Сергей Семанов - Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.
Почему же? А потому, что никаких «потемкинских деревень» не существовало, были действительно нарождавшиеся поселки и городки, дороги и причалы, стремительно возраставшие. Просто-напросто французская разведка, действовавшая с присущим ей изяществом в таких делах, придумала эту версию для турок: саксонского дипломата поднаучили, через подставных лиц подсунули эти вести в газеты и… Турки попались. Что ж, надо быть осмотрительнее в политике!
— Тятя, а кто такой был светлейший князь Потемкин? — расспрашивал далее Степан своего немногословного отца.
Тут суровый николаевский солдат посветлел лицом, взгляд его оживился, голос окреп:
— Это, сынок, был великий русский воин и преданный слуга престола. Наш край именно он оживил, избавил его от набегов басурман, мы с тобой здесь по его милости живем, бед не ведаем. По младости довелось мне служить со стариками, которые под ним воевали, так чтили они князя свято: каждый год 5 октября, в день Святого преподобного Григория в складчину поминальную службу заказывали.
— А почему поминальную? — любопытствовал мальчик.
— А потому, что скончался светлейший точно в день небесного своего угодника в году одна тысяча семьсот девяносто первом от Рождества Христова. Знать, угоден был боярин Господу, ежели призвал его к себе в день нареченного угодника.
Осип Федорович замолчал и посуровел лицом, давая понять, что разговор окончен…
* * * Из дневника Макарова Вадима Степановича (гардемарин Морского корпуса, девятнадцать лет от роду).Сегодня мы закончили морскую практику на новейшем броненосном крейсере «Рюрик». На два часа назначен был торжественный обед в кают-компании. Пригласили всех нас гардемарин, но, к несчастью, кроме одного: фон В. вчера на берегу загулял, отправился, мерзавец, в публичный дом (их в Ревеле полно), опоздал, явился к тому же подшофе да еще надерзил вахтенному офицеру. Итог — трое суток строгого. Ему пойдет на пользу, а нам всем испортил настроение. Все, в том числе и командир крейсера, волновались, посетит ли корабль вице-адмирал Эссен. Он обещал, но нетвердо. В 2.30 старший офицер уже приказал было идти обедать, но тут как раз крикнул вахтенный матрос с марса, что адмиральский катер приближается. Тут же прозвучал сигнал «строиться», мы стали в одной шеренге с офицерами.
Катер лихо развернулся и точно стал у трапа. Как прилип. Потом мичман Д. рассказывал, что адмирал — лихой моряк, поэтому не только офицеров, но и унтер-офицеров подбирает к себе из числа самых лихих. На флоте его все обожают. Вице-адмирала я видел впервые. До чего хорош, без команды хочется стать «смирно»! Высок, плечист, борода густая, красиво подстриженная и без седины (хотя ему ровно полсотни лет будет в этом году, как раз к Рождеству). Строен, движется, как танцор Мариинского театра. А ведь он — начальник морских сил Балтийского флота («наморси», говорят на нынешнем телеграфном языке). Не шутка!
В кают-компании было тесно, для нас стол удлинили, а для адмирала, его флаг-капитана, командира и старших офицеров поставили особый стол поперек основного, все они сидели лицом к нам. В центре, естественно, Николай Оттович. Он встал, поднял тост за Государя, за веру Православную, за Россию и военных моряков, ее защищающих. Все встали, разом выпили из серебряных стаканчиков. Я тоже — первый раз в жизни. Какая гадость эта водка! Я чуть не поперхнулся. С трудом подавил кашель. Гардемарин С. заметил это, быстро налил мне в оловянную кружку холодного морса. Хороший он товарищ. Я выпил залпом, неприятное ощущение прошло.
Было провозглашено еще несколько тостов, командир, старший офицер, флагмех дивизии, прибывший вместе с адмиралом. Я уже больше ничего не пил, только поднимал стаканчик вместе со всеми. Он был полон, но не доверху, так наливают опытные вестовые в кают-компаниях, старшие объясняли, в море наливать по полной нельзя, можно пролить, а это плохая примета. Почему-то я очень волновался, почти ничего не ел, хотя старался этого не показывать.
Обед шел, в общем, почти так же, как обычно, когда в кают-компании собираются все свободные от вахты офицеры. Длился он не более часа. Я сидел в дальнем конце стола и разговоров адмирала со старшими офицерами не слышал. Подали мороженое. Через несколько минут адмирал поднялся. Все тотчас тоже встали. Адмирал поблагодарил старшего офицера крейсера за обед, велел позвать повара. Тот подлетел буквально через минуту, сильно запыхавшийся, очевидно, прыгал вверх из камбуза через три ступеньки. Адмирал поблагодарил его, а потом и вестовых. Говорили потом, что такого не слыхивали. Я сам видел, как у вестовых глаза горели от восторга. Затем адмирал, сопровождаемый командиром, двинулся к двери. Мы, гардемарины, застыли. И вдруг командир обратился к начальнику нашей практики кавторангу Новикову: «Благоволите тотчас послать гардемарина Макарова в адмиральскую каюту».
Я посмотрел на кавторанга в совершенном расстройстве. Он ободряюще сказал: «Не волнуйтесь, адмирал — сослуживец вашего отца, он, видимо, хочет о чем-то поговорить с вами». Я тут же пошел на ют, где под самым кормовым флагом адмиральская каюта, ни разу мне здесь не приходилось даже близко проходить. Помню, у самой двери я оправил форменку и ремень, потом постучал. Раздалось «войдите», и я открыл дверь. Адмирал, к моему удивлению, в каюте оказался один, даже его флаг-капитан отсутствовал.
Непринужденно улыбаясь, он поднялся, сделал шаг мне навстречу. Подал руку, предложил сесть, указав на кресло около стола. Сам опустился в кресло напротив, как равный. Задал мне несколько пустяковых вопросов о Морском корпусе и его воспитателях (я знал, что он его окончил тридцать лет назад). Потом вспомнил какие-то смешные мелочи из своей гардемаринской жизни.
Взял со стола коробку с сигарами, любезно протянул мне, никак не отнесся к моему отказу, не спеша выбрал сигару, раскурил ее, тоже не торопясь. Возникла естественная пауза. Потом он откинулся на спинку кресла, затянулся раз, потом другой и начал говорить, перейдя на «ты». Я слушал, не сделав ни единого движения. Говорил он негромко, в тоне совершенно светской беседы. Вот его речь от слова до слова:
«Вадим, ты, конечно, слышал, что я был верным сподвижником твоего отца. Мы с ним начали служить еще на Средиземном море, а закончили в Артуре, это ты тоже знаешь. Отец твой был выдающийся русский моряк и флотоводец, это еще при его жизни все понимали. Представь себе, хоть это нелегко сделать, что отец был еще и великим государственным деятелем России. Да, да. Это понимали немногие из его друзей, но хорошо понимали зато все враги России. Учти, у нас их много, а самые опасные, которые сидят в Петербурге. Они-то и погубили твоего отца в конце концов. Они, а не адмирал Того с его минерами. Не говори об этом лишнего, но запомни крепко».
