Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.
Афиш мало, публики тоже немного – но она своя, крематорская, и поет все песни наизусть.
Армен зажег, видно было, что поет с настроением – свои песни и несколько песен Майка. И на этом вечере, как потом мне передали, выступил бесплатно. Просто потому что «Крематорий» – самая питерская из московских групп, и это верно.
Выставка же довольно жалкая. Помню 10-летие рок-клуба и выставку в Ленэкспо по этому поводу. Небо и земля. Конечно, все гранды, вышедшие из рок-клуба, это мероприятие дружно проигнорировали. Никого из знакомых лиц, кроме Коли Михайлова, Вилли и Игоря Петрученко, не увидел. Раза три осторожно подходили очень молодые люди и с некоторым изумлением и робостью спрашивали: «Это вы… написали рок-дилетанта?» Очевидно, полагали, что я давно умер. Я благосклонно кивал, после чего они долго трясли мою старческую руку, бля.
Под страшный шум дал какое-то интервью неизвестному для неизвестной же газеты. Ваше главное впечатление в двух словах? – «На графских развалинах».
Обменивались новостями с немногими знакомыми. Этот помирает от рака, тому сделали операцию, да я и сам накануне того же.
Sic tranzit не только глория мунди. Так всё проходит. Жизнь.
Припомнилось на случай
1 декабря
Кто обидел эту зиму?
Не припомнить на веку:
Ленинград подобен Крыму,
Крым подобен сквозняку.
Навсегда пропала вера.
Старый дедушка Мороз
Неприятен, как холера,
И бессилен, как прогноз.
А зима всё плачет, плачет,
Мокнут крылья снегирей…
– За окном водичка скачет! —
Как сказал мой сын Сергей.
Сыну Сергею тогда было почти 4, и он действительно сказал эту фразу.
Сейчас ему вот-вот исполнится 39.
Колонка дежурного
11 декабря
Время от времени в Интернете вспыхивают споры на тему: является ли фантастика литературой? Они уже всем изрядно поднадоели, поэтому я предложил бы несколько видоизменить вопрос: в какой мере литература является литературой? И в какой мере современный писатель является писателем?
Мне укажут на то, что в таком случае надо четко определиться в терминах. Если писатель подобен повару, приготовляющему изысканное блюдо, то он является настоящим писателем, когда знает много рецептов и умеет их правильно приготовить. Тогда у него нет отбоя от гурманов.
Но если же писатель – это стражник на вышке, предупреждающий об опасности, будь то пожар в доме или нашествие чужих орд, то настоящий писатель – это тот, кто не только видит, но и чует опасность.
Последнее время мне всё чаще вспоминается классическая строка Осипа Мандельштама: «Мы живём, под собою не чуя страны…» Кажется, только сейчас я стал по-настоящему понимать ее и узнал, как это жить, не чуя под собою страну. А ведь раньше чуял, это я вам точно говорю. И не то чтобы больше ездил, встречался с людьми, но совершенно отчетливо ощущал некую общность народа и субстанцию, называемую «страной». Это было и государство, далеко не всегда ласковое, и пространство, огромное, но нераздельное, и история, не похожая на лоскутное одеяло мнений.
Ощущение страны позволяет «чуять правду», как поется в одной опере, а значит, и писать ее. И тут уже совершенно неважно – фантастику ты пишешь или документальную повесть. Потеря этого ощущения, потеря связи со страной чреваты последствиями. Одно из них то, что литературу, переставшую «чуять правду» и «чуять страну», перестают чуять литературой и обращаются с нею, как с девкой в публичном доме.
Чего она, собственно, вполне заслужила.
Это к тому, что прошелся я на днях по одному крупному книжному супермаркету, и эти невеселые мысли навеяны его полками, точнее, тем, что в изобилии на них стояло – пышное, разодетое, в прекрасных переплетах, но по сути продажное и дешевое, даже если дорогое по цене. Не всё там было такое, робко ютилось по углам то немногое, чуящее ещё правду, что было по недосмотру допущено на эти полки, но наглое торжествующее чтиво давило его тиражами, обложками, рекламой ТВ.
Литература стала простым приложением к ящику, по которому показывают мыльные оперы и серийные убийства.
Я не хочу чуять такую страну.
Молодые и ранние
27 декабря
Когда проживешь достаточно много лет, то видишь, как складываются отдельные судьбы. Есть возможность проследить стремительный взлет или внезапный упадок.
Особенно интересны судьбы, а точнее, карьеры тех, кого считали «подающими надежды мальчиками», а сейчас они в расцвете сил и должностей и не всегда снисходят. Хотя по-прежнему при встрече учтивы и называют на «вы».
Причем подавали надежды они в прямом смысле, а реализовались несколько в другом.
Помню одного способного и впитывающего каждое наше слово мальчика, который бегал за коньяком для нашей «взрослой» компании, когда ему вручали четвертак и говорили: а сгоняй-ка на угол или в ресторан, спиртное кончилось. И он бежал, и появлялся через двадцать минут сияющий, с бутылкой, – и это была его незаметная но нужная роль.
А сейчас он модный художник, о нем пишут диссертации, хотя по сути остался тем же провинциальным мальчиком, жадно впитывающим новое и умеющим этим новым распорядиться.
Хотя ни тогда, ни сейчас он не имел и не имеет никакого художественного или иного таланта, кроме таланта правильно себя продать.
Но этот талант сейчас востребован, как никогда.
Помню другого, в самом деле способного журналиста, который примыкал к нашей банной компании «стариков» и был мальчиком для битья, поскольку мы с высот своей старческой мудрости прямо и без затей издевались над его стремлением к «изячной жизни», к его сладострастным описаниям заграничных поездок, смеялись над детальным знанием курсов валют и что где почем. А писал он неплохо, надо отдать должное.
Сейчас он главред глянцевого мужского журнала, встречаемся мы редко, и в баню он с нами больше не ходит, потому что у него другие бани, куда нас не то чтобы не пускают, а нам там делать нечего.
Помню многих музыкантов, которые выступали за ужин, а сейчас ездят в джипах и при встрече слегка покровительственно пожимают руку. Они талантливы, слов нет, но карьера их была слишком быстрой, отчего и возникает некотрое головокружение от успехов, как мудро заметил когда-то отец народов.
Все они безусловно заслужили то, что имеют, а мы заслужили то, что имеем мы.
Но есть одно слово, которое хорошо понимал Александр Блок. Слово, которым он назвал свою незаконченную поэму.
За все в этом мире рано или поздно приходится платить.
2007
Вы чьё, старичьё?
18 января
Несколько дней назад позвонил писатель Илья Штемлер и сказал, что у него возникла идея собрать вместе всех старых членов Союза писателей, так сказать, «ленинградского разлива», вступивших в Союз до 1991 года. Просто посидеть, поговорить, выпить. А то уже не видим друг друга годами, люди потихоньку уходят (и совсем уже не потихоньку, а дружными рядами). И всё это планировалось провести в Лавке писателей на Невском.
