Ирина Кнорринг - Золотые миры.Избранное

Я помню — это было в год ужасный,
В годину безотчётных бед,
Все были глухи, немы, безучастны
И слепо верили судьбе.

Вокруг нас море билось и шумело,
Возврата не было назад.
И надо мной, ребячески-несмелой,
Сплеталась первая гроза.

В каюте нашей, маленькой и тесной,
На верхней койке, у стены,
Я в первый раз увидела чудесно
Меня чарующие сны.

А подо мной, внизу, менялись люди,
Их разговор ловила я:
Никто тогда не знал, что с нами будет,
И где сойдём мы с корабля.

Любила я смотреть без слов, без цели
В иллюминатор предо мной,
Как море пенилось и зеленело
И отливало бирюзой.

И страх хватал, когда скрывался в море
Иллюминатор. И казалось мне,
Что прямо я смотрю на дно морское
И вижу солнце в глубине.

На палубу я редко выходила,
Мне было весело одной.
А море без границ казалось мне унылой
И утомительной тоской.

А время шло, и странно отражалась
На всех немая пустота —
И море по ночам зловеще грохотало
И с плачем билось о борта.

На палубу я вышла в тихий вечер
У тёмных скал Наварина.
Слегка ещё взметался свежий ветер
И билась ласково волна.

За бухтой спали выси гор ленивых,
Повисли скалы над водой,
И катера бесшумно и красиво
Боролись медленно с волной.

Французский флаг вился на тонкой мачте,
И любовалась я тогда,
Какой была красивой и прозрачной
Почти зелёная вода.

Когда же шторм над морем проносился,
И в бухте стало холодней,
И миноносец странно наклонился
И вдруг сорвался с якорей.

Когда всю ночь прожектор беспокойный
Скользил над тёмною водой —
Я в первый раз сказала: «Я довольна,
Я начинаю жизнь мечтой!»

И снова шёл в пустом открытом море
Едва заметный пароход,
Вокруг вздымались волны, словно горы,
И переливались через борт.

И показалась, наконец, в тумане
Полоска узкая земли.
Горел восток, и солнце в вихре пьяном
Всходило медленно вдали.

Какая-то мечта торжествовала
В крови высоких облаков.
Уж показался узкий вход канала
И очертанья берегов.

И волнорезы позади остались.
От моря поднимался пар.
И мимо шли, усталый взор лаская,
Дома и пальмовый бульвар.

Мне всё в тот день каким-то сном казалось
(Я много знала ярких снов),
Но жёлтый флаг на мачте развевался
У африканских берегов.

И потянулись снова дни и ночи
В тоске, бездействии и сне,
И вечер опускался, будто коршун,
К бесшумно плещущей волне.

Казалось, этот сон бесследно пронесётся —
Вокруг молчала тишина.
Вдали, из серой стали броненосца
Всходила медная луна.

И маяки — зелёный, красный, синий
Бросали длинный луч воде —
Переливаясь ярко и красиво,
Как звёзды с ёлочных ветвей.

Уже манила страстно, безотчётно
К себе далёкая земля,
И скучно проходили дни без счёта
В пустынных трюмах корабля.

Но тихого и бешеного моря
Уж я любила грустный шум, —
Он навевал в часы глухого горя
Напевы безотчётных дум.

И блеск волны, и свежая прохлада
Во мне всегда тоской звучат…
Я поняла, что ничего не надо,
Что стон волны — моя душа..

Подняла ленивые глаза,
Посмотрела пристально и вяло,
Провела рукой по волосам
И в ответ ни слова не сказала.

И молчанье было без конца,
Хоть в душе давно слова звучали,
И улыбка бледного лица
Не сказала о моей печали.

Это было в тот последний час,
О котором долго буду помнить,
И возникнет в памяти не раз
Тёмный силуэт каменоломни.

Мир казался грозен и жесток
От бесславной и бескрылой муки.
Я старалась спрятать под платок
Странно-холодеющие руки.

В ночь, когда кишат дороги жабами
И на камни выползают гады, —
В эти ночи раздавались жалобы,
Слышалось бессильное: «Не надо!»

И пока в дупле хохочут филины
И смеются робкие шакалы, —
Жизни медленной и обессиленной
Песня недопетая звучала.

И когда поля трещат цикадами
И бесшумен взлёт летучей мыши, —
Я опять промолвила: «Не надо мне,
Всё равно не вижу и не слышу».

Мне третью ночь одно и то же снится:
Какой-то сад в безлюдной тишине,
Где два крыла огромной чёрной птицы
Сметают пыль с безжизненных камней.
И что-то страшное, гнетущее, больное,
Как смутный бред измученной души,
И чьё-то имя, холодно-чужое,
И странно-близкое во всём звучит
И первой муки медленная сила,
И радостная боль немой тоски,
Как будто смерти нежной и красивой
Прикосновенье женственной руки.

Я скажу тебе совсем немного
Запылённых и обычных фраз…
От туманной, вьющейся дороги
Не могу поднять усталых: глаз.

А вокруг — неясная тревога,
Будто бьёт последний, жуткий час.

Я хочу. Боюсь назвать желанье.
Я хочу. Пусть всё — самообман.
Жизнь моя мне будет ожиданьем
И тоской едва заметных ран.
И тебе я в сказке без названья
Расскажу, как холоден туман.

Если ты напевы грустной песни
Очерствелою душой поймёшь —
Ты поймёшь, что эта грусть прелестней,
Чем тебя пленяющая ложь.
И о том, что только мысль чудесна,
Ты тогда узнаешь и поймёшь.

Я тебе скажу совсем немного,
Что пустая радость не для нас,
Что обманет долгожданный час,
Что и жизнь окончится до срока,
Что теперь на белую дорогу
Поднимать не надо грустных глаз.