Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

До самого Марселя тишину, повисшую между ними, нарушали только шум дождя, гул мотора и едва слышные всхлипывания Габриэль.

Глава двенадцатая

— Прости меня, — прошептал Дмитрий, касаясь губами ее уха. — Надо было спросить тебя, по какой дороге лучше ехать.

Габриэль прижалась к нему, пряча мокрое от слез лицо у него на плече. Он ни в чем не виноват перед ней, и она всем сердцем хотела, чтобы он это знал. Даже если бы он предупредил ее, что собирается ехать по этой трассе, она, вероятнее всего, не стала бы возражать, уверенная, что сможет проехать мимо того места, где погиб Бой, что ей хватит на это сил. Сейчас, спустя всего несколько часов после случившегося, лежа на мягкой постели гостиничного номера в Марселе, Габриэль точно знала — это не так.

На следующий день они отправились дальше, в Эксан-Прованс. Погода и правда улучшилась, а яркие краски пейзажа за окном помогли Габриэль немного воспрянуть духом. В здешней палитре господствовали медово-желтый, нежно-зеленый, пурпурный и белый. Воздух наполняло благоухание цветущих фруктовых деревьев, к которому примешивался яркий аромат свежей весенней травы.

Держась за руки, они прошлись под платанами на Кур-Мирабо, перекусили в кафе «Дё Гарсон», не спеша побродили по городу, любуясь роскошными фасадами эпохи Возрождения и живописными руинами римских построек. А на следующее утро, наполненные впечатлениями прошедшего дня и умиротворяющей радостью еще одной ночи, проведенной вместе, отправились в Арль.

Город встретил их густыми, отливающими серебром кронами оливковых деревьев, древним амфитеатром и величественным романским собором. Громким смехом они проверили акустику бывшей римской арены, погуляли и отдохнули, оставив посещение главной городской базилики «на десерт». Габриэль будто предчувствовала, что это место глубоко поразит ее, затронув какие-то особые струны души.

Собор Святого Трофима и примыкающий к нему бенедиктинский монастырь завораживали своей архитектурой, мощными колоннами и галереей с каменным полом, стершиеся плиты которого напомнили ей Обазин. Этот многовековое свидетельство человеческой веры, отпечатавшееся в камне, перенесло Габриэль на двадцать пять лет назад, в полную лишений монастырскую жизнь. Быть может, зловещие тени прошлого наконец исчезнут, растают как дым, если она решит встретиться с ними лицом к лицу?

Отчего-то именно здесь Габриэль с особой силой чувствовала их с Дмитрием глубокую духовную связь. В молчании прошли они по средневековому храму и, как и тогда, в русском соборе в Ницце, держась за руки, зажгли свечи. В тот момент, когда она хотела прошептать ему на ухо, как счастлива рядом с ним, заиграл орган, наполнив пустынный полумрак церкви своим мощным звучанием. Габриэль сжала руку Дмитрия, и они замерли, внимая музыке.

Она не могла вспомнить, слышала ли когда-нибудь в молодости «Фантастическую симфонию», но даже если и слышала, то уж точно не знала, что это творение Гектора Берлиоза. Все ее знания о музыке пришли вместе со Стравинским. В монастырской церкви Обазина, конечно же, исполнялись хоралы и некоторые другие произведения, но все связанное с этим временем неизменно вызывало у нее чувство отторжения. Может быть, именно поэтому она так восторгалась глупыми популярными песенками из репертуара кафешантана?

Смутный вопрос все настойчивее звучал в ее голове: а что, если съездить туда? Или поездка в Овернь — это так же нелепо, как и ее выступления перед гостями, в основном мужского пола, провинциальных городков Мулена и Виши? Великий князь — не самая подходящая кандидатура на роль исповедника. Даже с Боем они никогда не ездили туда, где прошли ее детство и юность. От этой мысли Габриэль вдруг испытала острое чувство вины. Она так и не открыла Бою правду о себе, но собиралась позволить другому мужчине узнать ее. Это неправильно. Выпустив руку Дмитрия, погруженная в свои мысли, она медленно пошла к выходу из церкви.

Отель, где они остановились, располагался в старом городе прямо на берегу Роны, в узком здании желтого цвета с голубыми ставнями. Их на удивление шикарные номера не были соединены общей дверью, как они рассчитывали, зато в их распоряжении оказалась большая терраса, объединяющая обе комнаты. На ней они и решили выпить по бокалу шампанского с видом на закат. Солнце будто погружалось в реку, озаряя своими последними лучами железнодорожный мост, и мягкие сумерки ложились на черепичные крыши домов, окрашивая их в таинственный фиолетовый цвет.

Потом они пошли в маленький ресторанчик неподалеку, где их никто не знал и где они могли от души насладиться местными деликатесами: рататуем и ягненком, запеченным с ароматными прованскими травами. Позабыв о времени, они весело болтали и по очереди угощали друг друга едой со своих тарелок.

После сытного ужина они решили немного прогуляться. Было тихо, улочки опустели, и только звук скрипки нарушал ночную тишину: где-то рядом одинокий уличный музыкант играл мелодии из «Кармен».

— Эта опера родилась здесь, — прошептала Габриэль, когда они подошли ближе. Она вспомнила, что рассказывал ей Стравинский как-то после концерта. — На написание либретто Проспера Мериме вдохновили прекрасные женщины Арля.

— Я их не заметил. Я вижу только тебя, Коко, — просто и без малейшего намека на галантную шутку ответил Дмитрий.

«Он заслуживает того, чтобы знать правду», — подумала Габриэль. Но уже через мгновение чувство вины перед умершим снова напомнило о себе болезненным уколом в сердце. О своем детстве она рассказывала Бою то же самое, что и всем остальным, — леденящие душу истории, не имевшие ничего общего с действительностью. Она врала о двух строгих буржуазных тетушках, которые вырастили ее, и об отце, который уехал в Америку и сколотил там целое состояние, которое не горел желанием делить со своими отпрысками. Так почему же ей так хочется рассказать неприглядную правду мужчине, чей общественный статус гораздо выше того, которым обладал Артур Кэйпел? Мужчине, с которым судьба свела ее, быть может, лишь на считаные дни? Кто знает, продолжатся ли их отношения после возвращения в Париж.

Габриэль молчала, одолеваемая невеселыми мыслями. Но теперь это была уже не тоска по Бою. Она боролась со своими чувствами и со своей ставшей уже очевидной привязанностью к Дмитрию Павловичу Романову. Еще недавно казалось, что это всего лишь романтическое приключение. Интрижка, какая рано или поздно случается в жизни каждого мужчины — веселый праздник, не предполагающий серьезных чувств. Именно это Габриэль искала, встречаясь со Стравинским, — и получила, что хотела. Но никак не рассчитывала на такую искренность и такое глубокое понимание, не ожидала, что ее с непреодолимой силой будет тянуть к Дмитрию, и далеко не только физически. Она чувствовала, что теперь ей нужно гораздо больше, чем просто секс и приятная компания. Все изменилось. Но и она уже не наивная девочка, которая ждет прекрасного принца.

Вернувшись в свой номер, Габриэль, несмотря на теплую весеннюю ночь, плотно закрыла дверь на террасу.

На следующее утро они по старой римской дороге поехали в Авиньон. Всю дорогу Габриэль пребывала в задумчивости, не замечая дивного пейзажа за окном, и подняла глаза, лишь когда, свернув по указателю на Пон-дю-Гар, Дмитрий остановил машину неподалеку от знаменитого римского виадука. Они погуляли вдоль берега, бросая камешки в реку и наблюдая, как расходятся круги на прозрачной воде.

— Здесь так пахнет! Чем-то похоже на мой аромат, — сказала Габриэль, глубоко вдохнув пряный утренний воздух. Она обрадовалась случайно подвернувшейся теме для разговора, такой приятной для нее и при этом никак не связанной с ней самой.

— Такая свежесть бывает здесь только весной. Когда станет жарко, этого уже не будет.

Она кивнула, с наслаждением втягивая воздух.

— Это как раз самое удивительное в твоей туалетной воде — кристальная прозрачность аромата. Как и в «Буке де Катрин». Мне сразу вспоминаются белые ночи Петрограда… — Дмитрий опустил голову и тихо добавил: — Я бы так хотел показать их тебе.