Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

— Как бы я хотела, чтобы меня пригласили на чай в приличное общество! — мечтательно вздохнула Адриенна, глядя на скудно накрытый стол в монастырском рефектории. — Как благородную даму!

— Как благородную старую даму, — захихикала Габриэль, но, увидев строгую мину подруги, спросила: — А кто еще ходит на такие сборища, кроме благородных старых дам?

— Благородные мужчины, конечно! Из тех, что не работают. Они гораздо красивее тех, которые работают.

От удивления Габриэль даже раскрыла рот.

— Они что, совсем ничего не делают?..

— Ну, они занимаются всякими важными делами. Запомни хорошенько: лучше знакомиться с теми, кто не работает, чем с теми, кто трудится за плату. Да ты потом и сама поймешь, какие из них лучше пахнут.

— Здесь в Виши я впервые поняла, что такое стиль, — сказала Габриэль, улыбаясь своим мыслям. — То, что дамы носили на своих головах в то время, трудно описать словами. Не женщины, а просто какие-то расфуфыренные боевые лошади!

— Жаль, что мы так и не узнаем, изменился ли с тех пор вкус здешних модниц. — Дмитрий весело подмигнул ей. — А ведь я, между прочим, неплохо разбираюсь в дамских шляпках. — Непринужденными шутками он, очевидно, старался развеять тягостное настроение, возникшее между ними.

— Твой хороший вкус еще не повод мочить ноги, — ответила она, с радостью подхватывая тему, которая могла бы отвлечь ее от невеселых воспоминаний. — Шляпы тогда делали на совесть. И они были модными — тут уже не поспоришь. Огромные, как тележное колесо, с кучей искусственных цветов, тюля, перьев и даже птиц. Боже мой, ты представляешь?! Цветы и птицы были на каждой шляпе — причем из самых немыслимых материалов.

— Я хорошо помню шляпы моей тети, императрицы Александры Федоровны. Она тоже носила на голове что-то такое, что больше напоминало дремучий лес.

Он наверняка сказал это просто к слову, но сейчас это мимоходом брошенное упоминание о его происхождении болезненно укололо Габриэль.

— Для меня все эти баснословно дорогие нагромождения никогда не были признаком хорошего вкуса. Нужно уметь упрощать, понимаешь? Отсекать лишнее — вот настоящее искусство.

Если он и заметил скрытый подтекст в ее словах, то, похоже, не придал этому значения.

— А потом ты приехала в Париж, и все женщины были очарованы твоими шляпками, да?

— О, далеко не сразу, — улыбнулась Габриэль. — Все было не так быстро и просто. В одном замке в Руалье — это к северу от Парижа — я познакомилась с актрисой Эмильеной дАлансон. Ей понравились мои шляпы, и она стала надевать их на свои выступления и светские рауты, и вскоре ее подруги захотели купить такие же. — Габриэль открыла окно и бросила в лужу тлеющий окурок. — По сути, именно так все и происходит. Почему, ты думаешь, я отдаю лучшие платья манекенщицам? — продолжала она, закрыв окно. — Принцессы и графини твоей родины выходят в свет гораздо чаще, чем я. Они вращаются в самых изысканных кругах; они появляются в моих платьях на приемах, балах и в ресторанах, и в этом смысле это то же самое, что показ мод. Они — моя лучшая реклама.

— Гениально! У тебя талант коммерсанта, Коко. Кстати, ты обещала мне рассказать, откуда у тебя это прозвище, помнишь? Я по-прежнему хочу знать.

Неужели после всего того, что он уже узнал, его еще интересуют подробности ее жизни? Дмитрий смотрел на нее таким добрым, открытым взглядом, что ей отчаянно захотелось поверить в его искренность. К черту сомнения.

— Откуда взялась Коко, я расскажу тебе в Муле-не — там и началась эта история.

От блеска и могущества эпохи Возрождения в Муле-не двадцатого века не осталось и следа. С величественных средневековых фасадов осыпалась штукатурка, да и весь городок, особенно в эту унылую погоду, производил впечатление захолустья.

— Раньше здесь стоял гарнизон, и было куда оживленнее, — сказала Габриэль, когда они ехали по безлюдным улицам вдоль реки Алье. — А вообще здесь в основном жили и живут государственные служащие со своими семьями. Не самый интересный городок.

— А как ты здесь оказалась?

— Монахини отправили меня сюда в пансион при соборе Божьей Матери. Послали как дешевую бандероль. Но, честно говоря, у них не было выбора — кроме них, восемнадцатилетняя сирота мало кого интересовала. — Даже спустя столько лет воспоминания о том, как с ней обходились в монастыре, причиняли ей боль. Она решила не рассказывать Дмитрию, что из-за того, что ее взяли в монастырь из милости, как нищенку, ей приходилось носить другое платье, выполнять самую грязную работу и сидеть за столом отдельно от девочек, за содержание которых платили родители. Так что перебраться в Мулен оказалось вовсе не так уж плохо. Тем более что вместо этого ее могли отправить куда-нибудь в глухую деревню для работы на ферме. — Попечительницы пансиона обучали меня, дали еду и жилье… Но самое главное — здесь я встретила Адриенну. — Голос Габриэль стал мягче. — Это было лучшее, что могло со мной случиться.

— Кто это? Я не помню, чтобы ты упоминала о подруге по имени Адриенна, — приподняв брови, спросил Дмитрий.

— Это моя тетя, — с улыбкой пояснила Габриэль. — Сестра моего отца. Но мы с ней почти ровесницы, так что она была мне как сестра.

— Была?..

Габриэль тяжело вздохнула.

— Она умерла. Как и мои сестры Жюли и Антуанетта. Как моя мама. Кроме меня, никого из женщин Шанель не осталось. Видимо, уж такая судьба у нашего рода — умирать раньше времени.

Дмитрий ничего не ответил. Быть может, его шокировало ее предположение, что она не доживет до старости. А может, он вспомнил свою мать, которая умерла в двадцать один год. В молчании, думая каждый о своем, ехали они по узким улочкам старого города.

— Не волнуйся. Я собираюсь разрушить это заклятие, — сказала наконец Габриэль. — И… Осторожно!!! — вскрикнула она. Их машину занесло на повороте узкого переулка, идущего подуклон. Дмитрий резко затормозил, едва не зацепив правым колесом уличный фонарь. Габриэль швырнуло вперед; инстинктивно выставив вперед руки, она успела упереться в приборную доску. — Если так дальше пойдет, то, пожалуй, и мне не избежать участи женщин Шанель! — выдохнула она.

Очевидно, это был не лучший момент для шуток. Не проронив ни слова, Дмитрий переключил передачу и осторожно сдал назад.

Габриэль пожалела о своей глупой колкости. Это был единственный неудачный маневр за всю их поездку, а ведь проехали они уже не одну сотню километров.

— Прости, зря я это сказала. Все это время ты был великолепным шофером, — чтобы сгладить неловкость, поспешила добавить она.

— Сделаю все, что в моих силах, чтобы ты жила долго и счастливо, — спокойно ответил он и, припарковав «роллс-ройс» у обочины, предложил: — Давай выйдем и пройдемся пешком.

— Там дождь.

— У нас есть зонт. — Уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке.

— Я могу простудиться, — улыбнулась Габриэль в ответ.

— Это не смертельно.

В этот момент луч солнца, как по волшебству, прорезал серые тучи и, отразившись в металле капота, сверкнул так ярко, что им пришлось зажмуриться.

— Видишь, это знак. Пойдем, — сказал Дмитрий.

— Ну что ж, надеюсь, в «Гранд-кафе» все так же вкусно, как было раньше.

Раскрывать зонт им не пришлось: дождь кончился. Мокрая мостовая отливала на солнце свинцовым блеском, небо отражалось в лужах так ярко, будто кто-то плеснул в них голубой краски. Город, казалось, просыпался. Рабочие и служащие направлялись в табачную лавку на углу пропустить по стаканчику, двое мальчишек в школьной форме весело прыгали по лужам, не обращая внимания на увещевания няни; женщина с корзинкой шла в магазин за покупками, симпатичная молодая девушка с коротко стриженными темными волосами, торчащими из-под шляпки клош, спешила куда-то по своим делам…

Габриэль посмотрела ей вслед. Она вспомнила, что когда-то и она выглядела почти так же: только вместо клоша у нее была соломенная шляпка, а свои длинные волосы она скручивала в узел на затылке. Ну и, разумеется, юбка была куда длиннее, чем та, что сейчас на девушке. Но в остальном незнакомка ничем не отличалась от нее самой двадцать лет назад.