Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Неуютно, неряшливо смята постель,
В этой комнатке хмуро и тесно.
Надо мной запевает родимый апрель
Колыбельную, грустную песню.

Он поёт, он поёт восемнадцатый раз
И тоскою мучительной дышит.
И я слушаю тихий, знакомый рассказ
Про какую-то юную душу.

Я легла и заплакала. Сны отцвели,
В диком вихре мелькнули недели.
Я лежала и слушал, а сказку земли —
Тихий шёпот родного апреля.

Не о прошлом, не о мучительном.
Что в душе и сейчас болит —
Я шептала о том, что видела
В синеватом тумане земли.

Слишком мало в душе оставлено.
Больше нет ни жалоб, ни слёз.
Мгла окутала белым саваном
Ряд колючих кустов мимоз.

Чуть белеют кривые линии
Убегающих в ночь дорог.
Раздувается платье синее
Веером над очертаньем ног.

Нервно дёргаю кисти пояса,
Стало жаль былой глубины,
Ах, оно тоже скоро скроется,
Моё солнце ранней весны!

Я одна. Мой день бесцветен.
Жизнь моя пуста.
Тяжело на этом свете
Дышит пустота.

Кроме жалоб и печали
Больше песен нет.
Тихим стоном прозвучали
Восемнадцать лет.

Но моей глухой тревоги,
Милая, не тронь.
Слишком много, слишком много
Брошено в огонь.

Не разгонишь, не развеешь
Пепел тёмных дней.
Тихой лаской не согреешь
Холода ночей.

Будет тише, будет лучше,
Всё пройдёт, как чад.
То, что больше, то, что мучит,
Не придёт назад.

Нет, не встанет на дороге
Мой ретивый конь!
Только много, слишком много
Брошено в огонь.

На ромашке всё ясней
Жёлтое колечко.
Силуэт мелькнул в окне —
Дрогнуло сердечко.

Нервно бросила платок,
Всё припоминая.
Плечи тронул холодок,
Отчего — не знаю.

Дёрнула поспешно дверь,
Не смеясь, не плача.
Пожелайте мне теперь
Боевой удачи!

На тихую песню,
На пёструю сказку —
Я в сердце лелею
Холодный яд.
Нет мига чудесней,
Нет ласковей ласки,
Нет зова страшнее,
Чем тихий взгляд.

Не вечно безверье,
Не вечно томленье,
Легко эту муку
Перенести.
У скрипнувшей двери
Моё пробужденье.
Схватившему руку
Скажу — пусти!

Губам, слишком дерзким,
Не вечно смеяться.
Привыкло к обманам
Сердце моё.
У той занавески,
Где звуки мне снятся,
Ночь веет дурманом
И забытьём.

Слишком многое не досказано,
Слишком много сгорело в огне.
Если слабые крылья связаны —
Так о чём ещё думать мне?

Оттого тихим часом утренним
Я с тоской смотрела в окно,
Оттого у святой заутрени
Было буднично и темно.

Я рано перестала верить,
Забыла песни литаний,
Я стала только рифмой мерить
Мои тоскующие дни.

А там, где белые страницы
Пронзил зигзаг карандаша,
Упала раненой орлицей
Моя тревожная душа.

Терзаясь муками безверья,
Пугливо кутаясь в платок,
Я рано закрываю двери
И запираю на крючок.

Мечты раскрашенной не надо,
Я правду свято берегу.
Перед иконою лампады
Рукой дрожащей не зажгу.

Мне жизнь — тревожная борьба.
Змеится белая дорога,
Куда одна, без слёз, без Бога
Уйду с насмешкой на губах.

Мне, как женщине, знакома жалость,
Я иду на звон чужих цепей.
Мало что в душе теперь осталось
От того, что прежде было в ней.

Всё сожгла, спалила, раздарила
И своих святынь не сберегла.
Не напрасно я тогда томилась
У глухого, тёмного стекла.

Только голос мне звучит уныло,
Как звучат далёкие шаги:
«Береги нетронутые силы,
Для других, бессильных — береги!

Уже слышен, слышен звон железный.
Много их. Идут, взметая пыль.
Нищему над самой страшной бездной
Дай последний нищенский костыль».

Я верю в Россию. Пройдут года,
Быть может, совсем немного,
И я, озираясь, вернусь туда
Далёкой ночной дорогой.

Я верю в Россию. Там жизнь идёт,
Там бьются скрытые силы.
А здесь — у нас — тёмных дней хоровод,
Влекущий запах могилы.

Я верю в Россию. Не нам, не нам
Готовить ей дни иные.
Ведь всё, что свершится, так только там,
В далёкой святой России.