Сара Корбетт - Дом в небе
Как-то раз Джамал обнаружил каталог учебных заведений, который принес нам Дональд, – тот самый, предназначенный для малазийцев, желающих обучаться в Великобритании. На каждой странице были фотографии студентов, одетых по моде девяностых годов, с книгами идущих по дорожкам среди зеленых газонов и готических каменных зданий. Джамал листал страницы, увлеченно рассматривая фотографии. Потом показал мне одну – на ней студенты сидели у пруда, где плавают два лебедя, – и спросил:
– Это похоже на Канаду?
– Да, похоже, но этот каталог посвящен британским университетам.
Я сидела у себя на матрасе, Найджел тихо стоял у окна, уткнувшись в Коран. Джамал, наморщив лоб, провел пальцем по строчке, будто читал.
– Я слышал, – сказал он, – что Канада красивее Британии. Потому что Британия, Лондон… – Он указал пальцем на стены и потолок в комнате.
– Бетон? – догадалась я.
– Да, бетон. В Лондоне бетон, – ухватился он за мою подсказку.
– Лондон очень красивый, Джамал, – сказала я. – Тебе бы понравилось. Там старые здания, там много мусульман.
– Но это не мусульманская страна, – возразил он после секундного размышления, назидательно поднимая палец. – Лучше жить в мусульманской стране.
Я знала, что мне положено согласиться – сказать, что да, мол, конечно, лучше, но поскольку это был Джамал, а не кто-то другой, я промолчала.
С тоски я и Найджел погрузились в рутину. Мы жили как семья из двух человек. Каждый имел свои обязанности. Я разливала чай, Найджел стирал одежду. Посуду мы мыли по очереди. У нас были две алюминиевые миски и одна ложка на двоих. Из своей однообразной еды мы составляли меню – иногда ели на первое хлеб, а на второе рыбные консервы, а иногда наоборот. Большой квадратный кусок коричневого линолеума служил нам столом. Если нам приносили что-то еще – например, папайю и лук, – то я прямым концом ложки крошила все на куски, а Найджел, как шеф в телевизионном кулинарном шоу, перемешивал, готовя свой знаменитый во всем мире фирменный салат из тунца. Иногда Джамал приносил нам несколько вялых листиков салата, и тогда я, как заправская официантка, радостно объявляла блюдо дня – салат из тунца на листьях салата!
Утром мы поправляли матрасы и рассказывали, что нам приснилось ночью. Я видела яркие сны о старых друзьях, которых не встречала уже много лет. Часто мне снилась Рианна, моя лучшая школьная подруга, и родственники – бабушка с дедушкой, кузены, тетки. Во сне я всегда была свободна, но потом, прямо во сне, понимала, что это только сон.
Мы разговаривали с небывалой откровенностью. Я рассказывала Найджелу о том, какой шок и ярость испытала, когда выяснилось, что он женат, как была огорчена. Он рассказал мне, как разводился, чувствуя, что страшно виноват перед всеми. Я узнала, что его подругу в Шотландии зовут Эрика, что она работает поваром и у нее есть собака. Эрика очень хороший человек, и он по ней скучает. И какой он идиот, что бросил ее, помчавшись сломя голову в Африку.
Мы обсудили вопрос денег. Я сказала, что мои родители, если скинутся, наберут около пятидесяти тысяч долларов. Найджел сказал, что у его родителей есть больше.
Каждый вечер, ложась спать, я говорила ему:
– Ну вот, мы стали на один день ближе к свободе.
Однажды утром, на третьей неделе октября, к нам в комнату ворвались мальчики – Абдулла, Мохаммед, Яхья-младший и Хассам. Мы завтракали на полу. Когда они вбежали, мы задергались.
– Вставайте, – велел Хассам.
– А что случилось? – спросила я.
– Вставайте, – резко повторил он.
Я заметила, что все, кроме него, вооружены. Мы вскочили. Меня била дрожь. Абдулла и Мохаммед начали перетряхивать наши вещи – перевернули матрасы, вывернули на пол пакеты, будто что-то искали. Но что? Помимо самодельной игры в нарды, которая лежала запрятанная в одной из книг, у нас не было ничего запрещенного. Да и то – если они ее найдут, то вряд ли поймут ее назначение.
Пока Хассам стоял и хмуро глядел на нас, остальные стали выносить наши пожитки – мой рюкзак, фотосумку Найджела, наши блокноты, ручки, туалетные принадлежности и одежду. Все исчезло. Затем Яхья взял за угол матрас Найджела и потащил его к выходу.
Тут до меня дошло, что происходит. Абдулла снял со стены москитную сетку, висевшую со стороны Найджела, и унес ее.
Рядом была вторая комната, куда мы иногда заглядывали по пути в туалет и обратно. Через стену послышались удары молотка – это Абдулла вешал сетку. И под конец они вернулись за Найджелом. Направив ему в грудь автоматы, они велели выходить. Они разлучили нас. Без всяких объяснений, разговоров. Я молча проводила его взглядом. Мы даже не попрощались.
Он просто ушел.
Глава 23. Виновата женщина
Я долго лежала на матрасе, надеясь, что Найджел вернется. Я ждала, что пойдет кто-нибудь из мальчиков, неся вещи Найджела, его матрас, а второй приведет его самого, может быть даже с виноватым видом, потому что произошла какая-то ошибка. Я прислушивалась – не раздастся ли скрип, шарканье – что-нибудь, свидетельствующее о передвижении, о том, что вскоре все станет как прежде. Но в доме было тихо. Тишина тяжело давила на уши. Я была одна.
Прошел час, затем второй. Одиночество было как новая страна, как неизвестная необитаемая планета – только я, матрас под простыней в голубой цветочек и четыре стены, которые высятся подобно огромным деревьям в темном лесу. Без Найджела мне не с кем было перекинуться словом, не на что бросить взгляд, буквально нечем дышать. Оставшись одна в большой комнате, я стала совсем маленькой.
Я ломала голову, гадая, что могло случиться. Почему они расселили нас именно сегодня? Может быть, они озлобились оттого, что долго нет выкупа? Ведь они сторожат нас уже восемь недель. Наверное, уже отчаиваются.
Накануне днем перед домом была какая-то суета. Приезжали главари. Долго что-то перетирали во дворе со Скидсом. Похоже, просили готовиться к тому, что мы еще долго тут просидим – дольше, чем планировалось вначале. Скидс давно тяготился нами. Он не говорил по-английски и не питал к нам ни малейшего интереса. Я подозревала, что именно он велел нас разлучить. Тем самым он хотел показать, кто в доме хозяин.
Позже явился Джамал, неся мой рюкзак, мою одежду, туалетные принадлежности и книги. Он бросил все на пол с глухим стуком.
Я уставилась в стену – в пустоту, где раньше висела москитная сетка над матрасом Найджела. Будь он со мной, я нашла бы ободряющие, добрые слова, которые помогли бы как ему, так и мне. Я бы, например, сказала: «Ничего страшного, надо просто пережить это утро». Или: «Расскажи мне о своем самом классном дне рождения». А что теперь? Какой в этом смысл? «Успокойся, – велела я себе, – тише, тише, тише».
