Любовь Сирота - Припятский синдром
— А в комиссию почему не подаете документы? На инвалидность?..
— Комиссия принимает документы только ликвидаторов, а я кто? — Эвакуированная, да и все... И на инвалидность нужно три месяца подряд в больнице вылежать... Я себе такое позволить не могу — дети тоже больны, как же я их оставлю на три месяца…
Из кабинета выходит больной.
— Заходите, — говорит он Ирине.
— Может, вы?! — спрашивает она соседку.
— Нет, нет!.. Идите!.. Ваша очередь!..
Ирина входит в кабинет крупноголового окулиста военной выправки с бычьими, навыкате, глазами.
— Садитесь! — показывает он на стул у затемненного окна. — Есть жалобы на зрение? — бросает он, заполняя историю болезни предыдущего больного.
— В общем, особенных жалоб нет... Но когда ухудшается общее состояние, то пропадает резкость, сливается текст... Да, еще, очень быстро устают глаза и болят от яркого света…
— Что с давлением? — спрашивает врач, занимаясь своим делом.
— Прыгает.
— Ясно, — закрыл он историю предыдущего больного и удивленно смотрит на Ирину, будто не ожидал ее здесь увидеть.
И сразу стало очевидным, что говорил он с ней механически и уже ничего не помнит из сказанного ею.
— Да... Так что, вы говорите, у вас со зрением? — но, наткнувшись на удивленный взгляд Ирины, промычал: — Угу... Давайте посмотрим!.. — И долго изучает ее глаза через знакомый офтальмологический прибор.
Желая ускорить процедуру и немного помочь, Ирина говорит:
— Знаете, доктор, у меня еще летом 86-го обнаружили катаракты...
— Так уж и катаракты!.. — Ну, есть тут небольшие пятнышки… Неопытный врач, конечно, мог принять их за катаракты…
— Но меня тогда профессор Логвиненко смотрел…
— Да?! — врач с другой стороны аппарата на мгновение затих и, после короткого замешательства, вдруг выпалил: — Да, да, да... вы знаете, вы правы!.. Есть, есть катаракта... Интересная такая, в крапинку... А то, знаете, приходят многие и говорят, мол, у меня катаракта... Посмотришь, а там врожденные пятнышки... — врач достает из кармана халата большой носовой платок, громко сморкается, идет к столу, открывает историю болезни. — Да, да, действительно, это осложненные ядерные катаракты обоих глаз, — сам себе диктует он. — Только не вбивайте себе в голову, что они лучевые!.. Просто вас раньше не наблюдали...
— Почему же, наблюдали... Да мне, собственно, все равно, какие они... Вижу, и слава Богу!.. Но у меня нет оснований не доверять другим специалистам и своим ощущениям… Я ведь видела это зарево над реактором...
— Лучевые катаракты должны созреть, необходимо время... А вы говорите, что у вас их уже летом обнаружили…
— А я полагала, что это лучевой ожог хрусталика…
— Для этого нужно, чтобы частицы непосредственно бомбардировали глаз... И потом, доза должна быть не меньше 200 бэр... — заполняет историю врач.
— Но ведь вы не знаете мою дозу... Никто ее не измерял!.. Вот если бы вы всю ночь просидели в окне, глядя на машины, проносящиеся на станцию и обратно?!. Вы не допускаете, что в ваши глаза могла залетать хотя бы обыкновенная радиоактивная пыль, поднятая ими?!.
— Не знаю, не знаю... Должна быть яркая картина лучевого поражения, самые различные сопутствующие заболевания...
— А вы полистайте историю болезни!..
— Да?.. Что тут?.. Ишемия, гиперплазия щитовидной, ВСД, нарушение кровообращения головного мозга, язвенный гастрит, фиброматоз, анемия... Ох-хо-хо!.. — с удивлением разглядывает врач Ирину. — Да, авария, конечно, повлияла на ваше состояние... Что я могу сказать?! Вам нужно серьезно заниматься своим здоровьем… Я вам тут капли назначил, покапаете, значит...
После окулиста и обеда, передохнув немного в палате, Ирина на трамвайчике едет живописною Пущей-Водицей в детский радиологический диспансер, навестить Дениса. Диспансер этот разместился в стареньких корпусах бывшего детского санатория, которые и в самом деле затерялись в лесу.
В больничном коридоре Ирина обращается к худой, словно с креста снятой, большеглазой девочке лет пяти, остановившейся напротив нее и удивленно ее разглядывающей:
— Девочка, позови, пожалуйста, из 7-й палаты Дениса!.. Знаешь его?..
— Знаю, — охотно бросается та выполнять просьбу.
— Мамочка! — из палаты тут же выбегает бледный, но радостный Денис, обнимает ее. — А ты узнала Аннушку?..
— Какую Аннушку?..
— Вот эту, которая позвала меня! — показывает Денис на стоящую поодаль бледную девочку.
— Нет, не узнала...
— Да ты что?!. Ведь это Аннушка, мама… Аннушка!.. Соседка наша по Припяти!.. Я ее тоже не узнал сначала, а вчера мама ее приехала, тетя Тоня… Она меня виноградом угостила!.. — тараторит Денис.
Ирина же, побледнев, внимательно разглядывает девочку, которую в самый раз снимать в фильме про голод 33-го года или фашистские концлагеря, настолько изможденной и нездоровой были ее худоба и бледность. И только огромные голубые глаза напоминали что-то о той пухленькой румяной Анюте из Припяти.
— Анюта!.. Это ты? Иди ко мне, солнышко, — дрогнувшим голосом зовет Ирина.
Анечка словно только этого и ждала, тут же бросается к Ирине и крепко прижимается к ней.
— Ты меня помнишь, девочка?! — удивляется взволнованная Ирина, целуя ее, и смахивая слезы. — Деня, достань из сумки самое красивое яблоко для Анюты!..
— Вы мама Дениса? — спрашивает подошедшая к ним совсем юная врач. — Вы хотели поговорить со мной?.. Пройдемте в мой кабинет!..
— Сынок, подожди меня здесь...
— Ладно. Но я тебе должен обязательно еще кого-то показать, — шепчет матери на ухо Денис.
— Кого?
— Это сюрприз...
— Хорошо. Я вернусь, покажешь!..
Ирина с врачом уходят. Денис достает из сумки огромное красное яблоко и протягивает его Анюте. Девочка в восторге. В коридоре появляется пополневшая Антонина с утомленными, выцветшими глазами.
— Иди!.. К тебе тоже мама пришла, — показывает Аннушке Денис.
Малышка спешит к маме. И они выходят во двор, медленно идут по аллее мимо окна, в которое смотрит Денис. Затем он подбегает к вышедшей от врача Ирине, увлекает ее на лестницу и дальше — на второй этаж.
— Куда ты меня тащишь?! — сопротивляется Ирина.
— Тише. Сейчас увидишь, — воровски оглядываясь, стучит он в одну из палат гематологического отделения, куда, как известно Ирине, посторонним вход воспрещен.
— Можно?.. — заглянул в палату Денис. — Пошли, — втянул он Ирину внутрь маленькой комнаты с единственной кроватью и столом напротив нее.
От стола навстречу им поднялась, оттянув правое веко и всматриваясь в них, женщина в домашнем халате. Только по этому забавному жесту Ирина узнает руководителя агитбригады, коллегу и подругу по Припяти, Валю.
