Варлаам Рыжаков - Скупые годы
Но только сделал несколько шагов, как вдруг услышал позади себя испуганный крик и остановился. Прислушался. В нашем дворе кто-то глухо стонал.
"Мать", - вздрогнул я и, распахнув дверь, метнулся во двор. Пусто. Снова прислушался. Тишина. Только теленок, прижавшись к воротам, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и ласково смотрел на меня. Я затаил дыхание.
Тук, тук, тук - стучало сердце, мешая слушать. Из конюшни донесся шорох и снова стон. Я зачем-то схватил топор и рванулся туда. Дверь была заперта. В бешенстве я что было сил толкал ее плечом, не чувствуя боли, ударял по ней кулаками, рубил топором ржавые петли, но все было напрасно.
Вдруг, вспомнив, что в конюшне с улицы есть окно, я кинулся к нему.
Окна нет. Земляной навал стены рухнул. Образовавшаяся продолговатая насыпь дымила пылью.
Я втиснулся вовнутрь. Половина потолка обрушена.
Мать, по пояс заваленная землей и гнилыми жердями, лежала головой к противоположной стене вниз лицом. Платье на ее плече было разорвано, и виднелось поцарапанное тело.
- Мама, мама!.. - не помня себя, кричал я, бросаясь к ней.
- Вова, ноги... - приподнимая голову, простонала мать.
Не помню, как, освобождая ее, я расшвырял землю, как раскидывал гнилые обломки жердей. Только когда мать уже лежала в постели, я почувствовал боль в руках и взглянул на них. Ладони и пальцы были покрыты глубокими порезами, и из них сочилась кровь.
Я упал на подушку и заплакал.
К вечеру ноги у матери распухли. Ей стало хуже. Возле ее кровати, не отходя, хлопотала бабушка. Я забрал из яслей сестренку и грустный поплелся с ней к Витьке поделиться своим несчастьем.
На двери его дома висел замок.
"Вот какой, и ко мне не зашел", - обиженно подумал я и, взобравшись на завалинку, на всякий случай заглянул в окно и удивился.
Витька мрачный стоял с красным карандашом в руке перед картой и делал на ней какие-то пометки.
Вдруг он отшатнулся, бросил карандаш и, закрыв руками лицо, уронил голову на маленький кухонный стол. Мне захотелось застать Витьку врасплох. Я соскочил с завалинки, приказав сестренке идти молча за мной, стал через задний ход осторожно пробираться в комнату.
Вот я вошел во двор, со двора в сени и распахнул дверь в комнату.
Витька вскинул голову и резко отвернулся в сторону, к окну.
Карта была вся испещрена красным карандашом.
На занятых немцами городах, на которых мы раньше ставили черные кружки, сейчас реяли красные флаги.
- Ты что это, Витьк? - растерянно уронил я.
- Ничего. Не буду я больше на городах ставить черные кружки. Это наши красные города.
- Ну так что же, что наши? Немцы-то их заняли. Может, наша Красная Армия, Витьк, нарочно заманивает немцев-то. Помнишь, как в кино-то Кутузов Наполеона заманивал.
- Я не знаю. От папы письма давно не было.
- А у нас сегодня было, да, Вов? - весело пропищала моя сестренка.
Витька как-то съежился, глаза его часто заморгали, и он снова отвернулся к окну.
Желая его отвлечь, я хлопнул сестренку по затылку и сказал:
- У нас, Витьк, сегодня конюшня обрушилась. И маму придавило. Ноги сильно.
- Ну подумаешь, здесь же не война, - зло бросил Витька.
Я вздрогнул. Мне было так больно и обидно, что я не смог ничего сказать. Я крепко прижал к себе сестренку и медленно вышел на улицу.
Погода была тихая, ясная. Яркие лучи заходящего солнца играли в желтеющих листьях берез, но я чувствовал себя одиноким, и жизнь мне казалась грустной и тоскливой.
"Как бы хорошо сейчас быть на фронте вместе с папой, - думал я вечером, забираясь под одеяло. - Лежать бы с ним в окопе и стрелять по немцам".
Вдруг перед моими глазами вырос танк с фашистскими знаками. Он медленно полз гусеницами прямо на меня. Ближе, ближе. Я испугался, съежился и, не открывая глаз, понял, что засыпаю.
Всю эту ночь я был на фронте и воевал. И все время, когда я был готов совершить какой-нибудь героический подвиг, передо мной вырастал этот страшный танк, и я трусил.
Утром, вспомнив сон, я обиделся на свою трусость и подумал: "Надо было бросить в этот танк гранатой - и все". Но так как исправить ошибку было невозможно, то я, недовольный собой, отправился в школу.
За Витькой не зашел. Мимо его дома шагал нарочно быстро и даже не взглянул на окна. Когда я прошел мимо следующего дома, кто-то крепко обхватил мою голову и закрыл мне глаза. Я сразу догадался, что это Витька, и, желая причинить ему боль, ткнул его головой, вырвался и снова зашагал.
Витька преградил мне дорогу. Он был еще раздетый и босиком.
- Сердишься?
Я молча смотрел в сторону.
- Не сердись, - грустно уронил Витька, - знаешь, я вчера был какой-то шальной. Как ты ушел от меня, я всю карту изрезал. А Германию так всю в клочки изорвал, а потом опомнился и весь вечер сидел и снова подклеивал. Давай помиримся. И вместе будем у вас конюшню чинить.
Тронутый Витькиными словами, я протянул ему руку.
Мы скрестили мизинец с мизинцем и радостно прокричали:
- Мир, мир на весь век, изменщик - глупый человек.
И, ткнув друг друга в бок кулаками, мы оба, довольные, весело пустились к Витьке в дом, а потом так же весело направились в школу.
По дороге Витька сообщил мне школьные новости.
Оказывается, все ученики с шестого по десятый класс в сентябре учиться не будут, а будут помогать колхозникам рыть картошку.
Мы подходили к школе.
ГЛАВА 6
Прошло два месяца. Школа нам понравилась. Это не то что в нашей деревне начальная. Здесь есть где в перемены разгуляться. Коридоры длинные, просторные. Можно вполне ткнуть приятеля в бок и, скрываясь от его погони, умчаться по пологим лестницам на второй этаж и спрятаться там где-нибудь в углу чужого класса. Тут уж противник не найдет, а если и разыщет, то классы широкие - можно извернуться, обмануть и, громыхая по лестницам, что есть духу мчаться обратно. Только гляди в оба. А то столкнешься лоб в лоб с таким же игроком и будешь потом неделю ходить с лиловой шишкой на потеху товарищам.
Есть и другая опасность.
Работает в школе старая, седая, толстая учительница по арифметике, Кардатова. Во время перерывов она важно прохаживается по коридорам и, улыбаясь, кивает головой на приветствия учеников. Кажется доброй, ласковой. Но чуть только заметит заигравшегося ученика, насупится, остановит, и тогда - пропал.
Стоишь всю перемену и выслушиваешь ее сердитые слова о правилах поведения. А если попался второй раз, то она поведет тебя к красной доске, где эти правила написаны, и заставит читать их вслух, да погромче. Читаешь, а кругом девчонки по углам хихикают, а ребята стараются рассмешить и строят гримасы.
Иногда не выдержишь и фыркнешь сквозь зубы. Учительница нахмурит брови, оглядит притихших ребят и отведет тебя в канцелярию. А там директор и учителей целая комната, и все смотрят на тебя. Опустишь голову и стоишь, готовый провалиться сквозь пол.
