Вековые тайны живописи. Ключи к великим шедеврам - Легран Елена

Вторая интерпретация картины, таким образом, находит поддержку. Испуганные люди, скорее всего, испанцы. Но откуда возникла необходимость бегства? Разве Колосс нападает, угрожает людям? Обратите внимание на направления его движения и движения бегущих людей: они почти параллельны! Прочь несется лишь стадо быков.

Жесты играют огромную роль для глухого человека: они помогают ему понять, что происходит вокруг. Картины глухого Гойи крайне экспрессивны, а жесты его персонажей красноречивы и выразительны: они действительно «говорят» со зрителем.

Жест Колосса, шагающего среди облаков, словно по волнующемуся морю, можно интерпретировать двояко: он выставил вперед кулак, приготовившись то ли к нападению, то ли к обороне. На кого он собирается нападать и против кого обороняться? Кто его невидимый враг? Вряд ли это люди, копошащиеся внизу, точно букашки. В действительности ему нет дела до людей. Да он просто не замечает их! А замечают ли они его? Есть на картине хоть один человек, чье лицо обращено к Колоссу?

Мой ответ: нет.

Люди и Колосс существуют в разных мирах. Они не видят друг друга и потому не могут взаимодействовать между собой. Другая, не исходящая от Колосса опасность, вызвала панику. Он же выставил вперед сжатую в кулаке руку, набычил шею, глядит исподлобья на того, кто приближается к его владению. Тьма спускается на него сверху, готовая вот-вот поглотить и его, и землю у его ног. Что несет с собой эта тьма?

Атмосферой Последних Времен веет от этой апокалиптической сцены.

Одной из главных тем романтизма является тема одинокого героя, противостоящего непреодолимым и трагическим обстоятельствам, будь то стихия природная или человеческая. Чаще всего герой будет раздавлен ими.

Таким одиноким героем, готовым сразиться с неизбежным, предстает перед нами Колосс Гойи.

Очень скоро его, а вместе с ним и всю землю, накроет мрак, предчувствуемый и осязаемый лишенным слуха художником, чье обостренное восприятие мира и необузданное воображение породили образ, волнующий и не отпускающий зрителей столетия спустя.

Неочевидная красота у Энгра

https://images.eksmo.ru/images/vekovye-tayny-zhivopisi/museum.jpg

Жан Огюст Доминик Энгр

Большая Одалиска

1814, Лувр, Париж

Среди ярких шедевров мирового искусства особое место занимают прекрасные обнаженные (иначе называемые «ню» [177]), горделиво украшающие своей ослепительной красотой стены самых знаменитых музеев мира и неоднократно становящиеся «звездами» этих музеев. Так, Государственный Эрмитаж в Санкт-Петербурге гордится «Данаей» Рембрандта, Национальная галерея в Лондоне – «Венерой перед зеркалом» Веласкеса, Галерея Уффици во Флоренции – «Рождением Венеры» Боттичелли [178], музей Орсэ в Париже – «Олимпией» Мане [179], Музей Каподимонте в Неаполе – «Данаей» Тициана.

Парижский же Лувр считает своей безусловной жемчужиной «Большую Одалиску» Доминика Энгра [180], одну из самых прекрасных и в то же время отталкивающих ню в живописи.

Жан Огюст Доминик Энгр – последний и самый преданный певец классицизма в XIX веке во Франции, не только не желавший следовать за гордо вздымавшим голову романтизмом, но и всячески клеймивший новые поветрия, которые он считал опасными для «чистого» искусства. «Человек страстно любит перемены, а перемены в искусстве часто являются причиной упадка» [181], – категорично заявлял он. И бросал роковые для развития искусства слова: «Все уже сделано, все уже найдено. Наша цель – не изобретать, а продолжать» [182]. Он откровенно открещивался от своего века, смотря исключительно назад, в эпоху Возрождения, вознося хвалы Рафаэлю и призывая собратьев по цеху слепо следовать стилю великого итальянца. Так что нет ничего удивительного, что в картине, о которой сейчас пойдет речь, настолько много эстетики Рафаэля, что при беглом взгляде она превалирует над индивидуальным почерком самого Энгра.

Но этот почерк у него имелся. И как бы сильно ему ни хотелось скрыть его за совершенным подражанием совершенному идеалу, уникальный и неповторимый стиль большого мастера, каким являлся Энгр, виден в каждом его произведении.

Виден он и в небесной красоте «Большой Одалиски», настолько удачно расположившейся в луврском зале монументальной живописи, что мимо нее невозможно пройти, не задержавшись перед этим изящным телом.

Одалисками называли прислужниц в гареме [183] Османской империи, и участь их была незавидна, а жизнь крайне прозаична. Однако в Европе и, в частности, во Франции, романтизировавшей Восток с легкой руки Наполеона после его Египетского похода, одалисками считали наложниц в гареме султана и всячески облагораживали их образ. На картинах художников-ориенталистов [184] изображались молодые, прекрасные, изнеженные и непременно обнаженные женщины, окруженные восточной роскошью и предающиеся сладкой праздности. Единственным их занятием на европейских живописных полотнах было ублажение похотливых султанов. А главной задачей изображавших их мастеров было удовлетворить запрос западного общества на открытую эротичность, не дозволенную на Западе, зато позволительную в том, что имело отношение к Востоку.

Так что нет смысла обсуждать, насколько образ Одалиски Энгра соответствовал своему прототипу. Ответом тут будет короткое: совсем не соответствовал. Зато он прекрасно вписывался в ту ориенталистскую иконографию, что была крайне популярна в Европе, завоеванной Наполеоном к 1812 году.

Обратите внимание на атрибуты роскоши, окружающие красавицу с томно-равнодушным взглядом: горностай, шелк, драгоценная пряжка пояса, павлинье опахало. О праздном удовольствии, которому она предается, свидетельствует опиумная трубка у ее ног, приготовленная для раскуривания. Несметные богатства и пребывание в постоянном ленивом наслаждении – таково идеализированное представление современного Энгру человека Запада об образе жизни человека Востока.

Картина создана по заказу королевы Неаполя Каролины Мюрат, сестры Наполеона и жены неистового маршала Империи, что брал для французов Испанию. Прекрасная и чувственная тридцатидвухлетняя королева хотела украсить красивой восточной наложницей свой будуар. Однако к тому времени, как работа над «Большой Одалиской» была закончена, Наполеона успели свергнуть с престола Франции, а вслед за ним европейские троны потеряли и члены его семьи. Умная и коварная Каролина ценой предательства ее мужа Мюрата и перехода его на сторону врагов Франции рассчитывала удержать Неаполитанское королевство за собой. Призрачная надежда не оправдалась: своим предательством Мюраты приобрели лишь годовую отсрочку.

Свергнутой королеве, к тому же овдовевшей, картина была уже не нужна. Так полотно и осталось у Энгра, который затем продал его в частную коллекцию. Только в 1899 году, через 32 года после смерти художника, «Большую Одалиску» купил Лувр, который и дал ей название, под которым она известна в наши дни.

В начале своего рассказа я назвала Одалиску Энгра одной из самых прекрасных и одновременно самых отталкивающих ню в истории искусства. Почему она прекрасна, думаю, объяснять не надо: это понятно при первом взгляде на картину. Но для того, чтобы увидеть, что в ней отталкивающего, надо присмотреться к фигуре Одалиски повнимательнее.

Присмотревшись, мы начинаем замечать то, что превращает красивую молодую женщину, со скучающе-равнодушным видом взирающую на нас со своих шелковых простыней, в уродливое существо, не способное существовать вне той позы, что она приняла на картине по воле художника.