Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

2 августа письмо с "новостями из Арраса" было отправлено в город Лион. В нем говорилось, что герцог Бургундский прибыл за несколько дней до этого в окружении многочисленной и блестящей знати. Различные вовлеченные стороны "для заключения мира" еще не собрались, но вскоре они сделают это "и надеемся, что между ними будет установлен добрый мир" [325].

4 августа герцог Бургундский провел переговоры с англичанами, а затем с французами. Это было лишь предварительное собеседование, а первая по настоящему рабочая сессия началась на следующий день. От имени Базельского Собора и Папы Евгения IV Миколай Лясоцкий, настоятель Краковского собора, произнес вступительную речь на латыни, "весьма украшенную риторикой". Он начал с восхваления превосходства королей Франции, "истинных защитников Святой Церкви", по крайней мере, со времен Карла Великого. Но поскольку королевство Франция разобщено, в христианском мире ничего не ладится, отсюда и появление "богемской ереси". Всего этого не случилось бы, если бы Франция находилось "в мире, согласии и союзе". Затем он поведал о насильственных смертях, совращении девственниц, изнасиловании женщин, разрушении городов, замков, церквей и монастырей. Пусть же все четыре стихии (небо, воздух, огонь и земля) восстанут против той стороны, которая отказывается от мира. Эта проповедь настолько тронула аудиторию, что кардинал Альбергати, прибывший 12 июля, заявил со всем авторитетом своего титула папского легата, что она достойна древнего христианского гимна Gloria in excelsis Deo (Слава в вышних Богу).

Со стороны казалось, что надежда на всеобщее урегулирование сохранялась долгое время. 31 августа, после нескольких торжественных заседаний и неофициальных встреч между двумя или тремя заинтересованными сторонами, Лясоцкий смог "дать надежду" приору Сен-Васт-д'Аррас, "что у него вскоре будут хорошие новости". 2 сентября богослов Тома де Курсель (большой враг Жанны д'Арк, но уже собиравшийся сменить сторону, если он еще этого не сделал) от имени парижан обратился с речью к английскому кардиналу Генри Бофорту, рассказав в какой крайней степени несчастье они находятся, и если мир не будет заключен, им придется покинуть свой город. В ответ Бофорт ограничился лишь заявлением, что предложения сделанные им "сеньорам Франции", являются очень щедрыми. 3 сентября Жан де Люксембург и Юг де Ланнуа, безусловно, самые ярые англофилы из бургундцев, взяли на себя смелость явиться к герцогу, чтобы напомнить ему о "союзе, который он заключил с англичанами" и поинтересоваться, не будет ли бесчестным и "подлым" его нарушить? 4 сентября распространился слух, что мир провалился именно из-за позиции Ланнуа. 5 сентября снова выступил с речью Тома де Курсель, которого Антуан де Ла Таверн назвал "очень красноречивым и превосходным священнослужителем". На этот раз Курсель заявил, что говорит не только от имени Парижа, но и от имени других городов королевства. Его красноречие (на латыни) было таким, что казалось, "как будто говорил ангел Божий". Но как бы то ни было, мир с Англией заключить не удалось, и 6 сентября кардинал Бофорт, архиепископ Йоркский, графы Хантингдон и Саффолк покинули Аррас и вернулись домой. Они должно быть считали, что полностью выполнили свой долг как англичане и добрые христиане. В тот же день архидиакон Меца, Гуго Гийом, зачитал протокол переговоров между французами и англичанами, то есть последовательные предложения двух сторон. По его словам, в какой-то момент, французы предложили уступить англичанам Нормандию (за исключением Мон-Сен-Мишель, герцогства Алансонского и графств Аркур и Танкарвиль) и то, чем владели в Гиени, но только в качестве фьефов, французской короны, и в обмен на отказ от претензий на трон Франции. Чуть позже французы предложили все герцогство Нормандия, но все же с принесением оммажа и отказом от короны. Это был тупик. Англичане отказались, заявив, однако, что их король намерен в день святого Реми созвать свой Парламент, и, что окончательные предложения Франции будут изложены там. Тот же архидиакон Меца сказал, что кардиналам и другим послам Святого Собора они показались "хорошими и разумными". Затем он обратился к герцогу Бургундскому, указав ему на запустение королевства Франции и великие беды, вызванные войной. Клятвы противные благочестию, здравой морали и общественному благу, сказал он, чтобы успокоить совесть Филиппа Доброго, ничего не стоят и любой человек вправе их не соблюдать.

Окончательное предложение от англичан было следующим: "Король будет довольствоваться тем, чем он владеет во Франции в данный момент, а противная сторона останется на тех позициях которые занимает", что означало сохранение полного суверенитета Генриха VI над Гиенью, Нормандией и Иль-де-Франс, что для французов было явно неприемлемо [326]. Со своей стороны, французская делегация предложила переходный период в семь лет, в течение которого суверенитет Карла VII над этими тремя территориями осуществляться не будет, вернее, пока не будет.

Если следовать Хронике Турне (Chronique de Tournai), то 6 сентября послы Папы и Собора сделали следующее публичное заявление, сначала на латыни, а затем на французском языке:

1. Карл де Валуа, сын недавно умершего короля Карла, является истинным королем и наследником королевства Франции;

2. Брак Генриха V и дочери Карла VI недействителен;

3. Поскольку Карл VI из-за болезни не имел ни твердой воли, ни здравого рассудка, он никоим образом не мог лишить наследства своего сына;

4. Клятвы, данные герцогом Бургундским англичанам при заключении союза, ничего не стоят, поскольку герцог, потомок королевского Дома Франции, обязан ему верностью по "естеству и по праву", а союзы, заключенные против Дома Франции, "противоречат закону природы";

5. Никто под страхом отлучения от Церкви и анафемы не должен считать Генриха VI королем Франции, а он вместе со своими людьми больше не должен вторгаться во Францию и не называть себя ее королем, довольствуясь тем чем владеет в Англии.

10 сентября герцог Бургундский созвал свой Совет. Большинство присутствовавших сеньоров высказались за заключение мира, что означает, что полного единодушия не было. Англичанам было предоставлено время на размышление до 1 января 1436 года. Тем временем, 21 сентября, в день Святого Матфея [327], в церкви аббатства Сен-Васт, после мессы и проповеди духовника герцога Лорана Пиньона, епископа Осера, на тему "Как хорошо и как приятно, когда люди меж собой живут в согласии!" (Ecce quam bonum et quam jocundum) [328], Филипп Мангар, мэтр Палаты прошений двора герцога, поднялся на кафедру и прочитал на французском языке документ, "содержащий мирный договор двух государей и условия, которые его сопровождали". Из зала раздались крики радости. Перед собравшимися кардиналами герцог и несколько его приближенных, рыцарей и клириков, дали клятву соблюдать этот договор. Однако три сеньора (Жан де Люксембург, Юг де Ланнуа и Роланд де Дюнкерк) отказались это сделать и якобы покинули церковь. Затем клятву принесли сеньоры Франции. Казалось, что единство королевства было восстановлено. В тот же день в Аррас пришло известие о кончине герцога Бедфорда, который умер в Руане неделей ранее [329], что было весьма символично.

Бургундский лагерь был далеко не единодушен. Дело в том, что 22 сентября Ришмон покинул Аррас, чтобы отправиться на помощь Сен-Дени, осажденному англичанами, среди которых были не только Луи де Люксембург, канцлер Франции Генриха VI, но и некоторые чистокровные бургундцы, например, сеньор Л'Иль-Адам, рыцарь Ордена Золотого руна. Герцог Бургундский пытался оказывать давление на Ришмона, чтобы тот остался в Аррасе, но все было тщетно.