Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
Остановка. Несколько часов я провел, прячась от ветра возле большого странного сооружения, то лежа на снегу, то бегая и прыгая рядом.
И снова в путь. Честно говоря, я был рад, что мы опять пошли. При каждой остановке промокшие, ледяные ноги сводили меня с ума. Лучше уж идти, пока можешь, а потом упасть и умереть от усталости.
Мы шли много часов без остановок. Снег прекратился. День клонился к вечеру.
* * *
Я снова шел с капитаном Варенной, Карлетти, Боной и Санмартино. На очередном перекрестке мы обнаружили дорожные указатели, которые вновь вселили в наши души надежду. Как объяснил Варениа, Миллерово было уже недалеко. До него осталось всего 60 или 70 километров, точно не помню. Мы не допускали возможности того, что Миллерово в руках у русских.
* * *
Танки, оглашая окрестности зычным ревом, все так же двигались с фланга. На них сидели пехотинцы, напоминающие неподвижных белых сов.
Регулярно по утрам и вечерам над колонной появлялись немецкие самолеты, с которых летели на парашютах бочки с горючим и ящики с боеприпасами. Мы тщетно высматривали в небе хотя бы один итальянский самолет.
Когда-то, кажется еще в школе, я услышал слова, не знаю, правда, кому они принадлежали: "Крылья наших самолетов - это крылья Родины".
Эта, без сомнения, риторическая фраза в нашем положении казалась удивительно уместной и правильной.
Стемнело. Мы продолжали идти, не снижая темпа. Кто знает, сколько обессилевших людей осталось на дороге...
В полной темноте мы прошли через казавшуюся вымершей деревню. Люди, надеявшиеся на то, что через несколько часов окажутся в безопасности, плакали, как дети, и не стыдились своих слез.
Поздно ночью колонна остановилась в одной из деревень. Солдаты разбрелись по домам в поисках пищи и тепла.
* * *
Наша группа офицеров тоже вошла в одну избу. Там были люди. Первым делом мы отправили русского принести нам воды. По дороге мы часто глотали снег, но это плохо помогало, и нас постоянно мучила жажда. Затем мы попросили чего-нибудь поесть. Русские молча указали нам на квашеную капусту в бочке. Яство показалось мне совершенно отвратительным, и я едва заставил себя проглотить немного противного месива. Но немцы, при активной помощи наших солдат, сожрали все подчистую. Зато как же там было тепло!
Я сел у стены на кипу пустых мешков и немного расслабился. Нужно было отдохнуть. Рядом со мной стоял мешок, где оказалась пшеничная мука. Я принялся вытаскивать оттуда по щепотке и есть. Мука прилипала к небу, приходилось все время слизывать ее языком.
Горевшая лампада создавала вокруг себя обстановку мира и покоя. Как мне хотелось провести здесь ночь! Я отлично понимал невозможность такого счастья, но мне было удивительно приятно даже думать об этом.
Женщины, одетые в чистые, старомодные одежды, молча смотрели на нас. В их глазах было больше сочувствия, чем страха; они понимали, сколько нам пришлось выстрадать.
Мы в свою очередь тоже разглядывали их без злобы. К тому времени мы уже научились отличать русских людей от большевиков, хотя они и сплотились, чтобы защитить себя от зверств немцев.
Мы успели проникнуться добрыми чувствами к простым людям из маленьких русских деревень, куда не дошло влияние коммунизма, и искренне сочувствовали женщинам, которые, после того как церкви переделали в склады и стойла, потихоньку молились в своих домах, пряча в укромных местах священные иконы.
* * *
Ко мне подошел немецкий капрал и очень вежливо, сначала по-немецки, а затем на хорошем итальянском языке, попросил освободить для него немного места. Он поведал свою историю. Будучи австрийцем, он провел несколько месяцев в Италии у дальних родственников, где и выучил язык. Он предложил мне поделиться нехитрой едой, которую достал из кармана. У него было несколько русских сухарей и итальянская галета. Я отказался.
Мы попросили русских хозяев избы обрисовать обстановку. Они объяснили, как могли, что деревню постоянно обстреливают, днем - русские "катюши", ночью - немецкие танки. Миллерово уже совсем близко, до него осталось меньше 40 километров, там пока немцы.
Это была хорошая новость.
Обменявшись мнениями с другими офицерами, я вышел из избы. Создавалось впечатление, что колонна здесь задержится на какое-то время. Большинство солдат разбрелись по деревне. Время шло, но никто не командовал общий сбор.
Взошла луна. Ледяной ветер усилился. Почувствовав, что больше нет сил выносить холод, я забрел в большой хлев, до отказа набитый людьми. Сперва мне показалось, что температура здесь вполне терпимая. Но через некоторое время я был вынужден уйти, потому что непрекращающаяся ругань, крики и перебранки делали хлев похожим на преддверие ада. Во всех постройках, стоящих в непосредственной близости от дороги, было то же самое.
Глава 16.
25 декабря
Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем колонна снова тронулась в путь. Первыми, как и раньше, шли немцы, за ними - итальянцы. Танки двигались с флангов.
Я плохо помню ту ночь. Сначала я обнаружил, что рядом нет никого из моих друзей-офицеров. И я долго шел среди солдат, стараясь не отстать от саней консула. Мне смутно помнится одно: когда мы немного отошли от деревни, немцы обнаружили, что идут не в ту сторону. Не исключено, что они решили изменить направление движения по каким-то другим, известным только им причинам. Во всяком случае, мы долго стояли на какой-то возвышенности, открытые всем ветрам. Мороз стал чудовищным. С того места, где мы стояли, можно было разглядеть бесчисленные и совершенно одинаковые пологие холмы и обширные равнины, покрытые нетронутым белым снегом. Дул пронизывающий ледяной ветер, холод все усиливался.
Кажется, мы вернулись в деревню, а может быть, вошли в какой-то другой населенный пункт. Я заснул на ходу. Не знаю, сколько длилось такое состояние, но пробудился я от протестующего вопля солдата, которого я едва не сшиб с ног. И тут я понял, что мир вокруг меня сказочным образом изменился. Я обнаружил себя сидящим в гостиной уютного отеля, расположенного в горах Швейцарии. Стены помещения были красиво отделаны деревянными панелями, хрустальные люстры заливали его ярким праздничным светом.
Я никогда не стремился к показной роскоши, поэтому думаю, что в бреду я попал в такое изысканное окружение лишь потому, что много месяцев не видел ничего более фешенебельного, чем палатки, землянки и хижины с соломенными крышами.
Только в гостиной было ужасно холодно. Я призвал слуг и строго спросил, почему помещение не отапливается. Они тут же превратились в солдат и ответили, что не знают.
Я пришел в негодование. Это ведь я построил отель! Так где же, спрашивается, хорошо отапливаемая подземная комната для сна? Некоторое время я размышлял, не лечь ли мне спать прямо на сверкающий зеркальным блеском пол. Если бы я принял такое решение, то, скорее всего, стал одним из многих, прилегших отдохнуть на заснеженной дороге и через несколько часов превратившихся в куски льда. Так получилось с сотнями людей той морозной ночью. Но я решил выйти из отеля и отправился по узкой улочке небольшой горной деревеньки поискать дом приходского священника. Я нашел нужный мне дом и вошел внутрь. И был потрясен, обнаружив не священника, а пожилую чету русских и великое множество солдат. Но не стал задумываться, почему так получилось, потому что увидел двуспальную кровать, на одной половине которой спал солдат. Вторая была свободной. Я немедленно заявил, что это спальное место давно приготовлено для меня, поставил мушкет к стене, снял ботинки и носки, растянулся на кровати, укрылся одеялом и провалился в сон.
