного» возмездия – обмотанной войлоком увесистой дубины. Бить тем сильнее, чем тот явственней начнет подозревать встречу с соотечественником-кундузцем. Бил альфонса, а мстил Виктору Кирсанову. Мстил за свою разорванную жизнь.
Впервые за тринадцать лет Али вернется в Кундуз с войсками Рашида Дустома. Войдет как российский офицер, без акцента ставящий задачи замешкавшемуся майору-эмчээсовцу. Это случится уже зимой 2002-го. Обнищавшую беззубую мать, теряющую рассудок после недавней казни мужа, он, вопреки всем законам и правилам, посадит в вертолет российского МЧС. Без документов. И без брата. Его месяцем раньше заберут талибы, учившие всех юнцов стрелять из гранатометов. Собирая в десантную сумку все наследство рода эль-Кундузи, он в последнюю очередь запихнет помятую замызганную фотографию отца, снятого на фоне каких-то перекрашенных в зеленый цвет куполов. В дорисованных одеждах. И с дурацкой надписью поверх лозунга на троллейбусе: «хадж, год 1375».
Еще через полгода, летом 2002-го, на командирской вертолетной площадке «Бронза» в чеченской Ханкале его встретит один из руководителей контртеррористической операции на Северном Кавказе странноватый, как и все военные интеллигенты, полковник Виктор Алексеевич Стальцов, которого он, кажется, когда-то видел. Накануне взятый в Чечне наркокурьер, он же связной Аль-Каиды Саид Абдул Кабир эль-Кундузи на допросе назвал Али Абдул Гафура своим двоюродным братом и пособником. Изобличенный в участии в буденновском рейде Басаева, а до того – в нападении на гудермесский райотдел милиции в 1994 году, он заложил… Заложил всех. Чтобы тоже отомстить. В том числе и родному дяде – бобо Бахтияру из Душанбе, далекому – седьмая вода на киселе – родственнику таджикского кази-колона (имама) времен гражданской войны по имени Тураджонзада. Полковник, неплохо знавший не только послужной список капитана Назарова, но и персидский язык, после десяти общеознакомительных фраз предложил Гафуру прогуляться вокруг волейбольной площадки. Говорили они вполголоса. На дари. «И где он, этот брат?» – «Покончил с собой. Под тяжестью улик». – «Рафик дагерволь – товарищ полковник… Его – вы?» – «Нет, им занимался подполковник Кирсанов Виктор Алексеевич. Мой тезка. Он, кстати, вас знает. А меня вы помните?..» – «А протоколы допросов?» – «Вы их прочтете. Там сплошная путаница. И имя ваше названо с искажениями, и другое…» – «А можно встретиться с подполковником Кирсановым?» – «Он на задании. Знаете, это между нами, у него много проблем. Жена, говорит, ушла, поэтому сюда и напросился. Бывает… Но по вашему делу мы дали неподтверждение. Вам – лишь подписаться под ознакомлением. Порядок, сами знаете…»
Али не помнил, как летел из Моздока в Москву. Вернувшись в свою холостяцкую однокомнатную квартиру в Бирюлево, он первым делом налил стакан водки. Потом открыл подаренный Стальцовым зеленый пластиковый паек-рацион. Сначала он позвонил маминой сиделке. Она сказала, что улучшения нет и вообще не понимает, что говорит эта «узбечка» – то про Ташкент, то про «сефаратэ шурави» (посольство) или восьмое марта. Все время ищет Исмаила… Еще через глоток Али набрал номер отставного полковника Кирсанова: «Послушай, Алеша. Витя в первый раз повел себя как двоюродный брат… Сам знаешь, какие они бывают. А сейчас он стал тебе родным… кровным. Прими это как есть. И вообще… не бойся любить себя…». И еще, как востоковед Алексей Михайлович не мог не вспомнить что-то из восточных притч: «Дурак живет прошлым, безумец – будущим, остальные – настоящим». Краснодар ответил долгими ночными гудками: «Поздно. Где ты был все три года?» Русский капитан Назаров допил водку и достал листок мелованной бумаги: «В связи с открывшимися обстоятельствами, в кои ранее я не был посвящен, но предвидеть которые был обязан, прошу вас ходатайствовать перед вышестоящим командованием об увольнении меня с действительной службы по личным мотивам…» Сев в свой дешевенький фольксваген, он включил радио. Из динамиков звучало окончание стародавней песни: «…еще страшней, когда разлюбишь ты…»
Последний аккорд перебил неожиданный звонок по мобильному телефону…
ЧЕЧНЯ
Сначала были деньги
Об истоках и начале чеченской войны мы и сегодня знаем не намного больше, чем в декабре 1994 года. Пока здоровы и политически живы те, кто ее начинал, особые открытия нас не ждут. Впрочем, более разговорчивы рядовые участники событий, предшествовавших новогоднему штурму Грозного.
С чего началась война?Уже тогда возникал вопрос: как правоверно-советский генерал Дудаев стал лидером сепаратистов? Что стало Рубиконом в эволюции его взглядов? Наблюдения его тогдашних соратников и родственников дают пищу для размышлений. Возьмем расхожее мнение о том, что в начале девяностых Дудаев был направлен в Чечню Ельциным для свержения прогорбачевского клана Завгаева – последнего первого секретаря чечено-ингушского обкома. Это мнение не подтверждают очевидцы. Дудаев, «конгрессом чеченского народа» избранный главой Чечни (еще в составе Чечено-Ингушетии), предложил Завгаеву пост президента Ичкерии, до поры довольствуясь неформально-общественным лидерством. Куда бы пошла Чечня, если бы Завгаев взял союзником всечеченски признанного, но политически не искушенного первого генерала-чеченца? Даже став первым политическим лицом в отрывающейся от Москвы республике, он, скорее всего, рвать с Россией не решился бы. Его окружение составляли сегодня забытые, но привычные ему по многолетнему опыту военной службы бывшие советские полковники Шамханов, Дениев, а также мой собеседник, ныне занимающий один из заметных постов в сегодняшней Чечне, поэтому ограничимся первой буквой его имени.
