Сергей Семанов - Тайна гибели адмирала Макарова. Новые страницы русско-японской войны 1904-1905 гг.
(Николай Оттович говорил очень спокойно и ровно, однако сигара у него почему-то погасла, он повертел ее пальцами, хотел, видимо, зажечь вновь, но бросил в пепельницу и раскурил другую).
«Я рад, мы все, сослуживцы и ученики адмирала, рады, что его единственный сын и наследник идет по стопам отца. Я ведь за тобой слежу издали, с марса, так сказать (он широко улыбнулся). Я тобой доволен, отзывы о твоей службе хорошие (тут я позволил себе поклониться). Молодец. И знаешь, чем силен был твой отец? Храбростью, самоотверженностью? Ну, русского моряка этим не удивишь, мы флага не спускаем. Подлец Небогатов подвел нас в Цусиме, так и сидит в крепости, государь сохранил ему жизнь, а жаль, будь моя воля, приказал бы тотчас повесить его на рее (адмирал стукнул левым кулаком о стол, очень сильно и звонко). Думаешь, отец был талантлив, в этом дело? Да русский народ вообще невероятно талантлив, оглянись лишь вокруг. Так вот, главное, что Степан Осипович, царство ему небесное, имел упорство в достижении цели. Запомни же на всю жизнь (адмирал повторил по слогам): упорство в достижении цели. Вот главное, вот в чем ты обязан подражать отцу».
(Здесь он прервался, в дверь кто-то вошел, но я не обернулся; ни слова произнесено не было, адмирал лишь вынул часы из жилетного кармана, взглянул на них и сделал успокаивающий жест рукой).
«Теперь вот еще одно важное дело. Вадим, ты уже взрослый мужчина, к тому же моряк и воин. Говорю с тобой именно в таком качестве. Твой отец был великим сыном России, поэтому будущим сынам ее следует знать о нем. Знать все. Все, ты это запомни. Как тебе известно, многое из наследия Степана Осиповича уже опубликовано, в особенности о турецкой и японских войнах. Ну, о Ледовитом океане он сам, слава Богу, успел напечатать. Мы знаем, что и многое иное готовится для печати. Но дело вот в чем, ради этого я тебя и пригласил. Отец твой всю жизнь вел дневник, заносил туда свои наблюдения и мысли, оценки людей и событий. Никто их не читал, ибо никому он их не показывал. Мы все только догадываться можем, какие бесценные сокровища для русской истории там собраны. Учти также, говорю тебе прямо, что враги России знают о том не хуже нас. Понимаешь? Теперь все бумаги твоего отца хранятся у вас в доме. Скажу тебе прямо… (далее несколько строк зачеркнуты).
<…> Сегодня 27 октября, мамины именины. Как всегда, я утром зашел в ее комнату с поздравлениями. Она была вроде бы в хорошем настроении, что случается с ней крайне редко теперь. И я решился. Спросил ее, не могу ли я помочь ей в разборке отцовского архива. Она резко вскинула голову, стала говорить громко и в отрывистых словах, что она знает, что с бумагами этими делать, что понимает в этом не хуже меня и т. д. Когда мама раздражена, лучше с ней не спорить, а перечить ей вообще невозможно. Она, по своему печальному для всех нас обычаю, говорила еще очень долго, я дождался, когда она закончит, а потом попросил разрешения идти в Корпус и откланялся.
Вечером мама позвала меня сама. Она сидела за своим туалетным столиком, он большой, на этот раз там лежало несколько папок, на обложках — „Дело №…“. Спокойно и даже доброжелательно мама сказала, что все эти материалы лежали в письменном столе „адмирала Макарова“ (так она почему-то выразилась), потом она их взяла и хранила у себя, прикасаться к ним у нее не было сил. Теперь она к этому приступит. Она поблагодарила меня, что я об этом ей напомнил, и даже попросила прощения, что утром говорила со мной резко. Я был растроган до слез. Я стал перед ней на колени, целовал ей руки и говорил, как я ее люблю. Она заплакала».
* * * 2(15) февраля 1904 года, два часа пополудни. Берлин, центральная улица германской столицы Унтер-ден-Линден (по-русски — Под липами). Биргалле (по-русски — пивной зал) «Веселый Ганс».В пивной по-немецки чисто и малолюдно. За столиком сидит высокий, грузный мужчина средних лет, дорого и по моде одетый. Лицом похож на актера Армена Джигарханяна в роли сугубо злодея. И верно: по-русски говоря, рожа кирпича просит. Перед ним сидит мелкий человечек в мешковатой помятой одежде, у ног большой саквояж, типичный по виду коммивояжер: этим распространенным тогда французским выражением назывались разъездные торговые агенты.
Разговор — негромкий, но быстрый — шел вроде бы на немецком языке, но природный немец такого языка бы не понял. Двое посетителей биргалле говорили на идиш, жаргоне восточноевропейских евреев, то есть на переиначенном немецком. Нетрудно было заметить, что простоватый с виду «коммивояжер» ничуть не стеснялся своего лощеного собеседника.
Высокий говорил, как будто зачитывал инструкцию:
— Ровно через неделю в это же время в Петербурге вы зайдете в ресторан «Аквариум», что на Каменноостровском проспекте, знаете такой?
Мелкий небрежно моргнул рыжими ресницами.
— За столиком слева будет ждать вас одиноко сидящий человек лет двадцати пяти, выше среднего роста, лицо худое, одет элегантно. Кстати, вы не намерены сменить свой костюм на нечто более привлекательное?
Мелкий даже не моргнул, но карие глаза его выразили нескрываемую скуку. Высокий как бы не заметил невоспитанности и так же ровно продолжал:
— «Борис Викторович, вы позволите к вам присесть?» — скажете вы. Он ответит: «Рад вас встретить». Это пароль. После того доверьтесь своему новому другу, а он сведет вас с нужными нам людьми. С ними действуйте уже самостоятельно, решайте все вопросы сами, цель вам ясна.
— Да, цель ясна, как ясно и то, что я буду работать в России, да еще во время войны, а не пить пиво на Унтер-ден-Линден.
— Каждый исполняет свою работу, вы же не знаете о моей, к чему это соревнование в геройстве.
— Никакое это не соревнование, а просто разность задач. Короче — нужны деньги.
— Вам их выдали.
— Но это марки, а мне нужны еще и рубли.
— Поменяйте, на этой улице полно банков.
— А я не знаю? Во-первых, обмен большой суммы иностранными гражданами всегда заметен и подозрителен, а во-вторых — этого не хватит.
Высокий спокойно отхлебнул из своей кружки.
— Вы сами назвали сумму.
Мелкий живо возразил:
— Да, но не зная всех подробностей и всей сложности будущего гешефта. После того, что я услышал от вас, сделка требует переоценки. Это не торг, а условие.
Высокий раздумывал не более минуты.
— Гут гезахт (хорошо сказано). Я сейчас же выпишу вам чек на берлинское отделение американского банка «Кун, Леб энд компани».
— Почему не на немецкий? — развел руками мелкий. — Это может затруднить дело.
— Это облегчит дело, а почему — не ваши вопросы.
…Через четверть часа высокий, модный мужчина расплатился с пожилым кельнером и вышел. Светило холодное зимнее солнце. Опираясь на толстую трость с набалдашником из слоновой кости в виде головы Мефистофеля, высокий неспешно последовал по улице. Казалось, он просто фланирует, как обычный богатый бездельник. Но нет, он шел в определенное место и к определенному времени, а именно к трем часам в посольство императора Японии при императоре германском.
