Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

Но увы, вскоре ей предстояло расстаться с ним на некоторое время. Пора было возвращаться: Дмитрий хотел оказаться в Париже не позднее середины апреля, чтобы не пропустить день рождения своей сестры Марии.

Габриэль тоже было пора домой: в ателье уже давно требовалось ее присутствие. До того как на фабрике «Шири» в Грассе начнут производить «Шанель № 5», ей предстояло много важных дел, которые можно выполнить, только находясь в Париже. Нужно придумать флакон и упаковку. Можно, конечно, обратиться к специалистам, и те наверняка предложат массу великолепных идей. Но Габриэль твердо решила не отдавать эту часть творческого процесса в чужие руки. Набросать эскиз флакона и подобрать хорошую упаковку — разве это сложнее, чем делать шляпки и платья? В конце концов, надо хотя бы попытаться. После столь долгих и нелегких поисков Габриэль хотелось, чтобы у ее туалетной воды был собственный стиль. Стиль Коко Шанель. А если у нее самой ничего не получится, то тогда она обратится за советом к Жоржу Шири или Франсуа Коти.

Монте-Карло провожал их проливным дождем. Небо, затянутое свинцовыми тучами, превратило ослепительный Лазурный берег в безликий и безрадостный пейзаж. Переливаясь всеми оттенками серого, морские волны набегали на берег, оставляя на песке хлопья белой пены.

— В горах выпал снег, — сообщил паж, раскрывая зонт, чтобы проводить Габриэль до автомобиля.

— Хорошо, что мы решили не ехать по Дороге Наполеона, — заметил Дмитрий в машине, ощупывая изнутри крышу на предмет возможной протечки. — Отъедем чуть дальше на запад, и погода наладится. Ну что ж, вперед в Марсель!

Автомобиль резко тронулся с места, из-под колес фонтаном брызнула дождевая вода. Переключив скорость, Дмитрий осторожно направил машину в сторону шоссе.

Габриэль молчала, глядя на струйки воды, стекающие по боковому стеклу. Из-за дождя красивые здания за окном расплывались, превращаясь в бесформенную серую массу. Сегодняшнее утро вполне соответствовало ее настроению. Мысль о завершении их счастливых, беззаботных каникул наполняла сердце Габриэль тоской, и она с трудом сдерживала слезы. Отъезд давался ей нелегко. У них оставалось еще несколько дней, чтобы побыть вместе, так как они решили ехать через Прованс и долину Роны, ночуя по дороге. Да и по большому счету ничто не мешало продолжать отношения, вернувшись к обычной жизни в Париже. Но Габриэль боялась, что что-то — или кто-то — нарушит ту магию, которая окружала их все это время.

За окном мелькали дома, скалы, деревья и неприветливый морской берег. Глядя на волны, Габриэль вспомнила, что собиралась спросить Дмитрия, любит ли он ходить под парусом. Несмотря на отчетливый запах весны, витающий в воздухе, было еще слишком прохладно, чтобы отправиться в плавание на арендованной яхте. Зато он явно любил водить машину. Временами его манера езды казалась рискованной, но при этом в нем чувствовался прирожденный водитель, и Габриэль полностью ему доверяла. «Я доверяю ему даже свою жизнь», — вдруг подумала она и улыбнулась, впервые за это утро.

Ницца, Антиб, Канны — мимо пролетали знакомые названия. Погода не улучшалась. Наверное, они еще недостаточно далеко уехали на запад. Дождь, не переставая, барабанил по стеклам и крыше. В кабине было сухо, но Габриэль начало казаться, что сырость, насквозь пропитав ее одежду, добралась уже до самых костей. Она сунула руки в широкие рукава пальто и закуталась поплотнее. Равномерные движения стеклоочистителя убаюкивали — влево-вправо, влево-вправо. Пейзаж за окном не менялся, все сливалось в один сплошной серый цвет… Ее веки отяжелели, она закрыла глаза и вскоре задремала.

Она не знала, сколько времени прошло, но внезапно что-то будто выдернуло ее из сна. Дорога шла то на подъем, то вновь спускалась в долину. Не сбавляя скорости, «роллс-ройс» уверенно катил по мокрому асфальту. Ни встречных машин, ни повозок, из-за ненастья опустели даже пастбища вдоль дороги.

Габриэль посмотрела в боковое окно. Сквозь пелену дождя виднелись скалы, поросшие вереском, ряды сосен окаймляли долины, высоко в туманное небо уходили светло-серые стволы эвкалиптов. Вдруг она замерла.

— Где мы сейчас? — едва слышно спросила она.

— Понятия не имею, — ответил Дмитрий беззаботно, не отрывая взгляда от петляющей среди скал дороги. — Где-то на седьмой магистрали, недалеко от Сен-Рафаэля…

Она вскрикнула, как смертельно раненое животное, попавшее в капкан.

Дмитрий резко затормозил. Машину занесло, yо он ловким движением выкрутил руль, выровнял автомобиль и, проехав немного вперед, остановился у обочины.

Вцепившись побелевшими пальцами в приборную доску, Габриэль молчала. Она не отрывала глаз от каменного креста справа у дороги. Слезы ручьем струились по ее лицу. Как дождь, который, не ослабевая ни на секунду, ветхозаветным потопом лился с неба.

— Коко, что с тобой?

Не в состоянии вымолвить ни слова, она молча покачала головой.

— Прошу, скажи, что случилось?

Как она могла объяснить ему, что ей будто вырвали сердце?

Их «роллс-ройс» стоял на том самом месте, где почти полтора года назад остановил машину шофер сестры Боя, когда привез Габриэль и Этьена Бальсана на место аварии. И точно также, как тогда, чудовищная, невыносимая боль раздирала ее на части. Словно и не было всех этих долгих месяцев. Даже присутствие нового мужчины не приносило ей облегчения. Горе, острое как нож, вонзилось в душу с такой силой, будто она только вчера узнала о том, что Бой ушел от нее навсегда.

Он ехал на бешеной скорости. Бой никогда ничего не делал осторожно или медленно. Рев мотора звучал музыкой в его ушах, то скерцо, то рондо. Визжали тормоза, сталь терлась о сталь, резина об асфальт. Потом автомобиль вдруг поднялся в воздух, ломая кусты и ветви деревьев, врезался в скалу и, взорвавшись, превратился в огромный огненный шар на фоне ночного неба.

Еще раз взглянув на нее, Дмитрий открыл дверь «роллс-ройса» и вышел под дождь.

Габриэль видела, как потоки воды оставляют темные следы на светлой ткани его дорожного костюма и мокрые волосы липнут к липу. Широкими шагами он пересек расстояние, отделяющее машину от памятника, и склонился над его невысокой чугунной оградой. Дождь лил за воротник его пиджака, но он, казалось, не замечал этого, читая надпись, выгравированную на кресте.

В память о капитане Артуре Кэйпеле, погибшем здесь

22 декабря 1919 года

Даже с закрытыми глазами Габриэль помнила каждое слово. Это она заказала этот небольшой памятник. О нем не знал никто, даже Мися. Не подозревала она и о том, что Габриэль поручила цветочнику из Фрежюса регулярно привозить сюда свежие цветы. Сегодня у креста лежали белые тюльпаны, печально склонившие головки под тяжестью дождевой воды. Так Габриэль создала место поминовения своего возлюбленного, которое ей не нужно было делить с его вдовой — оно принадлежало ей одной. Однако со дня его гибели она так и не побывала здесь ни разу, как и на кладбище на Монмартре, где похоронили Артура Кэйпела. Прячась от воспоминаний и от своей боли, Габриэль, сама того не замечая, создала вокруг себя непроницаемую защитную оболочку — которая только что разлетелась вдребезги. Габриэль плакала. Все плакала и плакала, и уже не могла остановиться.

Когда Дмитрий вернулся в машину, она даже не смогла заставить себя коснуться его руки, которую он в беспомощном, искреннем порыве сочувствия положил ей на плечо. Она словно окаменела. Единственным признаком того, что она жива, были слезы.

Дмитрий осторожно убрал руку и молча опустил голову. Ее отчаяние передалось и ему. Разумеется, он все знал, она сама рассказала ему, что значил для нее Артур Кэйпел. И сейчас Габриэль была благодарна Дмитрию за чуткость. За то, что он ни о чем не спрашивал и не пытался утешить. Когда-нибудь она найдет слова, чтобы поблагодарить его за это и сказать, что он все сделал правильно.

Наконец, будто очнувшись от сна, он поднял голову и завел машину.