Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

Для нее нет ничего важнее памяти о Бое. Она посмотрит эту квартиру. Одна. Без Миси. И без Дмитрия.

Глава двадцать вторая

Шесть недель спустя Дмитрий распахнул двери на террасу ее новой квартиры. Две створки с мелкой расстекловкой, типичной для парижского особняка XVIII века. Он вышел в безмолвный осенний сад, где среди облетевших ветвей лип, словно вата, клочками висел туман. На пожелтевшей траве лежали опавшие листья, которые дворник еще не успел собрать.

Габриэль стояла за спиной Дмитрия, дым ее сигареты тянулся вверх, растворяясь во влажном осеннем воздухе.

— Ну как? — спросила она. — Нравится?

— Квартира шикарная, Коко, ты и сама это знаешь. Да еще и парк в самом центре города! Изысканное украшение для особенной женщины.

— Здесь, конечно, не так просторно, как в Гарше, но мне с моими собаками, прислугой и друзьями будет в самый раз. Для книг и коромандельских ширм места хватит. Ты уже выбрал себе комнату?

Они только что завершили осмотр квартиры, полюбовались красивой штукатуркой, мраморными карнизами, искусными инкрустациями и оценили впечатляющую анфиладу комнат. Деревянные панели Габриэль находила ужасными, но по контракту убирать их она не имела права. Пока что здесь не было ни мебели, ни нормального освещения, поэтому из-за пасмурной погоды кое-где царил полумрак, но вряд ли это могло помешать Дмитрию определиться с комнатой. Помещений для прислуги было достаточно, чтобы разместить не только чету Леклерков, но и Петра. Од нако Дмитрий почему-то медлил с ответом.

Наконец он взял ее за руку.

— Коко, — тихо произнес он. — Я не смогу сюда переехать.

Порыв ледяного ветра закружил сухие листья у них под ногами, Габриэль вздрогнула, ощутив холод на коже даже сквозь ткань платья.

— А где ты будешь жить?

— У Марии и Сергея. В гостинице. Я сам пока точно не знаю. — Казалось, он что-то недоговаривает, пряча глаза, как провинившийся мальчишка. — Может быть, мне придется уехать в Америку на какое-то время.

Габриэль было холодно. Она бы с радостью зашла внутрь, но боялась отпустить его руку. Пока она чувствует его тепло, все в порядке. Он хочет уехать. Ну что ж, почему бы и нет. Она знала, какими нелегкими были для него эти последние месяцы. Дмитрий не был ни дипломатом, ни настоящим политиком, его никогда не учили отстаивать свои права на политической арене. Может быть, он уже проиграл? Но что-то подсказывало ей, что дело не только в российской короне. О чем он молчит? Она не хотела признаваться себе, что знает ответ.

На этот раз в тишине, повисшей между ними, не ощущалось привычной гармонии — это безмолвие было тягостным. Сердце Габриэль болезненно сжалось. Какое счастье, что у нее в руках сигарета. Она глубоко затянулась, наполняя легкие никотином в надежде, что он успокоит ее нервы.

— В моем доме всегда будет место для тебя, — сказала она наконец, выдыхая дым и снова затягиваясь. — Ты же видел, квартира большая.

Дмитрий сжал ее руку.

— Я хочу быть твоим другом, Коко. Я не хочу, чтобы все закончилось. Даже если мне когда-нибудь придется уйти.

«Так не уходи!» — хотела крикнуть она, но промолчала.

— Как это ни печально, не всем влюбленным суждено быть вместе, — продолжал он, все сильнее сжимая ее пальцы, будто ища в ней опоры. — Мы с тобой могли бы прожить вместе всю жизнь, не правда ли?

— Наверное, — пробормотала Габриэль.

— Если бы не законы императорского дома Романовых, — произнес он, будто не слыша ее ответа. — Я не могу нарушить их, я не могу жениться на тебе.

Казалось, он говорил сам с собой.

Она в изумлении выпустила его руку. Они никогда не говорили о браке. Время от времени она, конечно, задумывалась над тем, каково это — стать принцессой. Они оба помнили тот разговор в Николаевском соборе в Ницце. Но еще никогда они не обсуждали возможность совместного будущего, а вернувшись из Аркашо-на, от души посмеялись, узнав, что в свете уже вовсю ходят слухи об их женитьбе. Габриэль и представить себе не могла, что он может всерьез об этом думать.

Она вспомнила их поездку на Ривьеру прошлой весной. Почему она открыла этому мужчине тайны своей жизни, о которых не знал даже Бой? Неужели уже тогда она, сама того не понимая, догадывалась, что Дмитрия не отпугнет ее прошлое, потому что у них не может быть будущего.

Это был бы слишком очевидный мезальянс, и дело тут не только в ее происхождении. Она бы не смогла подарить дому Романовых наследника. После неудачного аборта она не могла иметь детей. Это было давным-давно, еще в Виши. В первый раз за многие годы картины того дня вдруг всплыли у нее перед глазами. Она ничего не говорила Дмитрию об этом, но ведь он мог посчитать препятствием и ее возраст. Почему ее проклятое прошлое то и дело так болезненно напоминает о себе?

— Я хочу остаться твоим другом, но не смогу стать твоим мужем. — Неподдельное отчаяние звучало в его голосе. — Мой кузен Кирилл Владимирович женат на Виктории Мелите Саксен-Кобург-Готской, и даже этот брак чуть не вызвал скандал, хотя она, являясь внучкой королевы Виктории, вполне соответствует необходимым критериям. Дело в том, что Виктория Федоровна, как ее теперь называют, до этого развелась с герцогом Эрнстом Людвигом Гессен-Дармштадтским. Но еще хуже то, что она приходится Кириллу Владимировичу двоюродной сестрой. Узнав об их тайной женитьбе, царь лишил его всех прав и титулов, но в конце концов дело все-таки уладили, и Кирилла Владимировича восстановили в правах члена императорской фамилии. Сейчас, когда на кону будущее страны, даже такие почти забытые детали приобретают огромное значение.

Габриэль с трудом понимала, что он говорит: факты и незнакомые имена кружились в ее голове, словно пчелиный рой. Воспоминания о боли и перепачканных кровью простынях были куда реалистичнее. Отцом ее нерожденного ребенка был Этьен Бальсан, и она ни секунды не сомневалась, что ей нужно от него избавиться. Быть незаконнорожденным — слишком суровое испытание. Кому как не ей это знать. Такой судьбы она не пожелала бы никому. Слезы подступили к ее глазам.

— Ты подарила мне столько счастья, — тихо сказал Дмитрий. — Я и не мечтал о таком. И я до конца жизни буду тебе благодарен.

Сигарета догорела и обожгла пальцы, вернув ее к действительности. Она бросила окурок на пол и затушила ногой, задумчиво глядя в покрытый туманом сад, за которым была улица Габриэль. Улица, на которой прошли счастливейшие годы ее жизни. Из всех ее потерь смерть Боя была самой страшной. Он ушел, оставив ее еще более одинокой, чем она когда-либо была до этого. Если уйдет Дмитрий — ну что ж, она это переживет. Она была счастлива с ним, но рано или поздно все кончается. Ей не нужен мужчина. Она обойдется и без любви. Ну, а любовника она уж как-нибудь себе найдет. Пусть не такого, как Дмитрий Павлович Романов, но какая, к черту, разница?..

— Пойдем внутрь, — решительно сказала она и вздрогнула от того, как неестественно прозвучал ее голос.

— Коко, прошу, прости меня.

Габриэль ничего не ответила. Она медленно повернулась и вошла в квартиру. Дмитрий последовал за ней, низко опустив голову. Закрыв двери на террасу, она заговорила так, будто вокруг шумела толпа гостей по случаю ее новоселья. В пустой комнате ее голос отдавался звонким эхом.

— На днях я приведу сюда Мисю и Хосе, мы подумаем, как тут все обустроить. Я целиком полагаюсь на их вкус. Как ты думаешь, где лучше поставить пианино?

Кроме этого безобидного вопроса им, пожалуй, больше нечего обсуждать.

Какое счастье, что он не слышит, как бешено колотится ее сердце.

Часть четвертая

Глава первая

Рождественские каникулы удались на славу. Габриэль провела их с друзьями в Каннах и уехала в начале января, когда набережную Круазет наводнили делегации из Франции, Великобритании, Бельгии, Италии и Германии во главе со своими министрами. Она не хотела ничего знать о политике, не хотела слушать ни о репарационных претензиях союзников, ни о голоде в так называемой Советской Республике. В конце концов, именно политика виновата в том, что они с Дмитрием расстались. Поэтому Габриэль просто вычеркнула ее из своей жизни, решив, что отныне ситуация в мире не стоит ее внимания.