Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
Русские снова начали обстрел деревни.
Наступивший день не стал счастливым исключением и принес огромное число раненых и убитых. Снаряды "катюш" не щадили никого. Они взрывались среди лежащих на снегу раненых, разрывая на части их и без того уже покалеченные тела. Те, над кем смилостивились снаряды, погибали от холода.
Некоторые солдаты, измученные непрекращающимися обстрелами, голодом и убийственным морозом, теряли желание жить. Они укладывались на снег и, не шевелясь, молча ждали смерти. Надежда на приближающуюся колонну танков становилась все слабее.
Выстрелы раздавались слишком близко. То справа, то слева начали появляться столбики снега, поднятые вражескими пулями. Срезанные выстрелами голые ветки деревьев сыпались на наши многострадальные головы. Вслед за этим поминутно стали взрываться снаряды. Снова обстрел! Спрятаться было негде. В качестве укрытий отчаявшиеся люди использовали даже самые незаметные ямы и ложбины.
Казалось, прошла вечность, прежде чем поступил приказ: всем итальянцам собраться в лесистой балке в долине перед Арбузовом.
Глава 13.
22-24 декабря
Через некоторое время (было уже позднее утро) итальянцы стянулись к указанному месту и даже построились. Нас было четыре или пять тысяч, а это означало, что множество людей затерялось где-то в "Долине смерти". Проход в балку, естественную расселину в земле, имел в ширину около 100 метров и глубину 4-5 метров. Его дно было достаточно ровным. Поскольку проход оказался довольно извилистым, о его длине ничего сказать не могу.
И здесь прошла штыковая атака. Ее немой свидетель - русский пулемет "максим", застывший на краю обрыва. Рядом лежали трупы русских пулеметчиков.
Генерал X собрал всех оставшихся в живых офицеров, которых набралось около сотни. Мы искренне надеялись, что он сообщит нам хорошие новости. Вместо этого мы услышали, что нам следует организовать людей и вести бой с противником, пока хватит сил. Возможно, вскоре подойдет бронетанковая колонна. Но может быть, и нет. Тогда нам предстоит погибнуть в бою.
Генерал говорил что-то еще, но нам не хотелось верить собственным ушам. Нас обрекли на смерть.
Вскоре генерал отпустил офицеров, и мы пошли к своим подразделениям, собравшимся в балке. Вокруг виднелись редкие голые деревья, между ними стояли люди. Послышались громкие, отрывистые команды. Затем кто-то сказал, что надо говорить потише, потому что враг совсем близко.
30-я бригада построилась, я ходил вдоль шеренг, призывая людей к порядку. Я снова был среди своих.
Все мы были уже не такими, как прежде. Выпавшие на нашу долю тяготы и лишения способны сломить кого угодно. До неузнаваемости изменились лица похудели, осунулись. И только глаза остались прежними. По ним мы и узнавали друг друга.
Среди нас был наш командир - полковник Матиотти. Его всегда аккуратно выбритое лицо теперь покрылось седой щетиной. Из трех командиров батальонов уцелел один майор У.
Я был счастлив увидеть моего доброго друга, веронца Дзоило Цорци. Как прекрасно, когда есть возможность перекинуться с ним несколькими словами. Здесь же оказался Марио Беллини, который долго приставал ко мне с вопросом, куда я подевался предыдущей ночью. Я снова увидел младших лейтенантов и лейтенантов Антонини, Канделу, Бону, Цинци, Маэстри, Цаваттаро, а также капитанов Понториеро, Варенну и Барселону. Но как многих мы недосчитались! С нами больше не было нашего доброго, всегда по-отечески улыбавшегося майора, куда-то исчез командир 62-го батальона. Впоследствии я встречал его, но это было уже после выхода из окружения.
Из младших лейтенантов не хватало самого молодого - Палациано, улыбчивого юноши из Таранто. Парни говорили, что видели его мертвое тело. Через неделю ему должно было исполниться двадцать лет...
Капитан Варенна, выходец из Комо, наш главный "снабженец", где-то раздобыл большую рыжую корову, которую один из солдат теперь тянул за веревку, привязанную к рогам. Животное шумно дышало и плелось за нами, видно покорившись своей участи. Капитан собирался при первой возможности забить корову и накормить людей горячей пищей.
* * *
Полковник Матиотти разделил людей на две примерно равные группы: вооруженные и без оружия. Из вооруженных солдат сформировали четыре или пять взводов по 20 человек в каждом. Боеспособных офицеров поставили во главе каждого взвода. Меня, Дзоило Цорци и Марио Беллини пока оставили в покое.
Взводы были готовы идти в бой. А я неожиданно почувствовал острейшее желание быть вместе с ними, с моими друзьями. Какой-то чертик внутри не давал мне покоя и настойчиво требовал, чтобы я снова полез в пекло. Но я не успел проявить себя, потому что как раз в эту минуту вперед выступил Цорци и тихо попросил полковника позволить ему присоединиться к взводу.
На его простоватом лице застыло обычное выражение: искреннее и в то же время скромное, даже, пожалуй, чуть застенчивое. Именно с таким выражением он всегда призывал к порядку своих друзей, некоторые фривольные шутки которых, будучи истовым католиком, не одобрял. Полковник удовлетворил его просьбу, и солдаты тут же отправились в Арбузов.
Беллини и я молча смотрели вслед Цорци. Больше мы его никогда не видели.
Пусть мои слова станут данью памяти Цорци, лучшему из людей, которых мне довилось встретить на дорогах войны. Он был простым, но мудрым человеком, его очень любили солдаты. К тому же он был храбр, но обладал не безрассудной храбростью, а настоящим мужеством разумного человека.
Я еще очень долго надеялся, друг мой Цорци, что ты жив. И всякий раз, когда судьба забрасывала меня на новое место, я ждал, что увижу твое спокойное лицо, услышу тихий голос.
Но вышло иначе. Когда снег растает и повсюду зажурчат весенние ручьи, ты будешь без движения лежать в грязи на проселочной дороге и не сможешь порадоваться первому ласковому теплу. Жидкая глина скроет твои глаза, последний взгляд которых был обращен к Богу.
Я дал обет, что ты вернешься домой. Мы должны были идти вместе, чтобы этот обет выполнить{*12}.
Но ты пошел один. И не вернулся.
Я уверен, что еще не раз мысленно обращусь к тебе. Ведь это твоих советов мне так не хватает в этой жизни! Сколь тонка преграда, разделяющая нас! Мы снова будем идти рядом, как шли в 1942 году, плечом к плечу, по дорогам войны через бескрайнюю русскую степь.
Ты помнишь заунывный крик перепелов, который мы впервые услышали именно в тех местах?
Сегодня твои белые кости уже смешались с землей и травой, а над ними все так же кричат перепелки, словно плачут над умершим.
* * *
Когда вооруженные формирования ушли, мы получили приказ оставаться в том же овраге до новых распоряжений. Нам было запрещено разжигать костры и даже громко разговаривать.
