Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное
8/ IX, 1925
«С тёмной думкой о Падшем Ангеле…»
С тёмной думкой о Падшем Ангеле
Опуская в тоске ресницы,
Раскрываю его евангелие,
Его шепчущие страницы.
В тучи дымное солнце клонится
За неровным глянцем окошек,
И по сердцу скребёт бессонница
Голосами голодных кошек.
Подожди: будет небо хмуриться,
Хлынет ливень дико и рьяно.
На безлюдных и тёмных улицах
Зашатаются клочья тумана.
И когда закричит отчаянье
Криком сдавленным и негромким, —
Вспомни мысли мои случайные,
Обращённые к Незнакомке.
10/ IX, 1925
«В мире тающем и старом…»
В мире тающем и старом
Светит ровный свет.
Вот откроет Алькантара
Скоро свой секрет.
Вот рекламы с новым вздором
Ярко и пестро
Расцвели по коридорам
Гулкого метро.
В мир понятный и не страшный
Пусть ведёт дурман.
Блещет Эйфелева башня
Сквозь ночной туман.
Всё, как было, всё, как надо.
Вечер. Дождик. Тьма.
Мутно слитные громады —
Серые дома.
И на всём оцепененье
Многих сотен лет…
В мире таянья и тленья
Светит ровный свет
10/ IX, 1925
В вагоне («Мучительная, как ночной сирокко…»)
Мучительная, как ночной сирокко,
Нелепая, как мой к нему вопрос,
Моя тоска. Блестят огни далёко,
Ловлю спокойно ровный стук колёс.
Не страшно мне, напрасно мысли спорят.
Ведь из всего, что в жизни сожжено,
Люблю я только ночь зимы одной,
Холодную, как Северное море.
10/ IX, 1925
«В моей душе есть много пятен…»
В моей душе есть много пятен
И роковых пустот.
Мне каждый шорох неприятен
И каждый шум гнетёт.
Быть может, слишком много пятен
На мне оставил тот.
В моём окне дожди косые
Сплели свою вуаль.
Ни детских сказок, ни России —
Мне ничего не жаль.
Уже давно дожди косые
Мне затемнили даль.
Холодной ночью я не плачу
В глухом полубреду.
Я не люблю большую дачу
В неубранном саду,
Но больше ни над чем не плачу
И ничего не жду.
16/ IX, 1925
«Всё беззвучнее сердце колотится…»
Всё беззвучнее сердце колотится,
Всё плотнее туман голубой,
Испугаю тебя безработицей,
Задыхаясь, поднявшись домой.
В тесной комнате взглядами жалкими
Ты мне скажешь, что жизнь прожита.
Я тебя не утешу фиалками,
Ни словами о вере в Христа.
А над тихими душными стонами
Ярко-праздничный воздух разлит.
И деревьями позолоченными
Осень тихо в саду шелестит.
Посмотри, как виденьями странными
Сжались тени, и тая во мгле,
Голубыми, как небо, туманами
Скрыты дали осенних аллей.
6/ X, 1925
Домой («Завернула влево. Шевелясь…»)
Завернула влево. Шевелясь,
Тень за мной бесшумно побежала.
У моста чуть освещает газ
Узкий путь от тёмного вокзала.
Ромбы, и квадраты, и круги
Наполняют темноту, и гулко
Раздаются звонкие шаги
В тишине глухого переулка.
Разве радость в жизни сожжена?
Разве всё так скучно и туманно?
— В белом доме мрак и тишина,
Горькая, как дикие каштаны.
9/ X, 1925
«Электрический свет потух…»
Электрический свет потух,
Я тихонько зажгла свечу.
Не напрасно мой голос глух,
Я не первый месяц молчу.
Я одна, и кругом темно,
Тихо пахнут цветы и духи.
Я, качаясь, смотрю в окно
И читаю свои стихи.
У меня унесла печаль
Много дней из календаря,
И горит на столе свеча,
Как у тихого алтаря.
9/ X, 1925
Вечер («Молчу и стыну в тишине пустой…»)
Молчу и стыну в тишине пустой
И сдавлен мозг цепями дум унылых,
Как будто полон дом нечистой силы
И завелся в камине домовой.
Шуршит обоями, стучит по крыше,
Ползёт в углу мохнатым пауком…
В осенней мгле шаги как будто слышу,
Но где-то бесконечно далеко.
Я подожду, пусть тихий ливень хлынет
Мне хорошо в осеннем полусне.
Мохнатый домовой сидит в камине
И неутешно плачет обо мне.
9/ X, 1925
«Над гулким грохотом бульваров…»
Над гулким грохотом бульваров
Часы звонят на башне девять раз.
В намокших, скользких тротуарах
Отсвечивает лиловатый газ.
Роняет небо мелкий дождик
И виснет дождь разорванным шатром,
И, путаясь в толпе, прохожий
Спешит на красный огонёк метро.
А там, над грудою ступенек,
Засаленной рукой сгребая пыль,
На безобразные колени
Безногий молча положил костыль…
Да. Страшно знать, что спала тайна,
И вот решён неистовый вопрос
Ещё до ужаса случайным,
Седым дымком двух тонких папирос.
21/ X, 1925
«Я говорю: не знаю и не помню…»
Я говорю: не знаю и не помню,
Хочу забыть далёкие слова…
А вижу тёмную каменоломню,
И слышу, как кричит сова.
Зачем, зачем я так тревожно помню
Ту, тёмную, как ночь, каменоломню?
Тайник души мне грустно раскрывать.
А дни идут всё глуше и нелепей.
В моём портфеле есть одна тетрадь —
Одно звено тяжёлой цепи.
Нет, отчего мне страшно раскрывать
Ту роковую, синюю тетрадь?
2/ XI, 1925