Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп
В той мере, в какой они отражают позиции обеих сторон, заслуживают упоминания и современные событиям хроники. Хроника Персеваля де Каньи, которая заканчивается 1438 годом, говорит: "Чтобы остаться в мире, король", которого поддержали все принцы крови, "показал, что у него было очень большое желание сделать это, и считал, что лучше раздать все свое наследство от короны до мебели, чем продолжать эту междоусобную войну" [338]. Это было оставлено "простым капитанам большой храбрости и доброй воли", таким как Сентрай и Ла Ир [339]. Король же, по его собственным словам, должен был ограничиться борьбой с внешним врагом и простить герцога Филиппа за его былые проступки. Можно представить, что и Жанна д'Арк согласилась бы с этим мнением. Жан Шартье, кантор Сен-Дени, который в 1437 году был назначен официальным историком Карла VII, выступал за мир по религиозным и нравственным причинам, но он представлял это так, чтобы скрыть очевидное унижение французского короля. В Реймсе известие о заключении мира вызвало всеобщую и, по-видимому, безграничную радость. Герольд Берри упоминает о мире между королем и герцогом Бургундским, но умалчивает его содержания. Что касается Тома Базена, писавшего поколение спустя, то он сообщает только, что уступки короля своему вассалу были весьма значительными. Этот мир был куплен королем за высокую цену, поэтому он почти впал в депрессию, осознав, что герцог Бургундский "забирает такой прекрасный кусок его владений". Отсюда проистекало и отсутствие истинного согласия между двумя государями, что не помешало Карлу VII, несмотря на тех, кто советовал ему разорвать этот унизительный договор, неукоснительно соблюдать данное слово. Несколько противореча самому себе, Тома Базен добавляет, что герцог мог надеяться и на большее, но то, что ему предложили, было уже настолько важно, что отказ противоречил бы справедливости и чести [340].
Со своей стороны, бургундские хронисты полагают, что Аррасский мир позволил Карлу VII проложить путь к победе, причем настолько, что Филиппа Доброго, как и его современника графа Уорика, можно было считать "создателем королей". Прибыв в Монбазон в феврале 1459 года, во главе бургундского посольства, Жан де Крой смог сказать королю: "Разве Вы, сир, не отвоевали свое королевство у Ваших врагов в силу упомянутого мира, и таким образом владеете им более полно, чем Ваши очень благородные предки в течение трехсот лет? […] Именно это принесет Вам несомненную славу и возвеличит Ваш христианнейший дом в вечной памяти людей, благодаря правдивым историям и хроникам, которые будут составлены в Вашу честь" [341]. В будущем в изменившихся обстоятельствах советники герцога стали сожалеть о помощи, оказанной королю в 1435 году, как, например, в 1458 году, когда Карл VII попытался заполучить под свой контроль герцогство Люксембург: "Разве так король почитает великие заслуги монсеньера в прошлом? […] Дай Бог, чтобы все осталось на прежних условиях! Гордость французов никогда не была столь велика, как сейчас" [342]. Филипп Добрый, несомненно, разделял это сожаление, но держал, насколько это было возможно, свое мнение при себе. Шатлен же считал, что именно "умиротворение" позволило расцвести добродетелям Карла VII. Это означает, что "благоденствие и слава пришли к нему благодаря заключенному с герцогом миру [343]" (подразумевается, что король никогда не должен был об этом забывать). Ведь с момента заключения Аррасского мира и далее Филипп Добрый вел себя по отношению к Карлу VII "так же смиренно, как любой ребенок по отношению к своему отцу" [344].
Следует также помнить, что Карл VII стремился вознаградить тех бургундцев, которые помогли примирению, так, Антуан де Крой, первый камергер герцога и "самый приближенный к своему господину человек", получил ежегодную пенсию в 3.000 ливров, которые должны были поступать из доходов соляного склада и пошлин Бар-сюр-Об [345].
С другой стороны, в своих Комментариях Пий II обвиняет Карла VII в неблагодарности, ведь именно Альбергати и Святой Престол примирили его с Бургундией, а ответом короля, забывшим о божественной благодати, которую он получил через Деву, стало обнародование Прагматической санкции [346].
Для Шатлена Аррасский мир ознаменовал появление "двух наций, французов и бургундцев, объединенных в одно королевство". Под термином "бургундцы", как он настойчиво уточнял, подразумевались не только уроженцы Бургундии, но и те "из всех различных стран", которые поддерживали герцога [347].
Последнее слово остается за автором интерполяции Мартинианской хроники (Cronique martiniane): "Этот договор был заключен на благо короля и королевства, а также в пользу герцога Бургундского" [348].
А что же Англия?
Англофил Юг де Ланнуа в обстоятельном послании, датированном последними месяцами 1435 года, счел своим долгом предупредить герцога: "Если англичане в конце концов откажутся от мира, знайте, что всеми силами они будут стремиться не только к завоеванию короны Франции, но и нападут на ваши владения и ваших подданных, тем более что они, по слухам, весьма богаты. Они постараются распространить среди фламандцев идею о том, что мир, заключенный с королем Франции, противоречит их экономическим интересам. Из своих крепостей в Кале и Ле-Кротуа, которые были должным образом укреплены, они могут вести войну против ваших владений, что приведет к недовольству вашего народа, потрясениям, заговорам, смутам. В 1436 или 1437 году они смогут собрать армию в 14.000 — 15.000 человек, чтобы спровоцировать вас или вызвать на битву, которую они вполне способны выиграть. Они могут рассчитывать на императора, который является вашим врагом и угрожает границам Брабанта и Голландии. Так что же нам делать? Вы должны сохранить мир с Францией и найти способ "повергнуть" англичан и изгнать их из королевства. В любом случае, англичане не будут ничего пытаться сделать этой зимой. Необходимо установить контакт с королем Кастилии, врагом англичан, чтобы в новом сезоне (лето 1436 года) сформировать хорошую морскую армию, состоящую из латников и арбалетчиков, которая нападет на английские корабли и высадится в Англии. Также предупредите короля Шотландии, чтобы он действовал самостоятельно. Чтобы успокоить недовольство фламандцев, объявите им, что предложения, сделанные англичанам, были значительными, поскольку им предлагалась почти треть королевства Франции. Более того, ваша цель должна состоять не в том, чтобы вести войну с англичанами, а в том, чтобы позволить товарам свободно циркулировать как по морю, так и по суше. Противостоять набегам англичан следует путем введения должности генерал-капитана на границах Кале и Ле-Кротуа и мобилизации рыцарства, дворянства и ополчений добрых городов. Необходимо также иметь бомбарды и кулеврины. Мобилизованная армия не должна жить за счет земли, а расходится по домам, как только закончится боевая операция. В случае если англичане отправят экспедиционный корпус в 15.000 человек, у вас есть достаточно людей, чтобы собрать морскую армию и опустошить порты Англии. Десяти тысяч человек будет достаточно, поскольку эти порты плохо укреплены. Что касается императора, то он уже стар и как известно беден…" [349]
