Коко Шанель. Я сама — мода - Марли Мишель
— Может, и так, но мы позаботимся о том, чтобы оно стало главным скандалом сезона.
— Так-так, интересно… — Хосе задумался, пытаясь вспомнить что-то порочащее репутацию Этьена де Бомона. Меценат, известный своей щедростью, граф де Бомон был большим поклонником современного искусства. Он коллекционировал кубистические полотна Пабло Пикассо, Хуана Гриса и Жоржа Брака, что, безусловно, весьма положительно сказывалось на их финансовом положении. Кроме того, Сертов объ-единила с Бомоном и общая дружба с поэтом Жаном Кокто. Хосе не удалось припомнить ничего, что бросало бы тень на графа и его супругу Эдит и объясняло бы поведение Миси. Что на нее нашло? Богатый графский дворец в Семнадцатом округе прослыл центром культурной жизни Парижа, а Мися всегда была счастлива сознавать себя ее важной частью.
— Скажи, зачем нам это? Я имею в виду, зачем нам скандал?
— Этьен и Эдит не хотят внести Коко Шанель в список гостей. — Ее голос дрожал от гнева. Сама того не замечая, она сжала руку Хосе, лежащую у нее на плече. — Это неслыханно! И я позабочусь о том, чтобы наши друзья тоже не пошли на этот бал. Вся парижская богема останется дома, или — еще лучше — будет веселиться где-нибудь в другом месте. Пикассо и Кокто уже в курсе и полностью разделяют мое мнение.
— Вот как, настоящая интрига… Любопытно…
— Это не интрига — это объявление войны.
— Тебе не кажется, что это дело Бомонов — решать, кого они пригласят на свой бал, а кого — нет? Очень жаль, что они избегают Коко. Но — Dios mio! [16]— это же не повод объявлять им войну.
— А вот тут ты ошибаешься! — Она отпустила его руку и забарабанила пальцами по конверту. — Эдит Бомон заказывает свои костюмы у Коко, но при этом не хочет иметь с ней ничего общего. И Этьен не лучше. Что за спесь! Я в бешенстве.
Хосе обожал Мисю. И Коко он любил, потому что эта удивительная женщина была дорога его жене. Он с уважением отнесся к тому, что Мися поддерживает подругу, но искренне не понимал, к чему устраивать такую драму.
— Прошу тебя, успокойся. Коко все равно бы не пошла. Да, в последнее время ей явно лучше, но я сильно сомневаюсь, что она уже готова к вечеринкам с танцами.
— Ну конечно пошла бы! Вместе с нами она бы пошла, ты прекрасно это знаешь.
— Хорошо, допустим, — неохотно согласился он. — Давай не пойдем к Бомонам, раз ты так решила. Я не против. Но почему просто не отказаться от приглашения? Зачем демонстративно возвращать им карточку?
— Затем, что я хочу дать понять этим благородным господам, насколько они жалки. — Мися повернулась к нему, ее голубые глаза сверкали от гнева. — Они так ведут себя с Коко только потому, что жуткие снобы. Господина графа и госпожу графиню, видите ли, смущает ее незнатное происхождение. И ее мужчины. Бомоны считают, что она недостаточно изысканна для их круга. Подумать только! Да у Коко самые безупречные манеры из всех, кого я знаю. В общем, пора преподать этим господам урок.
Хосе был тронут самоотверженностью, с которой Мися защищала Коко. Он наклонился и поцеловал жену в губы.
— Это проблема всего общества, не только Бомонов. Происхождение Коко и ее жизненный путь — это то, что не мог игнорировать даже Артур Кэйпел, ты же знаешь. Боюсь, ее история еще не раз осложнит ей жизнь, увы.
— Коко мне как сестра, и я не могу мириться с тем, что к ней относятся без того уважения, которого она заслуживает! Поэтому мы и устроим скандал. И вдобавок я позабочусь о том, чтобы Эдит Бомон не получила ни капли той туалетной воды, которую Коко сделает для своих клиенток.
— Ну, хорошо, — Хосе с нежностью погладил ее по щеке.
— Франсуа Коти, между прочим, тоже незаконнорожденный, — продолжала Мися, не обращая внимания на супруга, — а весь мир относится к нему как к королю.
Хосе вздохнул, он был бы рад поскорее закончить этот неприятный разговор.
— Коти богатый и влиятельный мужчина.
— Коко говорила мне, что в этом году ее доход составит примерно десять миллионов франков. Она состоятельная и влиятельная женщина.
«Поскорей бы ей стать еще и уважаемой женщиной», — подумал Хосе про себя и, снова наклонившись к жене, закрыл ей рот долгим поцелуем.
Глава девятая
К удивлению Габриэль, от Франсуа Коти долго не было никаких вестей. Наконец, почти через месяц он позвонил ей по телефону.
— К сожалению, ничем не могу вас порадовать, мадемуазель Шанель, — сообщил он серьезным голосом, который показался ей в трубке громом небесным. — Мы перепробовали все средства. Нам удалось распознать несколько цветочных запахов, но главная составляющая по-прежнему остается для нас загадкой. По моему мнению, мы имеем дело с синтетическими молекулами, однако точный лабораторный анализ на основе одного лишь платка невозможен.
— А что такое «синтетические молекулы»? — спросила Габриэль.
— Это довольно сложная штука, поскольку речь идет об искусственных материалах, получаемых химическим путем. — Коти вздохнул, и она представила себе, как он в этот момент качает, головой на другом конце провода. — Возможно, я ошибаюсь. А может, и нет. Это довольно необычное явление — производство духов из синтетических материалов. Во всяком случае, слишком дорогое удовольствие. Впрочем, когда клиенты — члены царской семьи, затраты значения не имеют. С другой стороны, на мой взгляд, в период создания этой композиции специалисты еще не умели расщеплять молекулы. Как бы то ни было, одного лишь платка недостаточно. Наши опыты не дали ничего, что хотя бы отдаленно напоминало эту формулу.
Габриэль не подала вида, что его сообщение стало для нее страшным ударом. Ей хотелось кричать от разочарования, но она мягко произнесла:
— Благодарю вас за то, что вы приложили столько усилий для разгадки этой тайны. Я пришлю завтра своего шофера за платком.
— Можете в любое время пользоваться моей лабораторией, — сказал на прощание «король парфюмерии».
«Что ж, пусть хоть Дягилев порадуется, получив свою драгоценную реликвию назад!» — сердито подумала Габриэль. Он уже несколько раз спрашивал ее о платке. Очень деликатно и ненавязчиво, но она все же чувствовала себя виноватой, поскольку лишила его талисмана в такой ответственный для него момент — во время решающей стадии подготовки к премьере. Дягилев периодически присылал ей через Бориса Кохно приглашения на репетиции, но она до сих пор так и не собралась в театр.
Стоя на коленях с зажатыми во рту булавками и прикрепленной к браслету на руке подушечкой для иголок, драпируя платье на манекене и делая вид, будто погружена в работу, она внимательно слушала, как Кохно после сообщения об очередном приглашении как бы невзначай интересовался платком. Она продолжала втыкать булавки и в который раз уверяла его, что платок вскоре вернется к своему хозяину. Но чувство неловкости и стыда росло с каждым новым визитом юного секретаря. Русские очень суеверны, это она знала от Дмитрия. И потому старательно избегала Дягилева, изобретала все новые отговорки и, осыпав любезностями, отсылала Кохно ни с чем назад в отель «Крийон». Ее меценатство начиналось не самым лучшим образом. Не говоря уже о реализации идеи создания «О де Шанель».
И вот дягилевский «сувенир» оказался совершенно бесполезным. Когда она, закончив разговор с Коти, повесила трубку, ее взгляд случайно упал на столик-приставку под висевшим на стене телефоном. На раскрытом ежедневнике в черном кожаном переплете лежало несколько бумажек с записями, и из-под них выглядывал уголок письма с гербом отеля «Крийон». Хоть она и просила передать Дягилеву, что не может принять приглашение, но зачем-то записала место, дату и время званого ужина, который тот устраивал для своих друзей по случаю успешной подготовки премьеры «Весны священной». После печальных новостей от Коти этот ужин был прекрасным поводом вернуть владельцу его реликвию.
Габриэль решительно направилась к письменному столу, села и достала из ящика лист своей фирменной почтовой бумаги. Письмо, написанное ею Дягилеву, было кратким: у нее неожиданно изменились планы, и она охотно принимает его приглашение. О платке не было сказано ни слова. Она решила сделать ему приятный сюрприз.