Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель
— Что я могу поделать — она со мной не разговаривает!
— Какой ужас!.. — воскликнул импресарио, от огорчения выронив монокль. Несколько гостей испуганно обернулись в их сторону. — Кто же теперь расскажет мне подробности ее романа с великим князем?..
Мися раздраженно вздохнула. Что тут скажешь, теперь ей самой придется довольствоваться информацией далеко не из первых рук.
— Сергей, если все дело в этом, то, прошу вас, не беспокойтесь. Вы и без меня узнаете все, что вас интересует. Весь Париж только и говорит об этом. В Монте-Карло их видели все. Насколько я знаю, они много путешествуют: их часто видят разъезжающими в кабриолете. По вечерам ходят в лучшие рестораны или в казино. Великий князь, очевидно, играет там на бриллианты русской императорской короны. А если говорить серьезно, то всем понятно, что это деньги Коко.
— Интересно, найдется ли на свете хоть один мужчина, с которым вы согласитесь делить внимание Коко? — с понимающей улыбкой ответил Дягилев. — Сдается мне, вы ревнуете, та chere. Не знаю, правда, из-за чего именно — из-за великого князя или из-за того, что не вы были той, кто их соединил.
Никому другому Мися не позволила бы подобной дерзости. Но Сергею Дягилеву она прощала все. Даже если его колкости вгоняли ее в краску, как сейчас. Обмахиваясь салфеткой, как веером, чтобы хоть немного охладить пылающее лицо, она шутливо-театральным тоном воскликнула:
— Сергей, как вам не стыдно!
— Ни капельки, — весело подмигнул он в ответ, но тут же продолжил серьезным тоном: — Кроме всего прочего, до меня доходят слухи, которые могут оказаться весьма полезными для великого князя в его нынешнем положении. Мои соотечественники в России, которые в свое время расчищали дорогу большевикам, теперь, очевидно, осознали, что те вовсе не собирались никого спасать. В стране голод, то и дело происходят мятежи во флоте. Бедная матушка Россия все никак не успокоится…
— Вы думаете, Романовы могут вернуться к власти? — с волнением спросила Мися, позабыв про бокал шампанского в своей руке, который собиралась пригубить.
— Пока это всего лишь слухи. Но если это и в самом деле случится, Дмитрий Павлович станет новым русским царем. Ему придется следовать строгим законам императорского дома — а значит, о женитьбе на Коко не может быть и речи. — Дягилев вытащил из нагрудного кармана носовой платок великой княгини и прижал его к носу. — Honi soit qui mal у pense [21], — многозначительно произнес он, убирая свой талисман обратно в карман, — да будет стыдно тому, кто дурно об этом подумает.
«Боже мой, неужели опять — еще один брак по расчету?..» — с ужасом подумала Мися. Еще одну такую драму, как тогда, когда женился Бой Кэйпел, Коко точно не переживет. Надо позвонить ей! Срочно! Она должна быть рядом, когда подруге понадобится поддержка. Но вдруг ее осенила неожиданная мысль.
— Второй брак отца Дмитрия Павловича был морганатический, не так ли? Он ведь женился на женщине, которую любил, хоть она и близко не имела того статуса, который был у него.
— И к чему это привело? Великого князя Павла Александровича отправили в изгнание, а когда спустя многие годы он все-таки смог вернуться из Парижа, радоваться ему оставалось не долго: началась революция, и большевики расстреляли его, как и сводного брата Дмитрия и многих других членов царской семьи. Нет, сказать по правде, я не уверен, что желаю Коко такой участи — быть любовницей претендента на русский престол… — Дягилев не договорил, так как его внимание привлекло нечто странное, происходившее на другом конце стола.
Прямо к нему, под громкий хохот гостей, несся Сергей Судейкин.
— Маэстро, спасите меня! — кричал он, отчаянно размахивая тарелкой и столовыми приборами.
Мися хорошо знала этого художника — как и всех остальных, кто сотрудничал с «Русским балетом» на протяжении этих лет. Сергей Судейкин делал наброски декораций еще для первой постановки восемь лет назад. Подобно многим русским во время революции, ему удалось уехать из России и через Крым добраться до Франции. Его супруга, Вера Судейкина, как и Ольга Пикассо, когда-то танцевала в труппе Дягилева, поэтому вполне естественно, что в Париже они нашли приют у своего импресарио.
— Стравинский съел мою отбивную! — сообщил Судейкин, подбежав к Дягилеву. — Он просто взял ее с моей тарелки! Мне не досталось ни кусочка! — кричал он голосом капризного мальчишки, у которого отняли любимую игрушку.
— Наверное, маэстро не смог устоять перед запахом жареного мяса, — не скрывая своего восторга, воскликнула Мися. С любопытством посмотрев на Стравинского, она отметила, что съеденная им отбивная весьма неплохо сказалась на его настроении: сейчас он выглядел куда веселее, чем когда поглощал сырой картофель с помидорами.
— Он заявил, что хочет удивить свой желудок, — продолжал жаловаться Судейкин.
— Надо же! Сюрприз удался! — расхохоталась Мися.
Дягилев, молчавший на протяжении всего этого диалога, задумчиво смотрел на другой конец стола — на пустой стул рядом со Стравинским. Мися заметила, как его оценивающий взгляд пробежал по всей компании, наслаждавшейся ужином и весельем, и остановился на Вере Судейкиной, сидящей неподалеку от супруга и Стравинского. Хотя Вера упорно утверждала, что ее отец родом из Чили, большинство друзей знало, что Эдуард Боссе приехал в Санкт-Петербург из Прибалтики. Она действительно вполне могла бы сойти за знойную латиноамериканку и была, даже несмотря на свой непропорционально большой нос, настоящей красавицей. А главное — чем-то напоминала Коко Шанель.
— Простите, я оставлю вас ненадолго, — прошептал Дягилев Мисе, водрузив упавший монокль на место. — Попрошу-ка Веру погадать Стравинскому. Пусть нагадает ему счастливое будущее, может быть, это его немного приободрит. — Он отодвинул свой стул и сказал, обращаясь к Сергею Судейкину: — Садитесь сюда, мой друг, и закажите себе все, что пожелаете, — поверьте, этим вы окажете музыке неоценимую услугу.
Мися посмотрела на Дягилева с неподдельным восхищением. Какая великолепная идея! Да, в вопросах сводничества ей есть чему поучиться у гениального импресарио. Расплывшись в ослепительной улыбке, она повернулась к художнику.
— Что бы вы хотели? Если любите рыбу, советую заказать дораду…
Глава одиннадцатая
Габриэль обняла Дмитрия, когда они вышли из лабо ратории. Она поцеловала его, когда они сели в машину. Она заказала шампанское, как только они пришли в бар отеля «Карлтон» на Круазет, и вскоре была готова подпевать темнокожей певице, исполнявшей там джаз. К счастью, последнее Дмитрий успел предотвратить, перекинув уже изрцдно выпившую Габриэль через плечо и отнеся к их «роллс-ройсу».
На город опустилась ночь. Подтянув под себя ноги и закрыв глаза, Габриэль наслаждалась свежим ветром, дувшим в лицо, и чувством защищенности, которое ей дарил Дмитрий. Она была благодарна ему еще с момента их первой встречи в Венеции, но теперь, когда в лаборатории Эрнеста Бо ее долгие поиски, наконец, увенчались успехом, эта благодарность стала такой всеобъемлющей, что Габриэль казалось, будто ее сердце вот-вот разорвется. Она не знала, можно ли назвать это любовью. Но это совершенно точно была самая глубокая и искренняя привязанность из всех, какие ей доводилось испытывать.
Когда они вернулись в отель, она, окутанная теплом этих чувств, крепко уснула в объятиях Дмитрия.
До отъезда в Париж они еще несколько раз съездили в Ла-Бокку, якобы чтобы продолжать эксперименты по созданию еще более совершенной композиции вместе с Бо. Но на самом деле Габриэль просила Дмитрия возить ее туда лишь потому, что ей отчаянно хотелось быть ближе к своему аромату. Находясь в лаборатории, она с наслаждением вдыхала благоухающие эссенции, из которых он состоял, ей нравилось пахнуть ими до самого вечера, когда они с Дмитрием шли в ресторан. Габриэль изучала каждый нюанс этого запаха, он был с ней повсюду — в ее платьях, в волосах, на коже — и, казалось, стал частью ее самой.
