Любовь Сирота - Припятский синдром
— Шурочка!.. Мы вчера по сто граммов только — за выписку!.. Ты же видишь, в каком состоянии я выписываюсь?!. Бог весть, как и жить-то дальше?! — вздыхает он. — Вот мы и отметили убытие, так сказать!..
— А ну, дыхни! — просит Саша. — Ага!.. Вчера убытие отметили!.. А сегодня — закрепили?!.
— Сегодня?.. Сегодня самую малость — с устатку! — на прощание!..
В холл входит группа врачей и штатских в наброшенных на плечи халатах. В группе Ирина видит маленького сухонького главврача Центра, плотного низкорослого начмеда и своих добрых знакомых — писателей Бориса Павловича и Михаила, который внимательно вглядывается в нее.
— Писатели, — шепчет кто-то.
Ирина улыбнулась Михаилу, и тот, сразу узнав, подходит к ней. За ними удивленно наблюдает Александр Васильевич.
— Дорогие гости! А вот наш герой-пожарник, Федорчук, — один из тех, кто тушил крышу четвертого реактора... Вы уже на выписку приготовились, Николай Алексеевич?!. Как вы себя чувствуете теперь?..
— Плохо, — хмуро отвечает тот, боясь сказать лишнее, чтобы не учуяли запах спиртного.
По лицам врачей пробежали тревога и недовольство.
— А що у вас болыть? — сострадательно вопрошает Борис Павлович.
Стоя по стойке «смирно», как перед генералом, но все-таки слегка покачиваясь от слабости и от выпитого «с устатку», долговязый герой-пожарник коротко выпалил:
— Все!..
Тем временем Миша отводит Ирину чуть в сторонку:
— Ирыно!.. А я думаю: це вона, чи не вона?!.. Ты що, ликуэшься тут?..
— Нет, Миша... Видпочываю, — шутит она.
Они садятся в кресла почти у ног Александра Васильевича, стоящего с блокнотом и ручкой наготове, чтобы в любую минуту усердно записывать все замечания своего начальства, и вместе с тем время от времени не без интереса прислушивающегося к беседе Ирины со столичным писателем.
— Радый тэбэ бачыты, — целует ей руку Михаил. — Прыходь на зустричь сьогодни, обовьязково, добрэ?!..
— А як же, обовьязково прыйду…
— Ирина Михайловна, а вы были в кабинете ЭКГ, — вдруг наклонившись к ним, тихо, но нарочито строго спрашивает ее Александр Васильевич. — На который час вам назначена велоэлектрометрия?...
— На сейчас, — вздыхает Ирина. — До вэчора!.. — прощается она с Михаилом, который вновь целует ей руку.
И вот она проходит стеклянной галереей, уставленной по краям тепличными растениями в высоких деревянных кадках, к кабинету ЭКГ. Больных здесь нет. Постучав, она входит в кабинет.
— Входите! Давайте талончик! Раздевайтесь! Ложитесь туда, — как заведенная командует мужеподобная пожилая медсестра, сидящая против маленькой интеллигентной докторши. Ирина ложится, симпатичная молоденькая медсестричка укрепляет на ней датчики. Все три женщины выполняют свою работу бесстрастно, почти механически. Гудит кардиограф. Врач смотрит результат, потом, несколько удивленно, на Ирину.
— Сколько вам лет? — спрашивает она.
— Тридцать два, — отвечает Ирина, поднимаясь.
— Садитесь на велосипед!..
Ирина садится. Опять молоденькая медсестра подсоединяет датчики, измеряет давление на одной руке, пожилая — на другой, проходит к столу, записывает данные. Гудит кардиограф. Женщины заволновались.
— Крутите педали, — вздыхает врач, стоя у аппарата. — Нагрузка самая маленькая... Люда, покажи...
— Смотрите на спидометр... Следите, чтобы стрелка не заходила за эту цифру… Ясно?.. — объясняет молоденькая медсестра. — Поехали!..
Ирина крутит педали. Медсестра то и дело измеряет давление, пожилая записывает, врач следит за лентой.
— Успокойтесь, больная! — требует она.
— Я спокойна... Но очень устала!..
— Вы волнуетесь!.. Крутите спокойно!..
— Я абсолютно спокойна, — тяжело дыша, уверяет Ирина. — Если вам с сердцем что-то не нравится, так это, может, оттого что у меня вчера сильный криз был?!..
— За вашим сердцем я слежу!.. Это все ваша ВСД — вегето-сосудистая дистония дает... Но сейчас вы волнуетесь!.. Чего вы боитесь?!.
— Я?!. Я давно уже ничего не боюсь... Мне бы только эти жуткие головные боли хоть немного сняли, да сил бы немного прибавили, чтобы сына поднять...
— Не бойтесь, будут дети у вашего сына! — прерывает ее врач.
— Дети?!. Дай Бог!.. Но я как-то об этом еще не думала…
— Увеличивать нагрузку? — спрашивает молоденькая медсестра.
— Не надо!.. Достаточно! Здесь и так все ясно!.. Одевайтесь, — вздыхает врач и, оторвав ленту, идет к столу, смотрит данные тонометрии, выходит из кабинета, в то время как молоденькая медсестра снимает с Ирины датчики.
— С чего вы взяли, что мы все чего-то боимся?! — удивляется Ирина, вытирая платком испарину со лба и еще несколько секунд отдыхая на велосипеде. — Кто лучше меня может знать или сравнивать мое состояние до и после аварии?!.. А жили мы в Припяти в первом, самом грязном, микрорайоне — по прямой полтора километра до атомной...
— Ну, если из Припяти, то не так уж важно, где вы там жили... и так ясно!.. Но мы здесь тоже получили, — басит пожилая медсестра.
Ирина оделась. Возвращается врач и говорит Людмиле:
— Отнеси ее данные Василию Тимофеевичу… Пусть и он посмотрит, я договорилась!..
— Мне еще куда-то надо? — спрашивает Ирина.
— Нет, вы можете идти к окулисту, — вдруг мягким голосом говорит врач. — Впрочем, минутку!.. Вам уже сделали трехдневную тонометрию?
— Нет. Сегодня только первый день...
— Кто ваш лечащий врач?
— Александр Васильевич. А что?..
— Можете передать ему, что мне не нравятся ваши данные... Пусть зайдет ко мне завтра с вашей историей болезни...
У кабинета окулиста несколько больных ожидают своей очереди. В кабинет вошел почтенного возраста больной, Ирина передвигается на его стул, поближе к двери. Следом за ней передвигается бледная, квелая женщина, лицо которой сплошь покрыто пигментными пятнами.
— И что они вам говорят? — продолжая разговор, спрашивает Ирина.
— Окулисты ставят пылевидные катаракты, конечно, не связывая с аварией… Остальные — тоже самое... Вот, смотрите, какой букет, — протягивает она Ирине долгую выписку. — Да все бы еще ничего, но страшно то, что работать совсем не могу!.. Уже устроилась уборщицей на 70 рублей... Да постоянно теряю сознание на работе. «Скорая» забирает... А кто за меня работает, тем платить приходится… Вот и остаюсь с двумя детьми практически без средств к существованию...
— Но, Галя, вы ведь лежали в 6-й клинике тогда?!..
— Да, сразу, как вернулась 27-го после суточного дежурства на заправочной стройковской, где потом лес рыжим стал… А я там все время была, на улице... Вернулась домой, рвота страшная началась, плохо... Вот и отправили меня тогда в Москву с остальными... Да что толку?!.. Из женщин, что со мной тогда в палате лежали, только одной Лиде и поставили острую лучевую болезнь — ОЛБ значит, а остальным... Вот недавно умерла одна… Валентина…Так ей наоборот в 25-й поснимали все диагнозы, выписали, а через неделю ее не стало, — безнадежно вздыхает Галя и, чуть не плача, добавляет: — Не знаю... Вот выпишусь послезавтра, как до Чернигова доберусь?!..
