Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп

Какова бы ни была их важность, фискальные проблемы были не единственными. Подданные Карла VII требовали не только максимально низких и справедливых налогов в соответствии с налоговыми возможностями каждого человека. В зависимости от обстоятельств, они также хотели принятия конкретных мер по либерализации торговли, приводили доводы в пользу протекционизма, когда речь шла о защите местных производителей от конкурентов и лучшему обеспечению населения продовольствием. Стабильные, хоть и не обязательно сильные деньги, также были постоянным требованием как купцов, так и земельных рантье, поскольку выплаты, причитающиеся последним, традиционно выражались в расчетных деньгах. С этой точки зрения, после катастрофического начала (золотой экю, который в марте 1419 года по закону стоил 30 турских су, в январе 1422 года вырос до 14 турских ливров, или 280 су), а затем взлетов и падений между 1422 и 1436 годами (в течение этого 14-летнего периода расчетные деньги достигли своего низшего уровня именно в июне 1429 года), с 1436 года наметился возврат к сильным деньгам, сопровождавшийся незначительными девальвациями [813].

Карл VII регулярно занимался вопросами экономики, подтверждал уставы тех или иных торговых гильдий (от булочников Дюн-ле-Руа до булочников Ле-Пюи и Бордо, от суконщиков Руана и Сен-Ло до сапожников Понтуаза), поощрял развитие речной торговли (в частности по реке Эр), гарантировал законность деятельность ассоциации "купцов, торгующих вдоль реки Луара", временно освобождал от налогов иностранных купцов, поселившихся в королевстве, и, прежде всего, воссоздавал и учреждал новые ярмарки. Так относительно ярмарки Lendit  15 апреля 1444 года был издан специальный королевский акт напоминавший о ее важности, и что когда-то ее "посещали купцы из всех регионов и стран". Восстановление этой ярмарки было бы "очень выгодно для короля, его городов Парижа и Сен-Дени, окружающих земель и вообще для всего королевства". Но тогда еще оставалась опасность английских набегов из Нормандии. "А поскольку павильоны, предназначенные для размещения купцов, которые приедут туда со своими товарами, полностью разрушены и лежат в руинах", король, одновременно с решением о временном освобождении от налогов на аренду этих павильонов, разрешил проводить ярмарку внутри стен города Сен-Дени.

О том, что Карл VII, интересовался вопросами экономики, особенно если они имели политические последствия, можно судить по меморандуму о ситуации в Бордо, написанному для него Регно Жераром из Ла-Рошели, которому король неоднократно поручал различные миссии, включая доставку из Шотландии первой жены Дофина Людовика. В этом меморандуме, датируемом, вероятно, 1453–1454 годами, внимание Карла VII было обращено на то, что если город сохранит верность и откажется от своих англофильских настроений, то его можно будет поощрить возобновлением торговли с Англией, которая могла экспортировать шерсть и тонкие сукна, свинец, олово и уголь, но, прежде всего, импортировать за большие деньги знаменитые гасконские вина. Это ежегодно приносило бы в казну до 100.000 золотых ноблей (200.000 экю): "И стало бы большой выгодой для короля и его королевства" [814]. Этот меморандум является проявлением возрождения интереса французов середины XV века к экономическим вопросам. Хотя он стал более выраженным только в последствии, достаточно вспомнить конфликты из-за Лионских ярмарок, в начале царствования Карла VIII, которые привели к нескольким делам, в которых каждая из тяжущихся сторон представила свои аргументы и ожидала королевского решения. В 1941 году был опубликован обширный и очень эрудированный труд, посвященный экономической политике Людовика XI [815], но даже если работа на эту тему, относящаяся к царствованию его отца, могла бы выглядеть не более чем брошюрой, факт остается фактом ― именно тогда начался прогресс французской экономики, символом которой стал Жак Кёр.

Но о том, чтобы Карл VII делал в экономику королевства какие-либо инвестиции, для содействия ее восстановлению, не было и речи. Прежде всего, от короля ожидалось, что он будет принимать для общего блага исключительно административные меры, а частные инициативы оставит на волю случая. Исключением были крупные субсидии, предоставленные королем производителям доспехов и оружия, особенно итальянцам, которые с 1449 года обосновались в Туре и Бурже. К моменту его смерти, похоже, что в конкурентной борьбе победил первый из этих двух городов, и таким образом Тур не только стал "главным рынком импортных доспехов" из Ломбардии, но и располагал целым "промышленным комплексом" с многочисленными мастерскими, кузницами и фабриками. В 1462 году итальянец Бальзарини да Треццо, который некоторое время вел дела с Жаком Кёром, сотрудничал с 22-я компаньона, большинство из которых были французами [816]. У королевской власти середины XV века не было иного выбора, кроме как взять на себя управление этим важным городом.

Французское королевство середины XV века не было образцом благосостояния, предпринимательства и образования, разве что в гомеопатических дозах, с целью укрепления своего доброго имени. Карлу VII, как благосклонному покровителю или даже отцу народа, подобало раздавать милостыню, чутко реагировать на нужды купечества, следить за надлежащим функционированием университетов и позволять духовенству выполнять свою задачу. Давайте еще раз обратимся к Анри Боде: "Куда бы король не отправлялся, с ним рядом всегда находился Великий раздатчик милостыни [817], по распоряжению которого  портные и сапожники снабжали одеждой и обувью всех бедняков [818]. Он же раздавал деньги бедным девушкам на замужество, на ремонт больниц и церквей, а также на обеспечение их необходимой утварью" [819].

Жан Жувенель дез Юрсен, родившийся в 1388 году в процветающей семье, юрист по образованию, с 1433 года стал епископом-графом Бове и пэром Франции, после того как в 1418–1432 годах занимал должность королевского адвоката в Парламенте Пуатье. Этот консервативный церковник и преданный королю человек, обладал высоким уровнем культуры и реальным опытом управления. В 1433 году, ассамблея Генеральных Штатов должна была состояться в Блуа, чтобы одобрить предоставление королю очередной субсидии и "рассмотреть очень жалкое и плачевное состояние этого королевства, которое, как известно, разрушено и обезлюдело из-за отсутствия порядка и надлежащего управления". Воспользовавшись случаем, епископ Бове написал послание, которое в итоге по неизвестной причине так и не было отправлено. В нем содержится не только мрачный диагноз духовного и мирского состояния королевства, но также и предписание, адресованное каждому из трех сословий. По мнению Жана Жувенеля, первой обязанностью всего политического тела государства, является почтение к королю, душе и "отцу всего общества, господину и повелителю всех людей и благ", поскольку все в этом королевстве связано с ним верой и почтением, и поэтому ему следует оказывать "помощь и поддержку". Что касается клириков, то их первейшая обязанность — молиться "за благополучие этого королевства", ибо оно "подобно истерзанному ветром кораблю в бурном море". Но одних молитв недостаточно и клирики обязаны предоставлять королю деньги, как своего рода безвозмездный подарок. Ведь, вопреки тому, что говорят, у многих из них все еще есть значительные ресурсы. Со своей стороны "принцы, герцоги, графы, дворяне, рыцарям и оруженосцы" должны, поскольку это является их "предназначением", посвящать себя "делу короля и общественному благу". Не все дворяне разорены, есть и такие, кто имеет достаточный доход, чтобы жить, ничего не требуя у короля или его подданных. Короче говоря, от дворян ожидалась военная служба за свой счет, поскольку на карту была поставлена их честь и "восстановление королевства Франции", и это принесло бы им спасение души и "великую славу в этом мире". При этом тех, у кого ничего нет следует "поддерживать" в жизнеспособном состоянии. Но и жители добрых городов, имеющие различные привилегии, должны помогать королю ничего не жалея.