Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное
11/ XI, 1923
Картинка Сфаята («Слышатся редкие звуки рояля…»)
Слышатся редкие звуки рояля,
Детские руки играют гаммы.
Осень туманная небо печалит,
Ветер в оконную бьётся раму.
Вижу — Герасимов возится с шиной.
Быстро мелькает костюм арабский.
Стук нескончаемой швейной машины
Кажется долгою песнею рабской…
Ветер лениво качает маслину.
Мимо окошка мелькают лица.
В тонкой тетрадке упрямый синус
Хочет быть больше единицы.
Лезет на дерево чёрная кошка.
Мимо проносятся силуэты.
Солнце мне глупо смеётся в окошко.
Жадно сверлит глаза тангенс бета.
Западный ветер несёт непогоду.
В дверь заглянула собачья морда.
Слышен трескучий звонок на воду —
Загрохотали в Сфаяте вёдра.
Перечеркнувши упрямый синус,
Слышу, шипит аппетитно примус,
Но над таблицами логорифмов
Самые звонкие вьются рифмы.
Тихо доносится шелест сосен.
Мимо проходят с вёдрами люди…
Всё это тянется третью осень…
Долго ль последняя осень будет?
13/ XI, 1923
«На перекрёстке ветер…»
На перекрёстке ветер
Режет глаза.
Кое-где звёзды светят
По небесам.
Каменная дорога
Вьётся змеёй.
Бьётся глухой тревогой
Сердце моё.
Серая ночь легка мне.
Тихо кругом
Сыплются звонко камни
Под башмаком.
Сердце как будто сжато
Сном забытья.
Руки в карман бушлата
Спрятала я.
В душу упал слезами
Только закат.
Скрашенные мечтами,
Дни пролетят.
Редкими огоньками
Светит Сфаят.
13/ XI, 1923
«В закате что-то есть неуловимое…»
В закате что-то есть неуловимое,
Неясное, глухое и печальное.
И не могу пройти спокойно мимо я,
Когда в огне пылают горы дальние.
Есть скрытый смысл в строках стихотворения,
Что в сердце стонет золотыми струнами.
Так нежно пели только дни весенние,
Так грустно стонут только ночи лунные.
Коль у мечты о счастье крылья связаны,
Так нежно думать думы безответные.
Та боль легка, которая не сказана,
Красива песня только недопетая.
15/ XI, 1923
У моря («В тёмный час, когда ветер шумит…»)
В тёмный час, когда ветер шумит
И на крыше стучит черепица,
И назойливо ставни скрипят, —
В этот пасмурный час
Мне припомнилось жаркое лето,
Берег моря, сыпучие дюны,
Камни серых пещер,
Шум прибоя и мокрый песок.
Сверкает ярко шёлковое небо,
Журчит волна, взбегая на песок,
И тихо щекоча босые ноги,
Мне щёки жжёт солёный ветер с моря.
А золотой песок солёным слоем
Заносит бронзу обнажённых плеч
И тёмных рук, раскинутых лениво.
Простая шапка закрывает лоб,
И волосы упрямой мокрой прядью
Упали на солёное плечо.
И жалит солнце острыми лучами,
Окрашивая всё лицо и плечи
Густою тенью тёмного загара.
Я опускаю медленно ресницы,
И шум волны сливается с дремотой,
Ленивой, как сама волна.
Мне волосы колышет тёплый ветер
И обдувает мокрое лицо,
Как опахалом. А далёко,
А, может быть, и близко, голоса
Звучат весёлым смехом серебристым.
Иль то волна взбегает на песок,
Или песок засыпался мне в уши
И шепчет песни счастья и тоски.
Я в стороне от всех. Мне как-то грустно,
Но эту грусть, единственную в мире,
Там, только там, на золотом песке
Мне приносил солёный ветер с моря.
Я думаю — о чём, сама не знаю,
Но только эти светлые мечты,
Наверно, мне нашептывали волны.
И кажется, что всё, что было раньше,
Всё дорогое, всё, что я любила,
Всё стало голубым, как это море,
И золотым, как дюны и песок…
Дремлю, и мысли легче облаков,
Так непривычно и немножко грустно.
Вдруг кто-то дёргает меня за руку
И слышу голос над собой: «Ирина,
Вставай! Ты знаешь — спать под солнцем вредно!»
Смеётся кто-то громко надо мною
И тянет загорелая рука.
Песок пристал к костюму толстым слоем,
Забился в уши, волосы, и громко
Похрустывает на зубах.
Иду, едва передвигая ноги
И поправляя волосы и шапку,
И вот опять упала на песок,
Совсем сухой под яркими лучами.
Ленивые, весёлые слова,
Какие носит только ветер с моря,
Роняю, как волна роняет брызги.
И снова мне легко, и снова грустно,
И закрываю я глаза, но в шапку
Мне кто-то бросил сверху горсть песку.
Откуда-то взялась колода карт,
Засаленных и рваных, где шестёрка
С успехом заменяет даму треф.
И красненький батистовый платочек
Сейчас же был разложен на песке,
Чтобы хороших карт никто не прятал.
Пошла игра. Порхают быстро карты
И весело хрустит песок на пальцах
И на плечах. А из-под белой шапки
Упрямо лезут волосы на лоб.
Направо — сонные, ленивые движенья,
Полузакрытые глаза, и руки
Темнее рук араба, а напротив
Движенья быстрых загорелых рук
И тёмные, смеющиеся лица.
Вот девочка с весёлыми глазами
И косами, солёными от волн,
Всех козырей поспешно отбирает
И зарывает их в песок.
Её поймали,
И звонкий смех смешался с смехом волн
Смеялось всё: смеялось море, солнце,
И золотой песок, и яркий полдень,
И купол неба ярко-голубого,
И тёмная прохлада острых скал.
Идём купаться. С шумом плещут волны
И обдают прохладой мелких брызг.
Солёное, ещё сухое тело,
Сожжённое горячими лучами.
Ещё минута — и вокруг меня
Встают, как будто водяные горы,
Шумит на них растрёпанная пена
И волны отливают бирюзой,
Играя под горячим синим небом
И ослепительно палящим солнцем.
Бороться с ними больше не могу.
И вот большая встречная волна
Меня весёлым рёвом оглушила
И опрокинула.
Солёная вода
Влилась мне в уши, в рот,
вздохнуть нет мочи,
И на колени встав на мелком дне,
В пяти шагах от берега, напрасно
Стараюсь приподняться:
сзади волны
Бегут и опрокидывают снова.
И, наконец, закрыв лицо рукой,
С трудом я встала над пучиной водной,
Хочу идти и не могу: волна
Срывает с ног. Обидно и смешно мне.
Коса тяжёлой, мокрой прядью
Упала на плечо, а шапка
Качается на белых гребнях волн.
Усталая, бросаюсь на песок я,
Солёную распутывая косу.
И слышу над собой знакомый голос:
«Купаться больше не ходи, Ирина,
Устанешь только…»
Над морем вьётся тоненький дымок,
А скоро в голубой, заветной дали
Чуть показался контур парохода,
А там, где в море врезалась коса,
Там, где маяк стоит, как призрак белый,
Узор чертит случайный, белый парус,
Как будто облако в лазури неба,
Как будто в заводи прекрасный лебедь,
Как будто мысль в мучительном блужданье.
Но вот размеренней и тише стали волны.
Вершины гор почти коснулись солнца
И потянул чуть слышный ветерок.
Пора домой. Свернув под шапкой косу,
Иду за холм скорее одеваться.
Солёное как бы пылает тело
И уж пугает краснота и яркость
До боли обожжённых: рук и плеч.
Мне хорошо и грустно. Я с собой
Несу в Сфаят суровый ропот волн,
Прикосновение морского ветра
И молодую грусть. Но эту грусть
Не променяла б ни на что на свете.
Теперь не то.
Шумит осенний ветер.
И скрипят надоедливо ставни…
Шум дождя за туманным окошком
Мне напомнил горячее лето,
Шум прибоя и ветер морской.
Это всё, что осталось
От песка и от тени загара,
И от яркого, знойного солнца.
16/ XI, 1923