Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

Габриэль робко коснулась ожерелья, словно опасаясь, что оно рассыплется блестящей пылью. Но жемчуг был на ощупь настолько реальным, что у нее перехватило дыхание.

Вообще-то она довольно равнодушно относилась к драгоценностям. По ее мнению, цепочки, кольца и серьги имели исключительно декоративное значение и никакие могли повысить ценность женщины. Поэтому она предпочитала модные украшения. Правда, так было не всегда: в юности она тоже испытала на себе власть сверкающих бриллиантов.

Бой не делал Габриэль подарков. Во всяком случае, в той форме, как это было принято в компании Этьена в Руалье и их метресс. Друзья Этьена не скупились на так называемые утренние дары для своих возлюбленных — дорогие украшения, которые те с гордостью демонстрировали: страусиные перья, меховые воротники или драгоценности. Боя же, судя по всему, не интересовали женщины, охотно позволявшие делать из себя рождественскую елку.

Габриэль не знала, как относиться к этой его особенности. С одной стороны, она ценила скромность больше, чем приверженность этой мишуре. С другой стороны, временами в ней просыпался какой-то чертенок и нашептывал, что она заслуживает большего. Тем радостнее встрепенулось ее сердце, когда Бой вдруг — почти через год после начала их романа — заметил:

— Я никогда не делаю тебе подарков, верно?

Верно! — ответила она, раздираемая противоречивыми чувствами: удивлением, радостным ожиданием и растерянностью.

На следующее утро он поставил на ее подушку маленькую шкатулку. Подняв крышку, она вздрогнула, ослепленная блеском, исходившим от какой-то изящной вещицы на красном бархатном дне ларца.

— Как красиво! — восторженно прошептала она.

— Это диадема, — улыбаясь, пояснил Бой. — Она твоя.

Габриэль никогда раньше не видела диадем. Она даже не знала, что это такое, и, конечно же, представления не имела, как их носят. На шее?

Позже она узнала от одной знакомой, что эту крохотную корону носят на голове с высокой прической. Но у нее была короткая стрижка. Как ей закрепить диадему в волосах? И в каких случаях ее надевают? Но она все же попыталась подружиться со своим необычным украшением — тайком примеряла его перед зеркалом и научилась наконец так располагать диадему на голове, что та не съезжала ни на лоб, ни на затылок.

Застав ее за этим занятием, в вечернем платье, Бой удивленно спросил:

— Ты куда-то собралась? Зачем? Нам так хорошо дома.

Габриэль сунула диадему в шкатулку и покорно осталась дома со своим возлюбленным. Больше она не получала подобных подарков. Она была счастлива с ним и без драгоценностей.

Габриэль, как зачарованная, любовалась изысканной простотой ожерелья. Эти жемчужины не имели ничего общего с пошлыми побрякушками, с помощью которых дамы света пытались набить себе цену. Эти жемчужины обладали особой магией: казалось, они все еще остаются живой частью устрицы. Они были не просто украшением, в них заключалось все, что только может дать женщине драгоценность: вся волнующая радость, все опьянение красотой.

— Это ожерелье моей бабушки.

— Что?..

Габриэль, витавшая мыслями где-то далеко, подняла голову и растерянно посмотрела на Дмитрия. Смысл его слов не успел дойти до ее сознания.

— Это так называемый романовский жемчуг, Коко. Он принадлежал царице Марии Александровне, матери моего отца.

Дмитрий умолк, нерешительно переступил с ноги на ногу. Молчание Габриэль смутило его. Видимо, он ожидал, что она ошалеет от радости, получив такой щедрый подарок.

Но она не шевелилась и не произносила ни слова.

Для человека с очень ограниченными денежными средствами один этот роскошный букет длинных роз, вероятно, уже разорительная трата. Габриэль прекрасно это понимала. Даже если бы она ждала от него подарка, ей вполне хватило бы букета. Но она ничего от него не ждала. Гораздо дороже любого широкого жеста для нее были идиллические часы, проведенные с Дмитрием. Счастье не купишь, говорил ей в свое время Бой. Дмитрий баловал ее своей близостью, своей нежностью и своей дружбой — вот самые ценные подарки в любви. — Я… я… не могу это принять… — пролепетала она наконец.

Он изумленно смотрел на нее:

— Тебе не понравился жемчуг?

— О боже! Как такое может не понравиться?..

Если уж говорить откровенно, этот жемчуг полностью  отвечал ее стилю. Дмитрий попал в самую точку. Это был не просто царский подарок. Он сделал его вполне осознанно. И тем не менее принять его она не могла.

Если бы Дмитрий захотел продать ожерелье, он выручил бы за него баснословную сумму. К тому же материальная ценность, без сомнения, далеко не самое главное. Украшение бабушки было для него драгоценнейшей реликвией, символом огромной важности, и, вероятно, не только для него, но и для других членов семьи в изгнании. Оно означало неизмеримо больше, чем Габриэль могла себе представить. Все это она прекрасно сознавала.

— Я не могу это принять… — повторила она, не глядя на него.

Ей не трудно было представить себе выражение ужаса на его лице. К тому же она не хотела, чтобы он прочел в ее глазах радость. Ведь это была грандиозная идея — преподнести ей такое сокровище в качестве подарка ко дню рождения. А он мог неверно истолковать ее восторг.

— Ведь это же национальные сокровища России, правда?

— Ах, вот оно что! — облегченно вздохнул Дмитрий, но тут же зло рассмеялся. — Не беспокойся, большевики отняли у нас столько, что пара жемчужин уже не играет никакой роли. Тем более что это жемчуг из частного владения царицы. Она любила это ожерелье, и для меня невыносима мысль о том, что оно могло бы оказаться на шее любовницы какого-нибудь большевистского комиссара или в липких лапах процентщика. Моя бабушка была необыкновенной женщиной, и… — Он сделал небольшую паузу и продолжил потеплевшим голосом: — Поэтому ее жемчуг и впредь должна носить необыкновенная женщина.

Пока Габриэль боролась со своими чувствами, пытаясь вернуть себе самообладание, он вынул жемчуг — несколько длинных ниток — из шкатулки и осторожно надел их ей на шею. От прикосновений его пальцев к чувствительному месту на ключице по коже у нее пробежал легкий озноб.

К ее удивлению, жемчуг оказался совсем не холодным, как она ожидала, а, наоборот, приятно ласкал кожу. Габриэль переполнило неописуемо прекрасное чувство совершенства.

— В Зимнем дворце, который еще при жизни моего прадеда стал частью Эрмитажа, висит портрет Марии Александровны. На нем она изображена в этом ожерелье. Как бы мне хотелось показать тебе эту картину.

Габриэль молча взяла его ладонь и медленно поцеловала каждый палец. Более красноречивый ответ трудно было представить.

— Я храню этот портрет бабушки в своем сердце. — Дмитрий поднял ее со стула и заключил в объятия. — Также как я никогда не забуду твой сегодняшний облик.

Они слились в долгом страстном поцелуе, позабыв о жемчуге.

Глава двадцать первая

— Откуда у тебя этот жемчуг? — выпалила Мися вместо приветствия.

Они не виделись два месяца, но сейчас она не бросилась обнимать Габриэль, а, наоборот, положив руки ей на плечи, слегка отодвинула ее от себя, чтобы получше разглядеть ожерелье. На простом черном платье Габриэль оно смотрелось особенно эффектно.

— Потрясающе!

— Да, он потрясающий, — коснувшись жемчуга пальцами, ответила Габриэль.

— Откуда он у тебя? Такого не купишь даже у Картье.

— Ты права. Такого там точно нет, — улыбнулась Габриэль и, понизив голос, добавила: — Это подарок Дмитрия. Но, пожалуйста, не рассказывай об этом на каждом углу, хорошо?

Она тут же пожалела о своих словах. Не стоило этого говорить. Своей просьбой она, вероятнее всего, добилась прямо противоположного эффекта. Ну что ж, остается только надеяться на Мисину порядочность. Может быть, хоть в этот раз она, в виде исключения, будет молчать.

— Только не говори, что это тот самый жемчуг Романовых! — округлив глаза, выдохнула Мися.