Эдуард Лимонов - Балканский Андрей
Чтобы не возвращаться просто так в Москву, Эдуард отправился с ребятами в 201-ю дивизию, охранявшую границу в Таджикистане. В течение четырнадцати дней на поездах и автобусах они добирались до нее с различными приключениями и наконец достигли цели. В Курган-Тюбе Эдуард познакомился с еще одним «псом войны» своей жизни вслед за Бобом Денаром и приднестровским комбатом Костенко. Это был знаменитый полевой командир Махмуд Худойбердыев, воевавший под красным флагом, позже поднявший мятеж и загадочно погибший.
В расположении дивизии Эдуарда всё восхитило. Колониальные ароматы, экзотика, военное присутствие империи — пусть уже и распавшейся. Киплинг. «А все началось с приезда в 1991 году Травкина, Собчака, Велихова. Приехал старший брат и указал младшему: “Давай в демократию!” Эх, неплохой был народ таджики, Эдуард Вениаминович! — с сожалением говорил ему подполковник Александр Рамазанов. — Из рук выпустили. Нельзя выпускать детей, животных, скотину из рук».
К концу мая Эдуард с нацболами вернулся в Москву, отмотав более шести тысяч километров.
Эту музыку он готов слушать до конца жизни. После этих впечатлений просторы Средней Азии снились ему в тюрьме:
Вероятно, именно после этой поездки он задумался о возможном конце жизни, как описал Эммануэлю Карреру, — дервишем, на восточном базаре, у древних стен Самарканда.
Летом 1997 года Эдуард в третий раз поучаствовал в довыборах в Госдуму на Ставрополье, по Георгиевскому округу № 52 по призыву местных нацболов. Здесь он апеллировал к русскому национализму и предлагал остановить чеченских боевиков. «Выборы у границы с дьяволом» — так он именовал этот опыт. Бесконечная предвыборная пахота, разъезды по краю и встречи с избирателями в селах не помогли — он получил 3899 или 2,74 процента голосов (восьмое место).
2 октября в бункере НБП Лимонов, Анпилов и глава Союза советских офицеров Станислав Терехов подписывают политическое соглашение о создании революционной оппозиции и заявляют о готовности к участию в выборах в Думу. Позднее, в 1998 году, это объединение получит название «Фронт трудового народа». 7 ноября ФТН вывел колонну на демонстрацию в Москве.
А в Петербурге ехавшие как-то в электричке из-под Луги братья Гребневы встретили депутата Законодательного собрания Ленинградской области Владимира Леонова. Депутат ходил по вагонам и продавал свою газету «Трудовая Гатчина», все его знали, и в своем округе он был совершенно непотопляем. Вместе с ним и главой городского отделения Союза офицеров Сиротинским — мы создали ФТН в Питере.
В дальнейшем на базе Фронта планировалось образовать блок радикальной оппозиции на выборах в Думу. А пока Анпилов с Тереховым придумали идею похода на Москву — выдвижения активистов из различных регионов, которые в течение месяца должны ехать в столицу, агитируя население расположенных по дороге городов. Лимонову показали план, где отряды сдвигаются к Москве в виде звезды, что показалось ему странным и вычурным. Однако идея была хороша, чтобы чем-то занять старых активистов и для привлечения новых.
И вот в августе 1998 года поход начался. Питерская группа двигалась на электричках через Новгород, Псков, Тверь и подмосковные города. Колонну везде на ура встречали пенсионеры и коммунистические активисты. В пути нас застал дефолт, и в Твери на митинге, толком не поняв еще, что случилось, я рассказывал всем, как власти нас ограбили. Это, собственно, оппозиционеру можно говорить всегда и в любой ситуации — не ошибешься.
В Бутове, в лесу на окраине Москвы, состоялась встреча всех колонн и нацболы из разных регионов радостно обнаружили, как нас много. Царила общая атмосфера воодушевления. Эдуард, правда, поскользнувшись в грязи, растянул сухожилия на ноге, и ему пришлось вскоре ехать домой. А мы пошли гулять по Москве с юным тогдашним главой столичного отделения Серегой Ермаковым и Женей Павленко и… всю ночь били иномарки состоятельных столичных жителей.
Вообще в тот период уличное хулиганство и прочий мелкий криминал составляли важную часть нашей жизни. Мы считали, что радикалам необходимо и радикальное поведение, а потому наряду с раскраской стен надписями «НБП» и «Капитализм — дерьмо» занимались и более опасными вещами. Этому нас обучил приятель Гребневых, нацбол Вадим по кличке Лось, ценитель авангардной музыки и литературы, ни дня в своей жизни не работавший и проживавший в коммуналке на Лесном проспекте, в доме, где квартировал в свое время будущий маршал Финляндии Густав Маннергейм.
Иногда мы уничтожали и закидывали краской рекламные щиты, особенно «идеологически вредные» — с каким-нибудь ковбоем Мальборо или кока-колой. Или устраивали соревнования, кто больше разобьет «буржуйских» тачек. Все это делалось под покровом ночи. Запасшись камнями, мы влетали во двор и били припаркованные там иномарки. В то время автомобиль для масс еще был роскошью, а не средством передвижения, бюджетных иномарок не было, а счастливых владельцев БМВ и «мерседесов», составлявших нашу цель, было немного. Иногда счет разбитым машинам шел на десятки за ночь. Однажды мы с трудом втроем, подняв тяжеленный мотор от лифта, закинули его в джип, и тот продавил там пол. Попадись мы за этим занятием — нас мог бы и убить какой-нибудь владелец авто в красном пиджаке с большим радиотелефоном в кармане.
Кстати сказать, такое едва не случилось с Дугиным в день его знакомства с Лимоновым. Покинув вечер, проводимый в газете «Завтра», пьяный Александр Гельевич стал пинать проезжавший мимо «мерседес», а когда оттуда вышел браток и наставил на него пистолет, заявил, что он — всемирно известный писатель Лимонов. «Лимонов — это я. Простите моего друга, он напился», — сказал подоспевший Эдуард. Браток сплюнул и уехал.
Постепенно, однако, Дугин остепенился и такого больше себе не позволял. Круг его интересов к концу 1990-х годов сместился в сторону религии, а именно — старообрядчества. Он ввел в моду среди обитателей бункера черные рубашки, стал приглашать туда проповедников из староверской среды. За этим занятием его однажды застал в бункере Лимонов и несколько встревожился. Вскоре Дугин потребовал от Эдуарда исключить из партии нескольких старых партийцев — обитателей бункера (Хорса, Охапкина, Локоткова), не разделявших его увлечения, ибо это «дурной человеческий материал». «Пиво-шахматы-гантели» — так характеризовал Александр Гельевич их увлечения.
Эдуард встал на сторону ребят, что вызвало серьезные брожения в нацбольской московской среде. Попытки примирить отцов-основателей кончились ничем, и в 1998 году Дугин партию покинул. Объективно говоря, это назревало давно. Из кружка интеллектуалов партия становилась более или менее массовой, появлялись во множестве региональные отделения, ее скелет обрастал плотью и мышцами. И хотя роль Александра Гельевича в формировании идеологии и мировоззрения НБП весьма велика, это уже была не его партия. В ней появились новые герои и активисты, которые не были людьми Дугина. Сам он мог сколько угодно называть это профанацией и говорить о негодном человеческом материале, но такова была объективная логика развития событий.
