Николай Долгополов - Легендарные разведчики
15 ноября 1944 года
Вильям Фишер руководит радиоигрой с немцами во время операции «Березино». Пишет он жене из далекого партизанского отряда.
«…Я тебе писал, что здесь славный врач, известный спортсмен Знаменский (бегун). Он из простой крестьянской семьи, своим упорством добился докторского диплома и немалых результатов как спортсмен. Еще есть Ермолаев — фотограф, охотник и рыболов. Он сможет устроить пропуска на Учинское водохранилище — о чем сообщи Яше Шварцу — мы будем иметь рыбу, а осенью — уток.
Живем мы здесь примитивно. Рабочий день у меня начинается в 3 ч. утра. Это только недавно, в связи с изменением обстановки. Дежурю. С 10-ти работаю с перерывами, периодически сплю. Кушаем в 10, 16.00 и 21.00, причем обед очень хороший, но завтраки и ужины слабоваты. Главным образом по жирам. В связи с большой нагрузкой я получил дополнительный паек.
Живем в крестьянских шубах и усиленно кормим блох. Пятна на бумаге от керосина, течет лампа… Шубы здесь добротные и большие, но очень грязные. Какой только хлам не найдешь на полках, в закутках и на чердаках — целое и битое, нужное и ненужное — всё свалено вместе…»
8 декабря 1944 года
Письмо из партизанского отряда
«…Видимо, 12 декабря будет машина на Москву. С ней едет наш охотник Ермолаев, который, очевидно, занесет тебе это письмо… Как с моим жалованьем? Я дал Ермолаеву доверенность и, может быть, ему удастся получить деньги за декабрь м-ц и передать тебе. Вообще вопрос связи с тобой нужно разрешить, т. к. по всем признакам дело приняло форму длительной операции, и насколько она затянется — трудно предвидеть. Похоже, что Новый год я буду встречать в дебрях Белоруссии. Загрузка работой несколько снизилась, делать нечего, книг нет. Если сможешь — пришли мне 3 книги по радио (перечисляет книги. — Н.Д.)… хочу вспомнить старое и еще историю ВКП(б). Ермолаев расскажет о нашем житье-бытье подробнее…»
17 декабря 1944 года
Письмо из белорусских лесов
«Дорогая Элечка! Сегодня получил твою посылку и письма… Это свое письмо я передал через товарища, который сюда уже не вернется. Это мой старый знакомый по школе 1937 года, симпатичный, пожилой человек Белов Алексей Иванович. Он после Рудольфа преподавал Морзе… Скоро начнем передвигаться, но не думай, что мы где-то у фронта. До ближайшей точки фронта не меньше 400 км и кроме обычных житейских опасностей никаких больше нет. Простудиться я могу и в Москве, так что за меня ты не волнуйся… Посылаю ночник, который я нашел в брошенном немцами хламе. Если подбавлять воска, то фитиль почти что вечный. Попробуй использовать жидкий парафин, он должен гореть. Мы здесь тоже колдуем над всякими источниками света. Но у нас все-таки лучше — есть керосин, но нет стекол к лампочкам, да и фитили изобретаем из кусков одеял или тряпок…
Принесли завтрак — карт, пюре и копченую селедку, 2 куска сахара и чай. Буду варить кофе. Кофе! Мечта осуществляется.
Очень рад, что ты наконец добралась до оркестра, даже если и в цирке. Это будет только началом, тем более что там бывают неплохие дирижеры. Цирк имеет еще и то преимущество, что он стоит на месте, а Игорь Моисеев хотя и более высокой марки, на месте не сидит. Только ты зря связалась с вязанием, подумай о том, что нужно беречь здоровье».
(Далее Вильям Генрихович продолжает письмо по-английски — это уже для дочери Эвелины.)
Лидия Борисовна Боярская рассказала мне, как уходил Вильям Генрихович:
— 8 октября 1971 — го к Эвуне на день рождения приехали на дачу гости. Я тоже там была и даже не заметила, что с дядей
Вилли происходит что-то плохое. Был он как всегда приветлив, на болезнь его ничто впрямую не указывало. Тут и собранность, и воля железная. Но вскоре ему стало плохо, положили в онкологическую больницу.
А за день до смерти, 14 ноября, мы с Эвуней дежурили в его палате. Дядя Вилли лежал один, и около него постоянно находился сотрудник из разведки. Дядя Вилли был без сознания, состояние — ужасное. Судя по всему, мучили его ужасные сны. Нам казалось — моменты ареста, допроса, суда… Он всё время метался, стонал, хватался за голову и порывался встать. Даже упал на пол, и мы втроем не смогли его удержать. В сознание он так и не пришел. Скончался 15 ноября 1971 года.
«Я — КОНДОВЫЙ НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКИЙ РАЗВЕДЧИК»
Владимир Борковский
Теперь, годы спустя, когда прошлое всё яснее, мне понятно, какую роль сыграл в моей жизни полковник Службы внешней разведки Владимир Борисович Барковский. Мне неожиданно повезло. Или заслуженно повезло. Мы были хорошо знакомы. Инициатива встретиться и поговорить исходила не с моей стороны. Да я бы и не смог ее проявить, потому что был Владимир Барковский фигурой не только легендарной, но и по-прежнему закрытой. В 1996 году ему было присвоено звание Героя России. Поэтому я медленно, очень медленно изучавший с 1993 года историю атомной разведки, был польщен звонком человека, имевшего к этому самое непосредственное отношение. Он предложил встретиться у нас в редакции.
На следующий день в мой кабинет в назначенный час бесшумно вошел немолодой, лысый человек в светлом костюме. Круглое лицо и малый рост создавали впечатление вполне реального колобка. От него веяло добром и каким-то уверенным спокойствием. Немногословно он обозначил цель прихода. Читал в газете мои статьи о полковнике Абеле и атомных разведчиках. Очень интересно. И моя тоненькая красная книжица «Правда полковника Абеля» тоже ему попадалась. Поздравил с началом. И заметил, что тема разведки, особенно атомной, трудная, неизведанная и настолько запутанная, что не всегда в ней можно безошибочно разобраться. Вот, например, один из разведчиков — связник полковника Абеля — в книге похороненный, на самом деле живет, здравствует и даже готов встретиться. (Мы потом и встретились с полковником Николаем Сергеевичем Соколовым.)
Деликатно, не впрямую, полковник Барковский предложил мне — нет, не помощь, а консультации, советы. Тема благодатная, ее действительно необходимо разрабатывать, и я, по его мнению, вполне на это способен. К тому же пора кое-что и приоткрыть. Но из-за удаленности, как он намекнул, автора от разведки некоторые эпизоды оперативной работы моих героев (его друзей и коллег. — Н.Д.) описаны не совсем верно. Например… И мне сделалось стыдно. «Ведь вас читают и будут читать и профессионалы. А разведка — наука точная», — сказал Владимир Борисович.
И я понял, что спасен. Вот кто мне был нужен.
Его звонок и приход не были чьим-то поручением. Владимир Барковский отыскал незнакомого журналиста в разнородной пишущей массе. Оценил. Не исключаю, что с кем-то посоветовался. И решил помочь.
