Владислав Бахревский - Никон (сборник)
Лязгнула сталь о сталь. Сломался кинжал!
Кудеяр ударил кулаком наугад, но попал точно. Чье-то тело мягко сползло по стене на пол.
Кудеяр зажег свечу. На полу сидел Федька, рядом валялся сломанный кинжал.
– Не знал я, что ты кольчужку носишь, драгоман, – сказал Федька, отирая руками разбитое лицо.
– И я не знал, что помощник мой затеял убийство. Не привести ли мне сюда отца Паисия?
– Не надо. Он накажет меня за плохой удар.
Кудеяр подошел к иконам, закрывавшим стену, поднял руку для крестного знамения и вдруг быстро выхватил из-за образа Параскевы Пятницы саблю. Ту саблю, которую принес из тайника.
– Молись! Да живо!
– Погоди! Я знаю, где ты был с Руки Кренделями. Я его пытал перед смертью.
– Тем скорее надо убить тебя.
– Ты один не уйдешь отсюда. Я помогу тебе, но ты должен показать мне тайник… Мне надоело быть верным слугой. Служишь кровью, платят угрозами… Я возьму самую малость и уйду. Сгину!
Кудеяр спрятал саблю под рясу.
5Они вышли из келии. И сразу от стены отделилась тень.
– Здесь храм Господа нашего! – сказал Федька, и тень исчезла.
Вышли во двор. Прячась у стен, прокрались к книгохранилищу. Федька открыл его.
– Почему у тебя такая власть в монастыре?
– Я – руки Паисия.
– Почему же ты не знаешь секретов тайника?
– Но я только руки!
Кудеяр указал на стол.
– Поверни крышку направо.
Федька посмотрел недоверчиво, но приказ выполнил. Тайник открылся.
– Пошли! – пригласил Кудеяр жестом руки, как радушный хозяин. – Здесь в сундуках не золото. Здесь книги, за которые патриарх Никон преследует врагов своих.
Наклонился над сундуком, а в следующий миг ему пришлось прыгнуть через голову. Клинок со свистом чиркнул по спине, рассекая рясу и отскочив от кольчуги.
Кудеяр выхватил свою саблю из-под рясы.
– Ты за старое?
Федька сделал выпад, пытаясь достать Кудеяра саблей.
– Предателей надо бить, как мышей! – Кудеяр прыгнул на сундук, сабли скрестились.
Федька сражался молча, ловко и яростно. Но Кудеяр был сильнее, Они обменивались ударами, звону – на весь тайник. И вдруг Кудеяр сделал неудачный выпад и открылся. Федька, забыв про кольчугу противника, хлестко, будто бичом, стеганул Кудеяра по груди. Сабля отскочила, и в тот же миг Кудеяр рубанул. Федька закрылся плечом. И плечо было разрублено.
– Почему ты хотел меня убить?
– Я не люблю делиться добычей.
– Но я не показал тебе тайника с деньгами и драгоценностями!
– Но я не знал, что есть еще один тайник!
– Я тебе его покажу.
И Кудеяр поднял саблю. Федька все еще защищался. Кудеяр загнал его в угол, к большому сундуку и нанес удар по голове. Федька упал.
– Каюсь, что был врагом твоим, – прошептал он, умирая, – прости мне грехи мои и мое коварство. Я был слуга!..
И Кудеяру стало жалко умирающего. Он склонился над ним, а Федька вдруг поднял саблю, но не удержал ее.
– И в смерти лгал!
Пора было подумать о себе. Но что это? По лестнице книгохранилища топот сапог. Скрыться в следующий тайник? Поздно. И тут только Кудеяр увидел, что потолок тайника обтянут сетью. Зачем? Некогда гадать – в тайник ворвалось десять вооруженных людей. Это были не монахи. Кудеяр прижался спиной к стене, поднял саблю.
В тайник вошел Паисий.
– Не надо крови, – сказал он, – сдавайся!
– Я умру в бою.
– Мне жаль тебя.
Паисий дернул за кольцо в стене, и рыбацкая сеть упала на Кудеяра.
Так вот она для чего!
6Кудеяр сидел на цепи. Утомленный боем, он заснул, но его не оставили в покое. Пришел Паисий с незнакомцем.
– Кто ты? – спросил незнакомец Кудеяра. – Ты выдаешь себя за Нифона Саккаса, но я сам давал ученому монаху подорожную грамоту.
Кудеяр молчал. Незнакомец замахнулся плетью, но Паисий удержал его.
– Не чини расправу на моих глазах. И не делай мучеником самозванца в дни, когда терновый венец принял Иисус Христос.
Часть 11
Петр-сеятель
Глава 1
Торжественно и тревожно было в Можарах в ночь с субботы на воскресенье. Мытарства сроднили можарцев, и теперь, придя в церковь, мужики все перемигивались да переглядывались. Анютина весть о набеге Шишки не испугала Петра-сеятеля. Обошел он все дворы, поговорил с мужиками, и решили мужики не поддаваться разбойнику. Топоры да косы наточили, поклялись друг другу до смерти стоять.
Пришел в церковь и Вася Дубовая Голова. Службу стоял в задних рядах. Тут и услыхал плач. Плакала горемычная Федора, вдова убитого Шишкой мужика Никиты.
Спросил Вася Анюту:
– Что она плачет?
– Как же ей не плакать? Полна хата детей малых, а еды небось никакой. У всех праздник, а Федоре разговеться нечем.
– Где изба ее?
– Возле колодца, вестимо! – удивилась Васиным вопросам Анюта. – Я уже говорила про нее Петру, обещал просить мир, чтоб хлебом поле ее засеяли.
Говорила Анюта шепотом, глядя перед собой, а покосилась на Васю – Васи-то и нет.
2Емельян в этом году разговлялся как барин. Жег свечи – у других-то лучина. Пирогов разных испекли две дюжины. Выставили жареных индеек, соленья, настойки, потроха, студень. И конечно, крашеные яйца, пасху и такой кулич – десяти дворам не съесть.
Жена Емельяна сказала молитву. И все пошли целоваться друг с другом. За столом были девицы, теперь уже невесты, хозяин с хозяйкой, главные мастера гончарного дела.
Обиды были прощены. Верилось – начинается жизнь заново: без злого сердца, без обмана, без рукоприкладства.
Поцеловались, сели за стол, съели по кусочку освященного кулича. И тут дверь в горницу отворилась и вошел Вася Дубовая Голова.
– Христос воскресе! – сказал он сидящим.
– Воистину воскрес! – ответил Емельян, вглядываясь в лицо незваного гостя. – Чего тебе, Петра-сеятеля работник?
– А вот его! – и Вася указал на стол.
Емельян мигнул мастерам, но Вася подошел к столу, огромному, дубовому, и поднял его. Поднял и поставил.
– Ох! – сказала Емельянова жена, и наступила та самая тишина, которую называют гробовой.
– Мне нужна еда и свечи! – пояснил Вася. – А больше ничего.
– Принесите свечей! – попросила хозяйка.
А Вася уже связывал узлом скатерть со всем, что стояло на ней, Завалил узел за спину и сказал на прощанье:
– И не бегайте за мной! А то Кудеяру пожалуюсь. Я не Петру служу, а Кудеяру.
3Федора мимо избы своей прошла. Поглядела на окошко яркое – и дальше. А потом опамятовалась, влетела в избу – не пожар ли? – а там пир горой. Свечи горят, скатерть на столе, и еды видимо-невидимо, Покатились у Федоры слезы пуще прежнего: от испуга, от радости – не поймешь.
А Вася усадил ее за стол, поставил перед ней индейку, дал в руки яичко красное и говорит:
