Ирина Озерова - Память о мечте (сборник)

Еще бывают чудеса
На белом свете,
По сто чудес за полчаса
На всей планете.

У смерти в кузнице коса —
Не гибнут дети.
Просохнет полночи слеза
В таком рассвете.

Я проявляю интерес —
Побольше бы таких чудес.
Поменьше страха.

И синий, словно небосвод,
Характер над землей взойдет —
Взойдет из праха!

Вот говорят, что нет чудес,
И спорить я не буду.
Но как прожить на свете без
Хоть маленького чуда?!

Велит спешить лукавый бес,
Велит спешить повсюду!
Как хорошо, что не исчез,
Поддерживает Будда,

Как паренек, под локоток…
Но мир достаточно жесток,
Своей наукой гордый.

Не верю. Вырвалась. Иду.
И сразу на свою беду
В грязь удивленной мордой!

Я не видела этого города,
Не увижу его никогда.
По асфальту там ходят голуби.
(Так похожи все города!)

Им бросают хлебное крошево,
Или просо, или пшено.
А над ними – облако-кружево
Прикрывает небо-окно.

А над ними – другими птицами
Дотемна кишит синева.
Только к ним не идут с гостинцами,
Не рифмуют с ними слова.

Может, просто они не символы,
Может, песня их не слышна,
Может, просто пугает синяя,
Непонятная вышина.

Слышат птицы охотничьи выстрелы.
Можно ранить их и добить.
Но умеют жизнь свою выстрадать,
Не с ладони прокорм добыть.

Им известна радость парения
И паденья безмолвный страх.
Только им неизвестно сидение
На подметенных площадях.

Им всегда высоко, рискованно
Жить! И так же вот – умирать.
Быть живыми, не нарисованными,
Крошки хлебные не подбирать.

Я не видела этого города,
Я и знать его не хочу!
По асфальту ступают голуби…
Ну, а я – над ними лечу!

Светает…
Лампу погасить пора,
Как шестьдесят свечей…
Одно движенье —
И вот уже сменилось освещенье
Над странной вязью вечного пера.
Какую легкость мне дает прогресс…
Но я уже не думаю о чуде.
От этой легкости теряют люди
И к чудесам душевный интерес.

Не пенье птиц – вращение колес
Теперь в оркестре утра различаю.
Не удивляюсь я, а изучаю
Причины смеха и причины слез.

К асфальтовому ровному шоссе
Мне невозможно, как к земле, приникнуть.
Так почему ж я не могу привыкнуть
Вращаться, словно белка в колесе?!
Орешки грызть, простую песню петь,
Что вот, мол, день счастливый начинаю…
Куда спешу всю жизнь, сама не знаю,
Но вечно опасаюсь не успеть.

Придумана жестокая игра,
В которой мы послушны, словно пешки…
Медлительно я привыкаю к спешке.
Светает. Лампу погасить пора.

Передо мною открылась бездна,
Сжалась в жалкий комочек плоть…
Подскажите, будьте любезны,
Как мне бездны зов побороть.

Звезд простершаяся десница,
Указующий луч, как перст…
Неужели бездна боится
Бесконечной бездны окрест?!

Ведь галактика – лишь частица
Тех, пока не познанных, мест.
У вселенной – своя граница,
А за ней – Голгофа и крест.

Люди! Сядьте на свой насест.

Есть дверь и есть замок в квартире,
И ты совсем один. А все ж
В огромном мире, странном мире
Ежесекундно ты живешь.

И радио шумит, как примус, —
Прибор давно минувших лет,
И воздух обретает привкус
Не только крепких сигарет.

Он пахнет хлебом, хлевом, морем,
Бензином, гарью иногда,
Он пахнет ложью, пахнет горем…
Пахнет – и сгинет без следа.

Лечу по круговой орбите,
Лечу с восходом на закат,
И тесен мир, как общежитье,
Где койки выстроились в ряд.

Всего полметра иль полвека,
Но мы – различные миры,
И для другого человека
Другие правила игры.

Мы не ведем об этом речи,
И, покидая отчий кров,
Доверчиво идем навстречу
Скитальцам из других миров.

Словарь… А в нем слова, как в сотах
Пчелиный выстраданный мед…
Ах, сколько надобно полетов,
Чтоб их упрятать в переплет!

Слова таинственны и святы —
Сто тысяч чувств, сто тысяч лиц,
И точные координаты
На территории страниц.

А мне всего одно найти бы,
Ну, хоть не слово, только след…
Слова безмолвствуют, как рыбы,
Они известны сотни лет.

Они давно в употребленьи —
Из уст в уста, из уст в уста.
И стерлось их первозначенье,
И потускнела чистота.

Ну, что мне делать? Пусто в горле,
Нагая мысль меня томит…
Но в сердце, как в кузнечном горне,
Огонь неистово горит.

Я старое расплавлю слово,
Не доверяя словарям,
Тебе на счастье, как подкову,
Его когда-нибудь отдам.

В пожарище, в мой сорок третий год
Войдете, ноги вытерев у входа,
И пояснения экскурсовода
Благоговейно впишете в блокнот…

В люминисцентном свете я молчу,
Передавая вам мое наследство —
И самодельную коптилку детства
И юности горящую свечу.

К чему вам жизни беглый пересказ,
Папье-маше в искусной панораме.
Вы приговор нам вынесете сами,
И нас самих поймете лучше нас.

Вопрошаю тебя, о Боже!
Почему дела мои плохи?
Я сама – порожденье эпохи,
Я во всем на эпоху похожа.

Я и в том себе потакаю,
Чтобы совести был неподсуден
Равнодушный итог моих буден, —
Эти будни я пропускаю.

Кто движенье мое направил
К невозможному ускоренью?
Кто забыл про законы тренья,
Узаконив игру без правил.

Да и что за игра такая,
Если нужно играть поневоле…
Чтоб не выть по-бабьи от боли,
Эти игры я пропускаю.

О, фольга картонной короны
И фольга моей веры, где вы?
Я дошла от созвездия Девы
До созвездия Скорпиона.

Но кого же я упрекаю?
Кто велел мне плыть по теченью?
Горечь саморазоблаченья
Осторожно я пропускаю.

Вдовы плакали о кормильцах,
О любви своей выли когда-то…
В переулке вблизи Арбата
Храм «Успения на могильцах»,

К водостокам новым стекая,
Слезы канут, не тронув храма…
Чтобы впредь не изведать срама
Эти слезы я пропускаю.

На могильцах живу – и простила
Мне земля и покой и усталость.
Ничего за душой не осталось —
Слишком многое я пропустила.