Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное
3/ XI, 1927
«Всегда, всегда рассказывать стихами…»
Всегда, всегда рассказывать стихами
О днях моих и о моих ночах.
Душа цветёт, как тонкая свеча.
Шатается беспомощное пламя.
А тени мечутся под потолком,
Слегка дрожат склонённые ресницы,
И тонкий, седенький дымок змеится
Над длинным, тростниковым мундштуком.
Залёг туман на улице пустой,
В нём копошатся маленькие страхи.
А тиканье будильника порой
Совсем не ямб, а нервный амфибрахий.
И пусть сегодня то же, что вчера,
И мы опять беспомощны, как дети, —
Я не забуду эти вечера
И не отдам их ни за что на свете.
3/ XI, 1927
«Должно быть, поздно. Тишина вокруг…»
Должно быть, поздно. Тишина вокруг.
Во всём отеле смолкли разговоры.
Кольцом огромным сильных рук
Сырая ночь охватывает город.
Бессонница — миганьем фонаря —
Когда не думается и не спится,
Пока заря — бесстрастная заря —
Кольцом оцепит тёмную столицу.
Зажжётся луч у тихого плеча,
И вновь — стихи с рассветной, новой силой,
О сердце том, которое вместило
Высокий гнев и светлую печаль.
4/ XI, 1927
«Я устала быть больной…»
Я устала быть больной,
Быть больной и быть усталой.
Время встало надо мной,
Время медленное встало.
Будто некуда идти,
Ночь — бессонна, день — несносен.
Осень спутала пути,
Все пути смешала осень.
Все пути переплела
Мгла тревоги и бессилья.
И молчали зеркала,
Зеркала не говорили.
А дыхание земли
Всё мучительней и слаще.
Я устала быть вдали,
Быть во всём ненастоящей.
9/ XI, 1927
«За окошком тускнеющей сталью…»
За окошком тускнеющей сталью
Предзакатная муть залегла…
От беспомощных взглядов устали
За сегодняшний день зеркала.
Хоть бросайся в холодную воду!
Хоть повесься на первом крючке!
Так, в ноябрьскую непогоду
Сердце бьётся в бессильной тоске.
А весна никогда не настанет.
Я, должно быть, навеки больна.
Оттого в предрассветном тумане
Побеждает меня тишина.
И, сплетая покорную скуку,
В длинной цепи моих вечеров,
Тихий дождь мне по стёклам настукал
Утомительный ритм стихов.
13/ XI, 1927
Ночью («Вижу — осенняя ночь в серебре…»)
Вижу — осенняя ночь в серебре.
Переливается блеском,
Тусклым отсвечиваньем фонарей
Сквозь кружева занавески.
Светлая мгла. И звенящая тишь.
И наболевшее горе.
Думаешь долго и долго не спишь.
После — холодные зори.
Переливается светлая муть
Бликами в створчатой раме.
Хочешь уснуть. Всё равно — не уснуть.
И — начинаешь — стихами.
Нервно отсвечивают зеркала,
Ёжатся тихие тени.
— Я никогда, никому не лгала
О предрассветном томленье.
Ночью тревога острей, чем всегда,
И безнадёжнее слово,
Что никогда, никогда, никогда
Больше не буду здоровой.
15/ XI, 1927
«Я жалости не хочу…»
Я жалости не хочу.
Сердце бьётся задорно и звонко.
Но, тихонько склоняясь к плечу,
Все жалеют меня, как ребёнка.
Ночью душит меня тишина,
Печаль о большом и малом.
Ничего. Я просто больна.
Я устала. Просто — устала.
Так бывает всегда во сне,
В предрассветном, седом тумане.
С напряжённой тоской о весне
Сердце, кажется, вовсе устанет.
Только б мне навсегда сберечь,
Пронести сквозь закаты и зори
Эту радость и сладкое горе
Никому не рассказанных встреч.
22/ XI, 1927
Утро («За дело, за дело, за дело!..»)
— За дело, за дело, за дело! —
Так утром задорно кричи.
В тумане рассветном и белом
На стёклах зажгутся лучи.
Сегодня не сделалось хуже,
Так будь же бодрей и смелей.
Кому-нибудь ты ещё нужен
На этой любимой земле.
Сутуль же усталые плечи
Под ношей труда и борьбы.
Не думай, что ты искалечен
Руками нелепой судьбы.
Мы в вечном, мы в диком круженье
Какой-то случайной игры.
Мы в пламенном воображенье
Плетём золотые миры.
Зажги себя огненным словом,
С зарёю молись об одном,
Чтоб только ты день этот снова
Не назвал потерянным днём.
А в прошлом — большом и глубоком —
Так много зачёркнуто лет…
По стёклам светящихся окон
В истерике бьётся рассвет.
22/ XI, 1927
«Не люблю я казаться странной…»
Не люблю я казаться странной,
Класть загадку в сплетенье слов.
Я гостям — случайным и жданным —
Не читаю моих стихов.
Я боюсь задавать вопросы,
Громким криком прожечь тишину,
Я в тоске на пол не швырну
Недокуренную папиросу.
Я устала себя томить
И играть безнадёжную пьесу.
Мне смешно и не скучно жить
С длинным прозвищем — поэтесса.
28/ XI, 1927
«Мы — неудачники. Совсем, как дети…»
Мы — неудачники. Совсем, как дети.
Мы неуверенны ни в чём.
На длинных улицах вечерний ветер
Швыряется туманом и дождём.
Мы жадно ждём, сутуля зябко плечи,
И вдруг поймём: сполна и до конца,
Что в этом мире нет противоречий
В таинственной гармонии Творца.
Вот так бывает: если вдруг случится
В осенний день унынья и тоски
Увидеть траурную колесницу
И металлические венки.
1/ XII, 1927