Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

Габриэль удивлялась, как быстро летит время. Заключая договор об аренде дома, она затруднялась с ответом на вопрос о дате отъезда. Она не могла и представить себе, что еще раз сможет так надолго покинуть Париж и совсем не будет скучать по работе и друзьям. Радуясь предстоящей возможности подолгу беседовать с Дмитрием обо всем, что ее интересовало и волновало, в этой продолжительной курортной эпопее бок о бок под одной крышей она все же видела серьезное испытание. Когда наступит пресыщение? Когда им станет скучно друг с другом? Однако эти опасения рассеялись так же быстро, как густая тьма южной ночи сменяет короткие вечерние сумерки.

Результат превзошел все ее надежды и ожидания: им никто был не нужен, кроме них самих. Дни мелькали один за другим, и в конце концов она продлила аренду до двух месяцев. Таких долгих каникул у нее еще никогда в жизни не было.

В ее день рождения наконец начался обратный отсчет времени. Этого требовал не только календарь Габриэль — сама природа уже настраивалась на осень. Девятнадцатого августа довольно прохладная ночь словно подвела черту под длинной чередой жарких дней. Над морем сияло бездонное, ярко-голубое и по-осеннему прозрачное небо. Им осталось меньше двух недель: в последний день месяца Габриэль должна была вернуться в Париж. Как все школьники и служащие.

При мысли о том омуте, в который ей придется окунуться по возвращении и который теперь, ввиду предстоящей презентации духов, ее даже радовал, она улыбнулась. И все же было жаль расставаться с этим райским уголком. Оглядывая скромную спальню, выдержанную в белых тонах, она уже обдумывала, что надо сделать в Париже в первую очередь. Прежде всего, нужно наконец всерьез заняться продажей «Бель Респиро» и поисками подходящего жилья в городе, где она устроит себе такую же комнату, как здесь, — полную света и воздуха.

Мися подсказала ей один вариант, неподалеку от своей квартиры на рю дю Фобур Сент-Оноре, но Габриэль не стала перед отъездом договариваться с хозяевами дома о встрече, чтобы посмотреть его и обсудить условия аренды, решив, что это пока не к спеху. А может, уже самое время? После того как Стравинские съехали, вилла в Гарше стала для нее обузой. Она никогда не была ей домом, а без детей и музыки там стало слишком тихо. Конечно, будь жив Бой, они поселились бы там вместе и все выглядело бы иначе. А так это всего лишь маленький камешек в огромной мозаике ее жизни. Странно, что эта мысль пришла ей в голову именно сейчас, в день рождения. В тридцать восьмой день рождения. Это вовсе не планы на будущее, подумала она, а всего лишь своего рода инвентаризация. Которая вполне объяснима и логична именно в этот день.

Габриэль потянулась под тонкой простыней. В виски постукивали молоточки головной боли. Ночью они хорошо побаловались шампанским. Дмитрий взял с собой на пляж ведерко со льдом и бокалы, и они, сидя на песке, пили за ее здоровье. Вдвоем. Вокруг не было никого и ничего, кроме тихого плеска волн, позвякивания снастей на парусных яхтах, стоявших поблизости от берега, лунного света и крабов. Ни бенгальских огней, ни музыки, ни гостей. Только два человека, которые оказались гораздо интересней и нужней друг другу, чем сами могли себе это представить. Это было великолепно. Но с шампанским они явно перестарались.

Соленый воздух Атлантики вперемешку с пряным ароматом пиний лился в окно и раздувал занавески. Потом запахло кофе. Мари, по-видимому, готовила завтрак.

Мысль о крепком кофе вызвала у Габриэль прилив бодрости. Она откинула простыню и резко опустила ноги с кровати. Но молоточки в висках забарабанили с такой силой, что она вновь упала на подушки.

В дверь постучали, и этот стук больно отозвался в ее висках.

— Войдите! — откликнулась она слабым голосом, рывком натянув на себя простыню, и это прозвучало, как жалоба раненого животного.

Дверь распахнулась. Первым появился сервировочный столик на колесиках, покрытый белоснежной камчатной скатертью и сверкающий фарфором и серебром. А за ним, за огромным букетом роз в вазе посреди столика, шел Дмитрий. Он лично подает ей завтрак в постель. Царевич-официант. Это, конечно, само по себе было занятно. Но еще больше ее поразил туалет Дмитрия: на нем был белый купальный халат, надетый, скорее всего, на голое тело. Шлепая по полу домашними туфлями, он с торжественной миной подошел ближе.

Габриэль весело хихикнула.

— Что ты делаешь?

— Поздравляю тебя с днем рождения, дорогая. — Он подкатил столик к кровати, наклонился и неловкими движениями поднял боковины. — Почему слуги так легко с этим управляются, а у меня ничего не получается? — пробормотал он себе под нос.

Завершив свои манипуляции, он выпрямился, шагнул к кровати и поцеловал Габриэль.

— С днем рождения, Коко! — сказал он по-русски и продолжил по-французски: — Прими мои самые искренние поздравления и пожелания счастья, всяческих успехов и любви.

Она обвила руками его шею.

— У меня нет слов! Лучшего начала дня рождения я себе и представить не могла.

— Но Петр и Жозеф никогда мне этого не простят. — Дмитрий ухмыльнулся. — Они по-настоящему разозлились на меня за то, что я лишил их законного удовольствия. Только Мария проявила понимание. Я слышал, как она прошептала Жозефу что-то про «романтику».

Габриэль засмеялась, с удивлением чувствуя, что головная боль отступает.

Дмитрий придвинул к столику два стула и приподнял крышку кофейника. По комнате разлился аромат кофе. Судя по неловким, неуклюжим движениям, с которыми он наполнял чашки горячим душистым напитком, ему не часто приходилось делать это самому.

— Садись, Коко, а то кофе остынет, — деловито произнес Дмитрий, не глядя на нее, и поправил серебряную крышку на одной из тарелок.

Его халат усиливал комизм ситуации.

— Благодарю вас, ваше императорское высочество! — хихикнула Габриэль и осторожно встала с кровати.

Намотав на себя простыню как тогу, она остановилась перед столиком и окинула взглядом корзинку с круассанами и разнообразные баночки с джемом, провела пальцами по свежим, только что распустившимся розам.

— Как ты все изящно сервировал, — похвалила она, чувствуя, как в груди у нее разливается тепло.

Она уже хотела сесть, но он удержал ее.

— Нет, не сюда. Вот сюда, за этот прибор.

Он посторонился, уступая ей место.

Габриель удивленно посмотрела на него и села на другой стул. Дмитрий остался стоить рядом с ней Выжидающе гляди на нее, как ей показалось.

Все больше недоумевая, Габриэль сделала глоток кофе. Наверное, надо заглянуть под крышку. Может, Мари по случаю ее дня рождения приготовила английский завтрак с яичницей и беконом и Дмитрий боится, как бы все это не остыло? Русские ведь тоже едят по утрам очень сытные вещи, совершенно неперевариваемые для французского желудка в такую рань. А жирная пища — не самое подходящее средство против легкого похмелья. Ей уже стало почти дурно от одной лишь мысли о чем-нибудь жареном. Поэтому она не торопилась узнать, что это за кулинарный сюрприз, и сделала еще глоток кофе.

— Дмитрий, ты не хочешь сесть? — спросила она приветливо.

— Мне не к спеху.

Похоже, он и в самом деле ждет, когда она заглянет под серебряный клош. Все еще недоумевая, почему яичница, бекон, сосиски, блинчики или пирожки вдруг приобрели для Дмитрия такую важность, она решила не испытывать его терпение. Если ему так хочется, чтобы она их съела, она хотя бы попытается это сделать.

Поставив чашку с кофе на стол, она приподняла крышку и… чуть не выронила ее.

На белой шелковой салфетке в обрамлении лепестков роз лежало роскошное, необыкновенно длинное ожерелье из жемчуга. А может, это было несколько ниток. Во всяком случае, это выглядело как миниатюрная гора из мерцающих, переливающихся всеми пастельными тонами бело-кремовых жемчужин, размер и блеск которых не оставляли сомнений в том, что это настоящее сокровище. От восторга Габриэль потеряла дар речи.

— С днем рождения, Коко! — тихо повторил Дмитрий.