Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель

— Почему они позвонили тебе, а не мне? В конце концов, счет открыт на мое имя. Или нет? — Ее голос дрожал от гнева. Она резко высвободила руку.

— Я поручился за тебя своими ценными бумагами, — тихо ответил он. — Я же объяснил.

Остаток вечера она провела в тяжелых раздумьях. С Боем она почти не разговаривала, чувствуя себя обманутой. Как он мог позволить ей открыть свое дело, не объяснив при этом, как все будет выглядеть в денежном отношении? Она же делала шляпки не ради своего удовольствия.

Ночью бушевала гроза, а утром Габриэль отправилась в ателье раньше обычного. Она освободила один из столов и, разложив на нем все счета и учетные книги, которые смогла отыскать, провела несколько часов за скрупулезным изучением цифр. Сначала она не понимала ровным счетом ничего, но постепенно начала улавливать смысл в этих бесконечных таблицах и числах. Она складывала и вычитала не только в уме, но и, как в детстве, на пальцах: один, два, три, четыре, пять…

Как только пришла Анжель, девушка-помощница, которую Габриэль считала своей правой рукой, между ними состоялся доверительный, но весьма серьезный разговор.

— Я открыла этот магазин не для развлечения, — твердо сказала Габриэль. — Поэтому пора перестать швырять деньги направо и налево. Начиная с сегодняшнего дня, никто не потратит здесь и сантима без моего разрешения. Отныне я хочу контролировать все доходы и расходы и каждый вечер буду лично проверять бухгалтерские книги.

Шесть лет спустя она выплатила Бою все деньги, которые он вложил в открытие ее магазина. С его помощью она многое узнала об экономике и банковском деле и успешно держала под контролем доходы и расходы. Еще в самый разгар войны она рассчиталась со всеми долгами, имея при этом почти три сотни наемных работниц. Сегодня она полностью обеспечивала себя и даже могла позволить себе содержание великого князя.

Но и Дмитрию она была обязана многим. Он давал ей то общественное признание, которое, как она теперь знала, не купишь ни за какие деньги на свете…

— Коко! — Его бархатный голос вернул ее к действительности. — Где ты?

Отогнав прочь воспоминания, она улыбнулась.

— Здесь. С тобой. — Она подняла свой бокал, приглашая его выпить шампанского вместе с ней.

— Неправда, не здесь. Сейчас ты точно была где-то далеко.

Габриэль не собиралась рассказывать ему о своем мысленном экскурсе в прошлое.

— Ты прав, я была на рю Камбон. В своем магазине, — соврала она. — Я еще никогда в жизни не уезжала в отпуск так надолго и все еще не могу к этому привыкнуть.

В ответ он поднял свой бокал.

— Тогда давай выпьем за приятный и безмятежный отдых. — Он сделал глоток шампанского. — Я подумал, не сьездить ли нам на экскурсию. Как ты смотришь на то, чтобы завтра отправиться в Ниццу? Я хочу показать тебе русский православный собор.

Она хотела спросить, не привлечет ли его персона слишком много внимания со стороны местного русского общества, но передумала. Это было нечто совсем иное, чем те прогулки по захолустью, которые они совершали раньше. Очевидно, ему было важно показать ей храм своей веры.

И это тронуло ее до глубины души.

Глава восьмая

По пути в Ниццу они откинули крышу автомобиля, наслаждаясь теплой, почти летней погодой. Живописная дорога петляла вдоль гор и берега моря. Дмитрий ловко и с удовольствием вел машину по узкой трассе, и Габриэль любовалась открывавшимися на поворотах видами на острые скалы и лазурную морскую гладь. В воздухе стоял аромат акаций и кипарисов; встречных машин почти не было, и Габриэль временами закрывала глаза, представляя себе, будто они с Дмитрием совсем одни в этом восхитительном уголке земли. Какая приятная фантазия! Когда она вновь открыла глаза, они ехали уже вдоль мыса Ферра, и на горизонте виднелся белый корабль: то ли паром с Корсики, то ли торговое судно или большая яхта, с такого расстояния разглядеть невозможно. Как было бы здорово оказаться сейчас на борту! Габриэль решила при случае спросить у Дмитрия, любит ли он ходить под парусом.

Сначала она удивлялась тому, с какой легкостью Дмитрий ориентируется в этих местах, но потом вспомнила, что он не в первый раз проводит время на Ривьере. Он одинаково уверенно вел автомобиль и по широким улицам Ниццы вдоль великолепных зданий из желтого песчаника, вдоль каменных стен, окаймляющих роскошные пальмовые сады, и по тесным улочкам с покосившимися ветхими постройками — словно жил здесь всегда. Они давно съехали с прибрежной трассы, которая служила Габриэль единственным ориентиром в этом калейдоскопе римских развалин, средневековых построек и особняков эпохи классицизма. Миновав старый город, они оказались в жилом квартале, и теперь их со всех сторон окружали изысканные виллы. Габриэль разглядывала припаркованные вдоль тротуаров автомобили и элегантно одетых людей, спешивших по своим делам. Здесь было немноголюдно, но высокий социальный статус обитателей этого района ощущался во всем. Мимо них, погромыхивая, проехал трамвай, и кондуктор сердито затрезвонил сигнальным звонком, когда их «роллс-ройс» пересек рельсы прямо у него перед носом. Не обращая внимания, Дмитрий свернул в узкий переулок. Эту часть Ниццы Габриэль, в основном привыкшая гулять по Английской набережной, не знала вовсе.

Затаив дыхание, она смотрела по сторонам. Вдоль улицы тянулись живописные сады с кипарисами, пальмами, робиниями и густыми зарослями лавровых деревьев. Дальше дорога делала небольшой поворот, и уже отсюда Габриэль увидела пять золотых сверкающих на солнце куполов, будто парящих в ярко-голубом небе.

— Это Николаевский собор, — произнес Дмитрий с гордостью. — Самый большой православный храм за пределами России.

Собор поражал своим великолепием. Он возвышался среди пышной зелени, дубов и оливковых деревьев за высокой чугунной оградой. Башни, изящные и богато украшенные, будто из восточной сказки, тянулись к небу.

Дмитрий остановил машину у ворот, за которыми начиналась широкая дорога, ведущая ко входу в храм.

— Разрешите подвезти вас ко входу, — галантно произнес Дмитрий.

Было видно, что проезд запрещен. Но на царевича этот запрет наверняка не распространялся. Стоило ему посигналить, как тут же пришел бы какой-нибудь монах, чтобы открыть ворота. Габриэль вдруг стало неприятно — таких привилегий она не хотела. Она помнила свою жизнь в монастыре и до сих пор с глубоким почтением относилась к вере и служителям церкви.

— Я с удовольствием пройдусь пешком, — сказала она.

Дав задний ход, Дмитрий припарковал автомобиль на обочине. Выйдя из машины, он обогнул ее и, открыв переднюю дверь, протянул Габриэль руку.

— Собор находится на территории бывшей виллы Бермон. Раньше императорская семья приезжала сюда отдыхать, — рассказывал он, пока они шли к храму. — Лет десять — двенадцать назад мой кузен, погибший царь Николай Второй, отдал всю эту землю церковной общине. Собор освятили перед самой войной. Многие мои соотечественники уже давно приезжают в Ниццу из-за целебного средиземноморского климата и долго-го лета.

Он не упомянул беженцев, которые наводнили Лазурный берег, спасаясь от революции. Каждый раз, когда Дмитрий говорил о славном прошлом своей родины, о ее утраченном великолепии, в его голосе звучала печаль.

Габриэль сжала его руку. Она знала, что такое боль утраты. И потому промолчала. Она боялась, что слова утешения прозвучат нелепо, а главное, не выразят всего того, что она хотела бы сказать.

Ворота были не заперты. Чугунная калитка скрипнула, когда Дмитрий толкнул ее. В ветвях кедра чирикали воробьи. Кроме них, казалось, здесь не было ни души.

— Он напоминает собор Василия Блаженного в Москве, — продолжал Дмитрий. — Почти семьдесят лет назад моя прабабка, императрица Александра Федоровна, велела построить здесь первую русскую церковь. Это вон та белая часовня. У нее было слабое здоровье, и после того, как ей пришлось покинуть свой дворец в Крыму из-за Крымской войны, она много времени проводила в Ницце. Ну а этот собор, как я уже сказал, построили гораздо позднее.