Эудженио Корти - Немногие возвратившиеся
Свидетели убийства русских пленных рассказывали, что они стояли перед своими палачами высоко подняв головы и ни о чем не просили, но в их глазах метались страх и отчаяние.
В глубине души росла моя ненависть к немцам. Она с каждым днем становилась все сильнее и временами переходила в глухую, непримиримую ярость. Мне было очень трудно подчиняться их командам и не давать волю озлоблению.
Справедливости ради следует отметить, что в те дни русские обращались с немецкими пленными точно так же. Не лучшая судьба постигла и попавших в русский плен итальянцев.
Нам было очень больно. Но именно боль - удел цивилизованных народов, попавших в кровавую мясорубку войны двух варваров.
Если бы немцы пощадили пленных здесь, в Арбузове! Но теперь мы ни минуты не сомневались, что, если попадем в плен, наша судьба предрешена.
Мы с Беллини прошли через всю деревню, затем двинулись обратно. День медленно клонился к закату. Мороз, словно спохватившись, снова взялся за нас. Мы еще раз прошли мимо мертвого русского мальчика. Мне показалось, что я услышал его протестующий крик. Быстро темнело. Предстояло опять искать место для ночлега.
Глава 12.
22-24 декабря
Не помню, где я первый раз той ночью преклонил голову. Запомнилось только, что очень скоро, подгоняемый усиливающимся холодом, я возобновил скитания. В темноте я снова встретил Беллини, и он рассказал мне, что нашел неплохо защищенное место на пустыре. Мы отправились туда вместе, легли, но так и не смогли уснуть из-за мороза. Так и не решив, куда отправиться попробовать поискать свободный уголок в какой-нибудь избе или не терять время и сразу идти к одному из нескольких стогов сена, - мы вышли на дорогу.
В темноте ночи костры полыхающих изб казались особенно яркими. Их пламя скупо освещало лежащие повсюду мертвые тела, но теперь мы старались на них не смотреть. Следовало позаботиться о себе.
Мы приблизились к полю, где устроилась на ночлег большая группа людей. Немцы заняли самые удобные места, где было много сена. Высокие копны защищали их от холодного ветра. Итальянцы разместились на открытых со всех сторон площадках.
Мы зашли в несколько изб, но напрасно. Все они были переполнены. Деться было некуда.
Проходя мимо покосившейся лачуги, мы услышали тонкий детский голосок. Ребенок был болен или ранен, он все время твердил одну и ту же знакомую нам фразу: "Папочка, дай водички!" Сквозь крупные щели в двери проблескивал тусклый свет: очевидно, в доме горела свеча. Но войти туда мы не могли: прямо на пороге, вповалку, тяжелым, беспробудным сном спали наши соотечественники.
Не нашедшим никакого укрытия, нам пришлось вернуться туда, откуда нас прогнал холод. Закутавшись в ледяное одеяло, я съежился на снегу и решил поспать, несмотря ни на что.
Со всех сторон раздавались громкие стоны. Это было невозможно вынести. Но от них нельзя было спрятаться и некуда скрыться.
Я заметил неподалеку странную нору в снегу, показал ее Беллини, и недолго думая мы заползли туда. Если я не ошибаюсь, это оказался старый, полуразвалившийся курятник.
* * *
Временами меня начинала подводить память. Я не очень хорошо помню дальнейшие события той ночи. Кое-что из происшедшего я не могу припомнить вообще. Через несколько часов я выбрался на улицу, оставив одеяло в курятнике. Меня била дрожь. Марио сказал, что я внезапно со всех ног бросился бежать, причем направился в сторону расположения русских. Он с трудом меня догнал и остановил. Я вырывался и требовал, чтобы Беллини оставил меня в покое.
Затем мы каким-то образом потеряли друг друга из виду.
Помню, что я был поглощен единственной мыслью - лечь спать, обязательно укрывшись сеном. Хотел отыскать сено любой ценой. Затем я где-то подобрал одеяло и долго бродил между избами и полем, полностью потеряв ощущения времени и направления.
Какое-то время меня сопровождал солдат, заявивший, что отлично знает эти места. Но вскоре он тоже заблудился, и стало ясно, что мы оба не знаем, куда идем. В конце концов я нашел никем не занятую кучу соломы. Рядом спали немцы. Я устроил для себя лежбище, снял ботинки и носки, завернулся в одеяло и провалился в сон. Мороз был даже сильнее, чем предыдущей ночью.
* * *
Когда я проснулся утром, еще не рассвело. Я больше не бредил, с головой все было в порядке.
По моим подсчетам, наступило Рождество. Я так решил, хотя все вокруг утверждали, что Рождество будет только завтра. У нас было весьма приблизительное представление о времени. В тот ранний предрассветный час я быстро ходил взад-вперед, чтобы согреться, и истово молился.
Из долины слышались выстрелы. А я возносил молитву Всевышнему и думал о моем далеком теплом доме. Может быть, именно сейчас мои маленькие братья смеются и визжат от радости, рассматривая рождественские подарки. И мой отец, отбросив на время свою всегдашнюю строгость, радуется вместе с ними, любуясь их счастливыми лицами. Через несколько часов они все вместе отправятся к мессе, после чего соберутся за столом в нашей большой и очень теплой гостиной. Как тепло в нашей гостиной зимой!
Суждено ли мне когда-нибудь еще увидеть родной дом?
Я представил, как будет убиваться моя мама, если я не вернусь, и вознес горячую молитву Мадонне лесов, святой покровительнице моего народа. Сделай так, чтобы чаша горя и страданий миновала мою мать!
Так я еще долго прыгал и бегал по утоптанному снегу, вознося молитвы и сражаясь с холодом. При этом я почему-то не волновался из-за странного, бредового состояния, охватившего меня предыдущей ночью. Я чувствовал, что пока еще не схожу с ума. И кроме того, все мы в руках Провидения.
Я опять подумал об Италии. Наверное, нужно уехать очень далеко, чтобы в полной мере оценить, как прекрасна и добра моя страна, как хорошо в ней жить. Я с тоской думал о красотах Ривьеры, но больше всего о том, как там восхитительно тепло. С некоторым усилием я отогнал от себя эти мысли, пока не стало совсем тошно...
* * *
Незнакомый солдат из 30-й бригады где-то раздобыл половину головки сыра пармезан. Когда рассвело, он пришел ко мне, сопровождаемый внушительным эскортом, и попросил разделить этот изумительный деликатес. Я немедленно приступил к делу. Сыр сильно затвердел на морозе. Я положил его на снег и принялся аккуратно отрезать куски штыком. В другое время я бы счел его запах отвратительным, но сейчас...
Тут ко мне подошли какие-то солдаты и передали приказ всем немедленно отправляться в деревню. Пришлось прекратить раздачу сыра. И через несколько минут я снова очутился на выстланном трупами склоне на дороге, ведущей вниз. У меня в руках был сыр, и поэтому за мной, как привязанные, шли солдаты. Они настаивали, чтобы лакомые кусочки выдавались исключительно парням из 30-й бригады.
