Знакомьтесь, Черчилль - Маккей Синклер
Постоянные нападки де Голля на недостаток помощи со стороны Британии — плюс его личное желание отстранить Черчилля от американского влияния и выдавить из «англосаксонского» альянса — привели в 1943 году к удивительно яркой речи последнего. Генералу было сказано следующее: «Каждый раз, когда нам приходится выбирать между Европой и открытым морем, мы выбираем море». Однако позже, в День Д, когда де Голль во время обращения по радио призвал сыновей Франции подняться и поблагодарить Англию за помощь в освобождении родины, Черчилль заплакал. Случилось это в присутствии генерала Гастингса Исмея. Черчилль, поняв, что его слезы заметили, прокричал тогда Исмею: «А вы просто бочка с салом! У вас что, напрочь отсутствуют чувства?!»
Впрочем, де Голль и сам не был чужд сентиментальности. Пройдя через период очень непростых и бурных отношений с Черчиллем, он нашел в 1942 году время, чтобы трогательно оказать внимание его невестке Памеле (тогда она была замужем за сыном Черчилля Рэндольфом; позже вышла за посла США в Париже). Он передал ей иллюстрированную книгу на историческую тематику — подарок внуку Черчилля (названному в честь деда Уинстоном). «Мадам, — писал он в сопроводительной открытке, — я взял на себя смелость послать Вам старинную книгу для вашего сына Уинстона; в ней есть картинки с изображением Мальборо. Это единственное, что я увез с собой из Франции. Глядя на эти графические иллюстрации, юный Уинстон Черчилль, возможно, вспомнит о французском генерале, который в годы величайшей в истории войны был искренним почитателем его деда и верным союзником его страны».
Это были не просто слова от чистого сердца — но жест и послание на века.
«Он спросил, что я буду пить». Бернард Монтгомери, лето 1940 года
[91]
Всю зиму 1939–1940 годов в Британском экспедиционном корпусе, базировавшемся во Франции, проводились учения: солдаты вместе с французскими союзниками готовились к немецкому вторжению. Однако в мае 1940 года, когда вермахт нанес удар, учения не помогли. Отступление из Дюнкерка — маленькие корабли под сильнейшим обстрелом с воздуха переправили более 330 тысяч британских солдат из Франции, фактически из осады на пляжах, — стало для страны поистине выдающимся событием. Те корабли и их отважные экипажи, казалось, вызвали к жизни некую алхимическую смесь сэра Фрэнсиса Дрейка и Трафальгарской битвы. Одним из вывезенных тогда военных был генерал-лейтенант Бернард Монтгомери, и теперь его переполняли горечь и желчь. Он понимал, что истинная суть этих событий куда темнее, чем думали многие: очевидно, что Гитлер замышляет вторжение и в Британию. Но готова ли его страна отразить атаку?
«Настоящей бедой в Англии в первые дни после падения Франции было то, что народ еще не понял всего смысла произошедшего и того, что может произойти в будущем, — писал фельдмаршал Монтгомери годы спустя. — Многие считали тот факт, что Британский экспедиционный корпус смог уйти из Дюнкерка, великой победой британского оружия. Я же помню отвращение многих других, подобных мне, при виде британских солдат, разгуливавших по Лондону и другим местам с цветной эмблемой на рукаве со словом “Дюнкерк”. Они считали себя героями, и граждане думали так же. Все эти люди не понимали, что британская армия потерпела при Дюнкерке сокрушительное поражение, и теперь нашему дому на острове грозит огромная опасность».
Генерал-лейтенант Монтгомери образца 1940 года лучше других знал и понимал ужасные ритмы и скорость войны. В Первую мировую ему прострелили легкое, и пришлось притворяться мертвым, навалив на себя труп другого солдата, в безжизненное тело которого впивались летевшие пули. Оправившись после ранения, он снова вернулся на Западный фронт. Та война во всей красе показала ему снобистскую суть военной иерархии: генералы никогда не говорили со своими людьми. Монтгомери был уверен, что так не годится. Как он вспоминал спустя годы в своих мемуарах, в роскошное облачное лето 1940 года на южном побережье Англии, зная, что ждет страну, готовился к предстоящим испытаниям:
«Я впервые встретился с Уинстоном Черчиллем и его женой летом 1940 года на южном побережье, неподалеку от Брайтона. За годы войны нам суждено было подружиться, и сегодня я считаю его главным среди всех своих друзей… Хочу описать ту первую встречу подробнее, поскольку я часто возвращаюсь к ней мысленно и мы с ним вместе часто о ней вспоминали.
Штаб моей дивизии находился недалеко от Штейнинга, в доме, расположенном к северу от холмов. Мне сказали, что премьер-министр пожелал провести вторую половину дня 2 июля в моей дивизии. Он должен был приехать автомобилем, а мне нужно было завершить его тур в Брайтоне, чтобы он мог вернуться в Лондон вечерним поездом. В те дни политики меня совсем не впечатляли. Я считал, что именно они в основном несут ответственность за все наши беды. Но с этим политиком мне очень хотелось встретиться, ведь он много лет и задолго до начала войны рассказывал нашему правительству о том, что ждет страну…
Он приехал с миссис Черчилль… и еще с несколькими людьми, среди которых был Дункан Сэндис. Я так и не узнал, что подумал Черчилль обо мне в тот день; но на меня он произвел чрезвычайное впечатление (есть предположение, что Черчиллю Монтгомери поначалу очень не понравился, но это скоро изменилось. — С. М.)… Я повез его в колледж Лансинг, где квартировал полк “Королевские винтовки Ольстера”, и продемонстрировал учебную контратаку на небольшой аэродром на побережье, ниже которого, предположительно, находился участок, захваченный немцами. Он пришел в восторг от увиденного… Затем мы направились вдоль побережья и закончили тур в Брайтоне около 19:30. Он предложил отужинать с ним и его компанией в отеле “Ройял Элбион”, и за столом мы очень о многом поговорили. Он спросил, что я буду пить, и я выбрал воду. Это его удивило. Я добавил, что не пью и не курю и на 100 процентов в отличной форме. Он, ни на секунду не замешкавшись, ответил, что пьет и курит и в отличной форме на 200 процентов… Из окна столовой мы видели взвод гвардейцев, подготавливавших пулеметный пост в беседке на Брайтонском пирсе, и он заметил, что, когда учился в школе неподалеку, они ходили туда смотреть представление с блохами».
В 1942 году генерал-лейтенант Бернард Лоу Монтгомери находился уже в песках Северной Африки, готовый сыграть поистине выдающуюся роль в изменении хода войны. Верный своим принципам военачальник был максимально внимателен к своим солдатам: он разговаривал с ними, проводил время, угощал сигаретами. На ближайшие дни была запланирована их атака на немецкие соединения Эрвина Роммеля.
По мере разворачивания конфликта Монтгомери командовал 8-й Британской армией в битве при Эль-Аламейне, прошел с боями через Тунис и Сицилию; оттуда его 21-я группа армий отправилась в Северо-Западную Европу, где ему предстояло столкнуться с огнем полемики и потерпеть героическое фиаско в кампании сентября 1944 года, когда он не смог навести мосты через Рейн. Черчилль неизменно оставался его другом, а вот советники премьер-министра были настроены по отношению к нему глубоко скептически, считая — не без оснований, — что этот человек начисто лишен чувства такта. Генерал Гастингс Исмей однажды сказал о Монтгомери: «Я пришел к выводу, что его любовь к публичности сродни болезни, алкоголизму или наркомании; она так же сводит его с ума». Впрочем, с тактом или без оного, в самом конце жизненного пути Черчилля Монтгомери был рядом с ним. Их связывала верная и глубокая дружба.
Департамент «лучей смерти». Реджинальд Виктор Джонс, 13 июня 1940 года
[92]
Двадцативосьмилетний доктор Р. В. Джонс, чья решительная челюсть и курчавые волосы на удивление напоминали главного персонажа из популярного комикса для мальчишек 1940-х Wizard, был протеже Фредерика Линдеманна. Руководитель отдела научно-технической разведки Министерства авиации Великобритании Джонс занимался разработкой «искривления луча» — технологии для подавления навигационных сигналов люфтваффе, которая в итоге станет истинным триумфом. Со временем он возьмет на себя и еще большую ответственность. Первая встреча Джонса с Уинстоном Черчиллем на Даунинг-стрит вселила в него эйфорическую уверенность и стала для него своего рода ракетным топливом, стимулировавшим ученого к еще большей смелости и изобретательности.
