Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Восславить я хочу песочные часы
За то, что нет в них высшей фальши круга.
Песчинки – это вечные весы,
Чтоб людям не обманывать друг друга.

О, острие отточенной косы!
О, полумесяц в небесах досуга!
В иллюзии твоей ночной красы
Неведенья неясная услуга.

Сплетенье многомудрых шестерен
Нам возвещает времени закон,
Нам обещает вечность без починки.

А нынче электронное нутро
Придумано особенно хитро…
Но падают минут, как песчинки.

В ажурной нищете перчатки нитяной
На безымянном пальце след иголки.
В ажурной пустоте у вышки нефтяной
Минувшей жизни жидкие осколки.

В привычной тесноте за блочною стеной
Бессмертны синтетические елки.
И в личной доброте коллективизм сквозной
Захлопывает прочные защелки.

Логичной простоте смятенья не понять…
Я вовсе не хочу, чтоб шло движенье вспять.
И выводы закончены в зачатке…

Непобедимый век и человек смешной,
Как штопка на моей перчатке нитяной,
И как дуэль без брошенной перчатки.

Равнозначных дней поле́нница
Ровно сложена в года.
Я пожизненная пленница
Подневольного труда.

И ничто не переменится
Вплоть до Страшного Суда.
Жизнь однажды перемелется —
Но и это не беда!

И плита моя надгробная
Будет всем другим подобная —
Вез особенных примет:

Даты смерти и рождения,
А меж них без снисхождения, —
Прочерк вместо долгих лет!

Закончен день. Нет, нам его не жаль,
Всегда желанно будущее людям.
И лунная дорожка манит вдаль,
И завтра мы еще счастливей будем.

А если нет? Сомнения невежд
И нас, уверенных одолевают…
Но крохотные зернышки надежд
Существованье наше продлевают.

Ведь не прожить нам миллионы лет,
Закроем раньше страждущие вежды.
Но лишь тогда появится ответ
На наши суеверные надежды.

Ты отпусти меня туда,
Где невозможны города,
Где над землей
Струится вереска мгновенность.
И только там, и лишь тогда
Я не нарушу никогда
И в обыденности возвышенную верность.

Ты отпусти меня туда,
Где только небо и вода,
Где солнце жжет, где шторм ревет,
Где ближе вечность.
И только там, и лишь тогда
Помогут радость и беда
Мне обрести давно утраченную верность.

Но ветхих истин невода,
Как будто рыбку из пруда,
На сушу душу волокут —
В обыкновенность…
Я говорю уныло: «Да!»,
И исчезает без следа,
Чуть обозначившись, утраченная верность.

О смысле жизни размышлял философ,
Не о бессмертье размышлял – о смерти,
Когда на мертвой, выжженной планете
Никто не сможет задавать вопросов.

Закат разлит в лесу березовом,
Среди ветвей оцепеневших,
И по деревьям светло-розовым
Мелькают тени первых леших.

Здесь так реально все и призрачно,
Таинственно и откровенно,
То акварелями, то притчами
Лес отзывается мгновенно.

Здесь все – движенье и отсталость…
Великой кажется пропажей,
Что мало на земле осталось
Таких березовых пейзажей.

Как острова среди асфальта,
Как память и как небылицы…
Здесь белочка в рекордном сальто
По розовым ветвям струится.

Она уже почти ручная,
Почти привыкшая к утратам.
И нечисть прячется ночная,
Боясь людей перед закатом.

Светло.
Лучей не разглядишь.
И, кажется, деревья – вечны.
Часы рассвета быстротечны
Над строем деревенских крыш.

Еще нестроен птичий хор,
Еще природа бестелесна,
Сосны седеющий вихор
Торчит меж зелени окрестной.

Еще хранит Вертушено
Бальзам из древнего колодца,
Но все уже завершено.
И ни во что не разовьется.

В безликой блочности домов
Давно затеряны избушки,
И сладость крошечных садов
Трепещет на весах старушки.

Всех в люди вывела детей
За грани этого рассвета.
И вдоль малеевских аллей
Идет по-стариковски лето.

Природа, словно иллюстратор,
Отыскивает верный тон.
И каждый день – она новатор,
Как здесь бывало испокон.

Костер лучей в древесном чуде,
Над ним скользящий ребус туч…
То звери рыжие, то люди, —
Их в небесах рисует луч.

Но не остановить мгновенье,
В машинах не запечатлеть.
Один короткий час мгновенье
Над старым домом будет тлеть.

Неуловимость небосвода
Оттенков бесконечный путь
Творит художница природа
И не жалеет их ничуть.

Ассиметрия старой ели…
С дорожки глянь – как все, она,
И ветви тяжело осели,
И прикоснулась желтизна,

Лишь в тайном ракурсе откроет
Она серебряный шатер,
И восхищение утроит
Ее таинственный узор.

Я понимаю: ели этой
Не до уловок и идей…
Зачем игру теней и света
Она скрывает от людей?

А может, в повороте странном
Большая мысль заключена:
Открой ее – тогда, как с равным
С тобой заговорит она.

Как долго тянется неделя!
Все кажется – не доживешь…
Трамвайного движенья дрожь,
Ледок под снегом на панели,

И на вчерашний день похож
Сегодняшний… А все иначе!
И числа четко обознача,
Плетется ожиданья ложь.

Я все такая же: не плачу,
Могу все так же спать и есть.
Но день прошел. Осталось шесть.
Как расточитель дни я трачу.

Бывает сладкой даже лесть,
Самообман – необходимым…
Я встречусь в пятницу с любимым.
Семь пятниц на неделе есть!

Готовы крылья для полета,
Но надо мной нависла твердь.
Две трети отберет работа,
А для любви оставит треть.

Я еду, но стою на месте,
Стою на месте, но – лечу,
Я одержима жаждой мести
И всем вокруг добра хочу.

А снег не бел сегодня – красен,
Дубы не в инее – в огне…
Сегодня мир предельно ясен.
Все сложности его – во мне!

Тоски и нежности скрещенье,
Сплав холода и теплоты,
И снега белое круженье,
И сосен синие кресты.

Казалось, мир необитаем.
Но воскресенье – день чудес,
И тесно человечьим стаям,
Слетевшимся в морозный лес.

Я понимаю птичьи речи,
Но речи – надоели мне!
И небо валится на плечи
В кричащей криком тишине.

Все этим бредом, как обрядом,
Переполняют краткость дня.
А бесконечность – где-то рядом,
И в ней пересеклась лыжня.

Лишь за моей спиной суббота
Неясным облачком плывет,
И вновь предчувствие полета
Самозабвенней, чем полет!