Сергей Семанов - Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.
…Глядя на близкую — и такую далекую — акваторию, что плескалась у борта, Макаров вдруг увидел себя юным Степой. У другой акватории — Южного Буга.
В центре богоспасаемого града Николаева, что на реке Южный Буг, высится храм того же православного святителя, в честь коего наречен и сам град сей.
Никола угодник был самым почитаемым святителем на Руси, начиная еще со времен киевских. Святитель Николай Мирликийский жил в VII веке и был епископом в городе, называемом тогда Миры, а провинция именовалась Ликия (теперь это средиземноморская Турция, где курорты Анталии, так хорошо знакомые множеству российских граждан). Святой Николай отличался не только безупречной жизнью христианской, но был воителем православной церкви, сурово обличая ереси, которые в ту пору во множестве клубились в Византии. В православных святцах значится восемь святителей, носящих имя Николай, но Мирликийский — любимейший из них в православной России.
Более того, святой угодник издавна считался покровителем всех плавающих и путешествующих, а потому, естественно, и всех моряков. Вот почему во множестве приморских городов закладывались в честь него храмы — от Архангельска до Севастополя, от Кронштадта до Владивостока.
…30 декабря 1848 года священник Николаевской церкви отец Александр — русоволосый, высокий, молодых лет — совершал обряд крещения над новорожденным младенцем Степаном, которому исполнилось-то всего три денечка. Родители его — Осип Федорович, прапорщик береговой флотской службы, и Елизавета Андреевна, как положено в подобных случаях, стояли чуть в стороне от купели. Крестный отец был весьма солиден (к этому родители всегда стремились) — капитан первого ранга Юхарин, сам начальник Николаевского порта, правая рука самого херсонского губернатора (попутно: Николаев входил тогда в состав этой губернии, а центром ее считался Херсон, потом возникла Николаевская область, роли обоих городов решительно поменялись, отчего у жителей их существует по сей день полушутливая «вражда», как между москвичами и петербуржцами).
Отец Александр окропил младенца святой водою:
— Крещение принимает раб Божий Степан, да царствует Господь и расточатся врази Его!
Обойдя вместе с восприемниками купель, каперанг Юхарин при этом нес на руках переставшего кричать младенца, отец Александр возгласил на весь храм:
— Именем Господа нашего Иисуса Христа нарекаю младенца святым именем апостола Стефана!
Предки наши придавали именам людским громадное значение, так повелось с древних седин, и лишь с началом века двадцатого почти утратили эту традицию. Для всякого православного мирянина было неписаным, но строжайше исполняемым правилом, что младенцу следует присваивать имя того святого угодника, чье празднование приходится на день его рождения. Поминание Святого апостола Стефана, сподвижника самого Иисуса Христа в дни его земного пребывания, приходится на 27 декабря. Отсюда возникло имя будущего адмирала.
Из этого одного явствует, что родители его были люди крепкой веры, как говорили тогда — богобоязненные. Они строго блюли обычаи православной веры.
…А шестьдесят лет тому назад, 6 декабря 1788 года, русские войска штурмом взяли турецкую крепость Очаков — твердыню Оттоманской империи на северном берегу Черного моря. Этому успеху предшествовала и предопределила его блистательная виктория генерал-аншефа (тогда еще не генералиссимуса) Суворова под Кинбурном. Суворов же поставил победную точку в войне, взяв Измаил. Отныне весь край между Бугом и Днестром вошел в российские пределы. Вошел навеки.
Неспешно и тихо Южный Буг нес свои незамутненные воды в Черное море. Ни корабля, ни рыбацкой лодки… Столетиями пустынны были благодатные те берега. Лишь изредка проносились окрест разбойничьи отряды крымских татар, вспугивая степных сусликов и дроф.
И вот однажды на высоком безлесном холме, возле которого Ингул вливается в широкий Буг, появились белые палатки, к берегу приткнулись баркасы, запылали костры, раздался частый стук топоров. Солдаты в бело-зеленых мундирах копали траншеи, ставили частокол укрепления. Как-то в жаркий июньский полдень к лагерю стремительно подлетела небольшая кавалькада: офицер в запыленном мундире и двое казаков с пиками.
— Где полковник? — хрипло спросил офицер, не слезая с коня.
Ему указали на палатку в центре лагеря. Офицер соскочил с седла, оправил мундир. Из палатки вышел высокий худощавый человек, очень моложавый на вид. Офицер приложил два пальца к треуголке и доложил:
— Депеша его светлости.
Моложавый полковник взял пакет, сломал сургучную печать и вынул плотный лист веленевой бумаги. На листе было несколько строк, жирно написанных гусиным пером:
«Ордер господину полковнику Фалееву.
Предписываю вам заготовить на Ингуле эллинги для построения по апробованному рисунку двух кораблей пятидесятишестипушечных.
Князь Потемкин-Таврический 21 июля 1788 года. Лагерь под Очаковом».Личность необычайно яркая, Потемкин соединял в себе все контрасты своего блестящего и жестокого века. В нем причудливо сочетались смелость и широта деяний с мелочным интриганством, великодушие — с вероломством, личная отвага — с завистью. То был одаренный правитель и свирепый крепостник, преданный долгу солдат и ловкий царедворец. Он помогал великому Суворову, и он же мешал ему. Таков был человек, с чьим именем связано присоединение к России богатейших земель Причерноморья. Земли эти после долгой борьбы были возвращены родине из-под власти турецко-татарских пашей и ханов, хищные шайки которых столетиями заливали кровью русскую землю.
Застучали топоры на Ингуле. Строительство нового порта возглавлял талантливый инженер Михаил Леонтьевич Фалеев. Вскоре зеленые берега побелели от стружек. А на стапеле уже возвышался остов корабля. Поселок рос стремительно: дома, землянки, мазанки, шалаши, палатки множились с каждым днем. У маленького городка было уже все, кроме имени. И вот:
«Ордер господину статскому советнику, кавалеру Фалееву.
Федорову дачу именовать Спасское, а Витошу — Богоявленское, нововозводимую верфь на Ингуле — город Николаев…
Князь Потемкин-Таврический. Августа 27 дня 1789 года. Лагерь при Дубоссарах».Итак, «нововозводимая верфь» получила наконец имя. Избрано оно было не случайно: турецкая твердыня Очаков, прикрывавшая вход в Бугский лиман, была взята 6 декабря — в день Святого Николая (архиепископа Мир Ликийских, или «Николы зимнего», как говорили и говорят в народе). Родина Макарова, стало быть, ведет свою городскую генеалогию от блистательных русских побед. А ровно через год город подарил Черному морю свое первое детище — первое среди бесчисленного последующего потомства: 25 августа 1790 года с Николаевской верфи был спущен на воду пятидесятишестипушечный военный корабль. Название он получил, так сказать, «традиционное»: «Святой Николай». С тех пор «нововозведенная» в 1788 году верфь на реке Ингул стала главной кузницей нашего Черноморского флота.
