Владимир Бокарев - Одиссея Пола Маккартни
Песня имела наибольший успех. Но я люблю ее не только за это. Она написана действительно по вдохновению. Проснувшись утром, я сел за пианино, стоявшее рядом с постелью, и просто сыграл мелодию. Я был безумно горд, чувствовал, что музыка оригинальная, ни на что не похожая. Настоящая музыка.
Надо мной даже подсмеивались из — за этой вещи. Помню, Джордж (Харрисон) сказал: «Чтоб мне провалиться, он постоянно говорит о «Yesterday», причем так, словно он — Бетховен [21] или кто — то еще из великих». Но это действительно моя самая совершенная вещь.
Она легко запоминается, но совсем не слащава. При сочинении песен бывают мгновения, когда ты, кажется, постигаешь самую суть вещей, и тогда возникает произведение завершенной формы, без единой трещинки или вмятины.
Помню, старина Мик Джеггер [22] сказал: «О, хотел бы и я так петь». Тогда, увы, он не мог, но позже голос у Мика стал лучше.
Я люблю баллады и знаю, что людям они тоже нравятся. Но вот тяга слушателей к песням о любви приводит меня в уныние.
Мне нравится «In My Life». Джон написал слова, а я музыку. Нельзя выделить какую — нибудь одну песню, их много. «Norwegian Wood» написана, в основном, Джоном. «Eleanor Rigby» — прекрасная песня.
Не стоят ли в песнях «Michelle», «Uncle Albert», «Eleanor Rigby» за некоторыми образами конкретные люди? Дядя Альберт действительно существовал. Так звали моего родного дядюшку, который, выпив, начинал цитировать всем Библию. Хороший был человек, к сожалению, он уже умер. Мишель — всего лишь имя. Как, впрочем, и Элинор Ригби. Я чувствовал, что песня «Michelle» должна звучать на французский манер (имитирует Шарля Азнавура [23]). Жена моего друга преподавала французский язык, и я попросил ее наговорить несколько фраз, из которых выбрал наиболее удачные сочетания слов.
В песне «She Loves You» мы с Джоном вставили рефрен: «Она любит тебя, е — е–е…». А вот идея закончить аккордом принадлежит Джорджу Харрисону. Прослушав песню, Джордж Мартин оценил ее так: «Смешно и очень старомодно». На что мы решительно возразили: «Да, но звучит ведь здорово, верно?» И он согласился.
Когда мы впервые пришли в студию, чтобы записать «Love Me Do», там был фотограф Дезо Хоффман: нам понадобились рекламные фотографии, и он должен был отщелкать несколько черно — белых кадров. Джордж Харрисон решительно этому воспротивился, потому что у него сиял фонарь под глазом. В клубе «Кэверн» кто — то ему зафинтил из ревности как следует. Так или иначе, но мы стали записывать «Love Me Do». Начали играть (поет): «Love, love me do/you know I love you». Я пою вторым голосом, а потом идет «pleeeaaase» — стоп. Тут Джон начинает «Love me», подносит ко рту губную гармошку и играет «waa, waa, waa». Но Джордж Мартин закричал: «Постойте, постойте, вы перепутали, кто что должен делать! Один пусть поет «Love Me Do», потому что нельзя петь «Love me wahhh». Иначе и песню придется назвать «Love me wahhh». Поэтому, Пол, пожалуйста, пой «Love Me Do»". Господи! Только этого еще недоставало! Он перепутал нам все карты! Мы продумали этот вариант уже давным — давно. Джон должен был пропустить эту строчку; он пел: «Pleeeaaase», потом брал губную гармошку, и я пел «Love Me Do», а Джон включался со своими «Waah, waah, waah». Мы постоянно делали так на сцене, и ничто друг на друга не накладывалось! А теперь ни с того ни с сего мне поручается такое соло прямо во время записи нашей первой пластинки, без всякого фона, когда все замирает, юпитер направлен только на меня одного… В результате я и спел дрожащим голосом: «Love me do — o–o — o». По сей день при звуках этой пластинки слышу свой дрожащий голос. Я оцепенел от страха. Когда мы вернулись в Ливерпуль, Джонни Густафсон из группы «Биг Три» сказал мне: «Ты должен был дать Джону спеть эту строчку». Конечно, ведь Джон пел ее лучше меня: у него был низкий голос и пел он, если можно так выразиться, более «блюзово».
Еще я помню огромные белые экраны студии — вроде щитов на крикетных полях, — они так и нависали над нами. Бесконечная лестница вела в аппаратную. Аппаратная была все равно что небо, на котором обитают боги, а мы, жалкие существа, ютились внизу. Господи! Нервы были напряжены до предела! Однако все получилось, и с этого момента мы приобрели некоторую уверенность в себе. И даже начали в конце концов понимать, что же такое звукозапись. Джордж Мартин в первые дни крепко нам помогал; он был верховным руководителем, мозговым центром. Но шло время, и жалкие работяги помаленьку стали брать дело в свои руки. Иногда мы даже говорили: «Мы сегодня опоздаем, Джордж, и, может быть, ты нам не понадобишься. Так что смотри — мы, наверное, и сами справимся».
Главным для нас всегда были записи. Важнее, чем телевидение и кино. Конечно, мы думали, что, если станем звездами, телевидение и кино исключить нельзя, но главной нашей целью оставались пластинки, альбомы. Именно их мы покупали, именно к этому стремились. Альбомы — это, если хотите, музыкальная валюта.
Я попытался изобразить блюз в песне «Love Me Do». Но получилась «белая» музыка — неизбежный финал таких пластинок. Ведь мы — белые и начинали всего — навсего как молодые ливерпульские музыканты. Мы не владели никакими тонкостями, и воссоздать «черный» звук нам было не под силу. Но «Love Me Do», конечно же, первая наша блюзовая попытка.
Песню «I Saw Her Standing There» я написал с Джоном в передней нашего дома, на Фортлин — роуд 20, в Аллертоне. Мы прогуливали занятия и сочинили эту песню, аккомпанируя себе на гитарах и немного подыгрывая на моем пианино. Помню, у меня были слова: «Мне только что исполнилось семнадцать, и я никогда не была королевой красоты», а Джон — это был один из первых случаев, когда он вдруг заволновался: «Что — что? Это надо изменить». И я изменил: «Мне только что исполнилось семнадцать, ты понимаешь, что это значит». Очень важное воспоминание. Для нас это была лишь строчка, но в то время нам было по восемнадцать или девятнадцать, и получалось, будто мы обращаемся ко всем девчонкам, которым семнадцать. Мы прекрасно отдавали себе в этом отчет. Мы ведь сочиняли для рынка. Для потребителя. И знали, что если напишем песню под названием «Спасибо, девочка!», то многие девушки, которые закидывали нас письмами, воспримут это как искреннюю благодарность с нашей стороны. Поэтому многие песни адресованы непосредственно нашим поклонницам.
Первым человеком, на которого песня «All My Loving» произвела впечатление, оказался диск — жокей Дэвид Джейкобз, хиповый парень. Дэвид и теперь не изменился. Он разбирается в поп — музыке. Настоящий эксперт, особенно если учесть, что он принадлежит к старшему поколению. Я помню, как во время своей радиопередачи он выделил эту песню, и с этого момента она стала пользоваться большой популярностью. Я и сам ее по — другому услышал. А раньше воспринимал просто как один из номеров альбома. Но когда Дэвид передал ее в своей радиопрограмме, и ее узнали миллионы слушателей Би — би — си, я подумал: «Ух ты! Это действительно замечательная песня!» Она мне всегда нравилась. Это, кажется, было впервые, когда я написал слова без мелодии. Я их придумал в нашем фургоне во время гастролей с Роем Орбисоном [24] (в мае — июне 1963 г.). Мы тогда много сочиняли. А потом, когда мы добрались до места, где должны были выступать, я нашел пианино и придумал музыку. Так я сочинял в первый раз.
