Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
Вскоре им надоело идти за мной, и тот, кто принес сыр, потребовал, чтобы я вернул ему остаток. Я не спорил, только отломил маленький кусочек для себя и еще один, чуть побольше, для полковника и офицеров. Последний я передал хорошо знакомому мне артиллеристу по имени Клементи. Этот молчаливый темноглазый южанин казался абсолютно надежным человеком. Он входил в мою группу наблюдения и великолепно проявил себя в боях на Дону. Пожалуй, он был одним из самых храбрых моих солдат.
По дороге я съел свой кусочек сыра и возблагодарил Господа за то, что он послал столь необходимую мне пищу.
Внизу в деревне все пришло в движение. Пронесся слух, что мы уходим. Я содрогнулся от мысли о том, сколько беспомощных раненых останется в Арбузове на расправу безжалостному врагу.
Я пошел к лазарету, расположенному рядом с немецким штабом, чтобы посмотреть, есть ли там еще кто-нибудь из моих друзей, моих vecchi. Я долго ходил между лежащими на снегу ранеными и громко спрашивал: "Есть здесь кто-нибудь из 30-й артиллерийской?" Мне никто не ответил. Я уже совсем было собрался уходить, когда услышал слабый голос: "Signor tenente!" Обернувшись, я увидел щуплого светловолосого солдата, чье лицо показалось мне смутно знакомым.
- Signor tenente, - снова заговорил он, - видите, меня ранили. Как вам повезло! Вы все время лезли в самое пекло и уцелели.
Голос мне тоже показался знакомым, но тем не менее я никак не мог вспомнить, кто это такой.
- Но кто ты? - растерянно поинтересовался я.
- Я - Caporalino, новый связист из второй батареи.
Тут я сразу же узнал юношу. Это с моей легкой руки он получил свое прозвище - Caporalino. Он назвал свое имя, но, к сожалению, теперь я не могу его вспомнить.
Я сразу же начал лихорадочно размышлять, как можно спасти несчастного. Выход был один - найти место на санях или каком-нибудь другом транспорте. И я пошел искать сани. Через несколько минут мне удалось их найти, причем пустые. Не помню, что мне говорил возница, скорее всего, объяснял, что они предназначены для кого-то другого. Вежливо, но с явно выраженной угрозой в голосе я приказал ему взять Caporalino. Клементи помог мне поднять и устроить раненого. Я приказал Клементи сопровождать сани и внимательно следить, чтобы солдат остался на них, а также дать раненому кусочек "офицерского" сыра. Caporalino благодарил меня со слезами на глазах. Он был так растроган, что с трудом мог говорить. Лежа на санях, он даже пытался улыбаться. Я долго следил за санями, пока они не скрылись из виду. Клементи тоже исчез вместе с санями, больше я его никогда не видел. Излишне говорить, что офицеры так и не получили сыра.
* * *
Через несколько дней я увидел Caporalino уже в Черткове. Он рассказал, что на санях он проехал всего несколько километров, после чего лошадь замертво рухнула на дорогу. Остальную часть пути до населенного пункта ему удалось с превеликим трудом проделать пешком. Кроме того, он сказал, что Клементи необыкновенно серьезно отнесся к моему приказу и ни на минуту не терял сани из виду.
* * *
В самом центре деревни устроили лазарет. Это был маленький домик с сенями. Внутри, на застеленных соломой земляных полах, а также на улице прямо на снегу лежали раненые. Причем все они пребывали в чрезвычайно возбужденном состоянии. Люди уже знали, что войска собираются уходить из деревни, и волновались за свою судьбу.
Мы верили, что действительно уйдем из Арбузова, как только подойдут давно ожидаемые танки, а также считали, что вместе с танками к нам направляются грузовики, чтобы забрать раненых. Именно это я и объяснил полуживым людям, в отчаянии молившим меня не бросать их на произвол врага.
На минуту воцарилось молчание, и чей-то голос произнес:
- Остается надеяться, что это правда. Все мы знаем, что немцы убили русских пленных. Нам не на что рассчитывать, если русские найдут нас здесь, в окружении своих расстрелянных людей.
Пехотинец, которого я ранил в спину в первый день нашего пребывания в Арбузове, тоже был в лазарете. Он тихо лежал у стены.
Когда я окликнул его, он меня сразу же узнал и снова, как заведенный, принялся твердить, чтобы мы не оставляли его. Глядя в его широко открытые глаза, я снова спросил себя: этот ли человек, находясь в беспамятстве, стрелял в нас или все-таки нет? Мне не суждено было получить точный ответ на мучивший меня вопрос. В те дни немало людей, не выдержав испытаний, сходило с ума. И в то же время у многих наблюдалось временное помрачение рассудка, после чего они возвращались в свое нормальное состояние. Так что теперь, внимательно всматриваясь в лицо этого человека, я не мог прийти к какому-либо обоснованному заключению.
Бедолага! Я сделал все от меня зависящее, чтобы найти ему место на санях или в грузовике. Но второго чуда не произошло. Даже мышь не смогла бы отыскать себе закутка на транспорте, переполненном ранеными итальянцами. Сани немцев двигались полупустыми, но я так и не сумел уговорить никого из них, чтобы взяли всего лишь одного нашего раненого.
В результате я был вынужден отказаться от бесплодных попыток. Правда, меня немного успокоил полученный приказ, предписывающий всем собираться внизу в долине, не беспокоясь о раненых, поскольку их всех заберут специально выделенные для этого люди.
В конце концов мы все-таки покинули Арбузов. Провидение вверило мне жизни множества людей, которых я должен был отвести в безопасное место. Но я не выполнил своего обещания и покинул раненого мной пехотинца. Мне до сих пор иногда кажется, что я слышу его срывающийся голос:
- Signor tenente, умоляю, не бросайте меня!..
И свой ответ:
- Не волнуйся, я тебя не брошу. Я всегда выполняю свои обещания.
* * *
С тяжелым сердцем я шел вниз, к месту сбора. Что ждет меня там?
Пересекая небольшой пустырь, я увидел громадину немецкого танка{8}, орудие которого было снесено прямым попаданием снаряда. Приглядевшись, я обнаружил, что огнемет тоже отсутствует, впрочем, развороченной была вся передняя часть. К сожалению, число танков, на которые мы возлагали наши основные надежды, с каждым днем уменьшалось.
Когда мы покидали "Долину смерти", их осталось всего пять или шесть штук. Остальные из-за отсутствия горючего были выведены из строя и брошены.
* * *
В окружении многочисленных солдат и офицеров, я стоял на льду замерзшего пруда. Сюда же подъезжали грузовики с ранеными. Они останавливались на дороге или ездили взад-вперед. Было совершенно очевидно, что водители не знали, что делать.
Русские снова начали обстрел деревни.
Наступивший день не стал счастливым исключением и принес огромное число раненых и убитых. Снаряды "катюш" не щадили никого. Они взрывались среди лежащих на снегу раненых, разрывая на части их и без того уже покалеченные тела. Те, над кем смилостивились снаряды, погибали от холода.
